ПРАЗДНИК
Праздник
Особый момент, часто заранее вписанный в календарь в память о другом, который принято отмечать; первоначально – повод к благоговению, затем – к радостному времяпрепровождению. В наше время последний повод все заметнее вытесняет первый. Вот почему наши праздники бывают немного грустными или как будто вынужденными, особенно без помощи алкоголя. «Праздник – разрешенное, даже требуемое излишество», – пишет Фрейд («Тотем и табу», IV, 5). Но что может быть тягостнее предписанного излишества? Что может быть более унылым, чем запрограммированная радость? К счастью, во время праздника мы об этом забываем! К тому же праздник дает нам возможность встретиться с друзьями, поскольку одной дружбы и случая для таких встреч мало.
Источник: Философский словарь.
ПРАЗДНИК
главное мифологизированное действо, ритуал (ср. Обряды и мифы), наделяемое особой сакральностью (ср. рус. святки — от «святой» и т. п.) в противоположность обыденному, профанному времени.
Как правило, воспроизводил события времен первотворения — ср. инсценировки «времени сновидений» (альчера) во время празднования инициации у австралийцев, римские сатурналии — воспроизведение «золотого века» эпохи Сатурна, когда хозяева и слуги (рабы) менялись местами, избирался карнавальный царь и т. п.
Праздники приурочивались к началу различных календарных циклов (ср. календарные мифы), прежде всего — к Новому году, началу весны (ср. бога Тхачъямин у мьянма, русскую масленицу, европейский карнавал), что соответствовало праздничной символике обновления мира — повторного (ритуализованного) творения космоса из хаоса.
Поэтому праздничное действо включало драматизированное вторжение сил хаоса, разрушения и смерти в мир людей, однако вторжение это имело амбивалентный, возрождающий аспект: ср. ряженых с фаллическими атрибутами (болгарских куперов и т. п.), образ беременной смерти в европейском карнавале и др. Ритуальное моделирование хаоса с инверсией социальных связей, когда царя на престоле заменял раб, правитель подвергался осмеянию и т. п., сменялось восстановлением социального и космического порядка в конце П.: в шумеро-аккадской традиции на новогодний Праздник (время паводков) устраивалось жертвоприношение, символизирующее победу царя в облике Мардука над воинством Цингу — силами хаоса; во время праздника, как правило, рецитировались космогонические мифы.
Символика смерти и воскресения жертвы, божества, воплощения смерти и плодородия (ср. славянских Купалу, Ярилу и т. п.), природы и космоса в целом характерна для различных ритуалов и календарных праздников, связанных с культами умирающего и воскресающего зверя, умирающего и воскресающего бога.
С календарными Празниками сохранили связь христианские (ср. Воскресение, празднование к-рого приурочено к весеннему П.— пасхе).
Как правило, воспроизводил события времен первотворения — ср. инсценировки «времени сновидений» (альчера) во время празднования инициации у австралийцев, римские сатурналии — воспроизведение «золотого века» эпохи Сатурна, когда хозяева и слуги (рабы) менялись местами, избирался карнавальный царь и т. п.
Праздники приурочивались к началу различных календарных циклов (ср. календарные мифы), прежде всего — к Новому году, началу весны (ср. бога Тхачъямин у мьянма, русскую масленицу, европейский карнавал), что соответствовало праздничной символике обновления мира — повторного (ритуализованного) творения космоса из хаоса.
Поэтому праздничное действо включало драматизированное вторжение сил хаоса, разрушения и смерти в мир людей, однако вторжение это имело амбивалентный, возрождающий аспект: ср. ряженых с фаллическими атрибутами (болгарских куперов и т. п.), образ беременной смерти в европейском карнавале и др. Ритуальное моделирование хаоса с инверсией социальных связей, когда царя на престоле заменял раб, правитель подвергался осмеянию и т. п., сменялось восстановлением социального и космического порядка в конце П.: в шумеро-аккадской традиции на новогодний Праздник (время паводков) устраивалось жертвоприношение, символизирующее победу царя в облике Мардука над воинством Цингу — силами хаоса; во время праздника, как правило, рецитировались космогонические мифы.
Символика смерти и воскресения жертвы, божества, воплощения смерти и плодородия (ср. славянских Купалу, Ярилу и т. п.), природы и космоса в целом характерна для различных ритуалов и календарных праздников, связанных с культами умирающего и воскресающего зверя, умирающего и воскресающего бога.
С календарными Празниками сохранили связь христианские (ср. Воскресение, празднование к-рого приурочено к весеннему П.— пасхе).
Источник: Мифологический словарь. Москва. Советская Энциклопедия. 1991
ПРАЗДНИК
форма эстетической и худож. деятельности, включенная непосредственно в ткань социокультурной реальности. Возникает в силу действия мн. факторов, но в целом обусловлена динамикой социального бытия, вытекает из его ритма, в к-ром отдельные периоды (фазы) жизни осознаются и переживаются людьми особым образом, диктуют им иной, нежели в будничное время, способ поведения и деятельности, требуют участия в праздновании. П. имеет множество граней и смыслов. Его можно рассматривать и оценивать с разных т. зр., что и делают социология, этнография, культурология и др. дисциплины, вычленяя в толковании П. свой аспект. Эстетика утверждает более широкий и универсальный взгляд на П. как на род эстетического творчества, непосредственно вплетенный в саму жизнедеятельность человека как общественного существа. Она видит в нем важную «первичную и неуничтожимую категорию» (Бахтин) эстетической культуры, то звено, к-рое во взаимодействии с высокими формами этой культуры (изящными искусствами) обеспечивает ей нормальное развитие и системное единство. Эстетическое содержание изначально и всегда присуще П. Оно заключено в самом феномене празднования, т. е. в характерной и специфичной именно для П. жизнедеятельности, к-рая всегда: 1) коллективна и возникает там, где уже имеются духовные связи между людьми, ею еще более укрепляемые; 2) так или иначе организована и предстает в виде обряда, ритуала, игры, состязания или какого-то более сложного церемониала; 3) развертывается в свободное от работы время, являющееся, по выражению К. Маркса, «пространством» для развития творческих способностей человека; 4) требует особого, ценностно значимого и красочно оформляемого места; 5) связана с идеальными устремлениями, с социальными чаяниями людей, их надеждами на лучшую и счастливую жизнь, каковые и стремится сделать, пусть кратковременной и даже эфемерной, но реальностью; 6) сопряжена с целым комплексом жизненных, культурных и эстетических реалий, не имеющих места вне П. (особые обычаи, традиции, поступки, вещи, знаки, символы, нормы общения, словесные формулы и жесты, насмешки, шутки, забавы, костюмы, трапезы, дарение и др.). Будучи средоточием такой жизнедеятельности, П. эстетически организует и переоформляет время индивидуальной и коллективно-групповой жизни. Соизмеряя ее с ритмом социально-исторической жизни и с ритмом природы (космоса), он вносит в нее элементы полноты, целостности, гармонии и красоты. П., а по сути сама жизнь, эстетически преображенная, проявляющаяся во всем блеске и переизбытке сил, выступает в свою очередь мощным импульсом для развития худож. творчества. Непосредственно из лона П. родились нек-рые виды искусства (театр, танец и др.). С П. на протяжении тысячелетий были связаны: архитектура и декоративное иск-во; словесное иск-во — поэзия, драма, комедия; музыка и танец, песня и хороводы; пластическое иск-во — живопись, графика, скульптура и др. Постоянно контактируя и взаимодействуя с иск-вом, обогащая его и от него обогащаясь сам, П., однако, не претендует на отождествление себя с «высоким художеством» даже тогда, когда, казалось бы, строится на основе одних лишь иск-в и их синтезировании — в случае, напр., нек-рых совр. театрализованных представлений. Неоправданно рассматривать этот тип П. в качестве нового синтетического вида иск-ва. Будучи непосредственно вплетенным в саму жизнь, П. ее не отражает и не познает, а эстетически преображает сообразно той концепции идеального мира, с какой в данный момент связан.
Источник: Эстетика: Словарь
Праздник
в традиционной мифопоэтической и религиозной культуре временная мера, которая противостоит будням. Праздничное время имеет непосредственную связь со сферой сакрального (священного). Люди, которые становятся участниками праздника, разным образом воплощают в себе эту сакральность. Как правило, праздники ритуализированы, представляют собой важнейший акт социальной жизни, который создает тело, ткань культуры. Праздник в строгом смысле противостоит «недоле» — несчетным дням. Чередование доли-недоли, счастья- несчастья, жизни-смерти выступает одним из мощных источников жизни в традиционном, ритуализирован-ном культурном пространстве. Так, многие праздники связаны с социальными технологиями - магическая подготовка к охоте, войне, семейной жизни. Часто праздники связаны с отношением к Богу: торжественные службы в церкви, обеты, молитвы, аскетизм, ритуалы посвящения и т. д. Назначение праздника можно видеть в создании системы по преодолению жизненных трудностей и лишений, формирования нсихо- физической гармонии в тех условиях, которые далеки от нее. Так, праздник Пасхи в христианстве в определенном смысле заключается в том, что все верующие, вместе с Христом, испытывают чувство смерти и воскресения, испытывают близость к Богу и его страданиям, очищаются и восстанавливаются с ним. В строгом смысле праздник всегда имеет сакральное ядро. Этим традиционная форма организации культуры отличается от актуально-атеистической, где праздники носят социально-гражданский или политический характер. Связь с сакральностыо создает систему праздников, среди которых есть центральные и периферийные, второстепенные. Центральный праздник связывается с переломным моментом в жизни данной культуры. Например, в настоящее время центральным праздником можно считать Новый год, который в западной культуре совпадает с Рождеством Христовым. В свое время Новый год праздновался в Европе в первый день Пасхи. В этом празднике концентрируются все сакральные элементы культуры. Зачастую, они повторяются в других праздниках как моменты. Эта структура связана с главными божествами и их атрибутами, в которых центральный процесс воспроизводится и развивается. Эмоциональность создается победой хаоса в кульминационном начале праздника. Жизнь закапчивается - все рушится, умирает Бог, люди испытывают печаль, траур, голод (как правило, празднику предшествует воздержание, иост) и неудовлетворенное желание. Возрастает количество запретов, наиболее активные участники подвергают себя испытаниям и самоистязанию. Культура может возродиться благодаря чуду. Чудо и происходит в праздник, который совпадает в этом отношении с актом первоначального творения, с боговоплощением. Самый эмоционально насыщенный праздник сопровождается жертвоприношениями, когда хаос осуществляется непосредственно в такой зримой форме. В культовом воскресении мира участвуют все участники события. Хаос приводит к нарушению веех социальных связей: богатые становятся бедными, власть имущие - посмешищем, сформируется перевернутая культура, «антимир», в котором растворяется человеческая неудовлетворенность, вызванная культурными ограничениями. Апогей хаоса требует раздрядки столь же сильной, как разрушение культуры. Разрядка достигается вовлечением всех участников в творение культуры, в создание ее связей и механизмов. В первобытном обществе праздники отличались высокой степенью непосредственности, продолжительностью, всеобщностью. Так, Ф. Доннар описывает ритуальные действия, близкие к убийству, в которых кровь отождествляется с сакральностью. В наше время праздники « окультурились», Но потеряли остроту.
Источник: Человек и общество. Культурология
Праздник
противопоставленный будням (повседневности – см. Повседневность) отрезок времени, характеризующийся радостью и торжеством, выделенный в потоке времени в память или в честь кого или чего-либо, обладающий сущностной связью со сферой сакрального, отмечаемый в культурной или религ. традиции как институционализированное действо, к-рое обеспечивает его участникам макс. причастность к этой сфере. П. обычно противопостоит не просто будням, но нек-рым “неудачным” отрезкам времени. Цель П. — не только достижение опр. оптимального душевного состояния участвующих в нем людей, но и восстановление опр. среднего уровня этого состояния, сниженного разл. ситуациями, к-рые квалифицируются как отрицательные. Противопоставление П. повседневности довольно точно повторяет противопоставление сакрального профанному; характернейшей чертой всякого П. является именно его связь со сферой сакрального (см. Сакральное). Существование светских П. возможно только в период кризиса веры, и в качестве прообраза такие П. все же всегда имеют соотнесение с сакральной сферой. В любом случае в основе П. лежит некий прецедент, к-рый может подвергаться или не подвергаться сакрализации. Поэтому всякий П. так или иначе соотнесен со временем и, более того, участвует в конституировании самого феномена времени. П. играет важную роль и в конституировании совместного пространства, поскольку Пространство культуры, как и ее время, не дано, а создается усилиями особого рода. Характерная черта П. — его незанятость, “пустота” в смысле отсутствия дел (в рус. и ряде др. языков это выражено особенно отчетливо; ср.: “не-деля”, “П.” как нечто “порожнее”). Вместе с тем, эти незанятость и пустота осмысляются как разрывы в течении времени, и в П. времени просто нет, поскольку оно и создается П. Точно так же в П. творится пространство. Такое единое для данной общности пространство-время, однажды созданное, подвержено закону культурной энтропии и требует возобновления создавших его усилий. Этим объясняется значение прецедента для формирования подлинного П. Поэтому П. не может быть создан искусственно. П. всегда повторяет преодоление нек-рой опасности, он всегда сопряжен с риском, с опасением, что повторно овладеть экстремальной ситуацией не удастся. Без этого осн. переживания содержание П. выхолащивается, и он превращается в обряд, условность по поводу к-рой можно рефлектировать и иронизировать. С др. стороны, отмена того или иного П. всегда сопряжена с опр. условиями. В языч. культурах ни один П. не может быть произвольно отменен по той простой причине, что язычники подвержены страху перед многими богами, с каждым из к-рых связан хотя бы один П. И действительно, ни один языч. праздник не был отменен просто потому, что не мог быть отменен. Это стало возможным лишь тогда, когда на смену страху перед богами пришел страх Божий, а языч. времена и пространства превратились в pax Christi. Для совр. сознания наиболее характерно отождествление П. с “досугом” или “свободным временем”. Разумеется, эти понятия имеют между собой нечто общее, но между ними не меньше и различий. Хотя П. и не занят повседневными делами, он отнюдь не сводится к свободному времени в качестве времени, принадлежащего человеку. Свободным временем человек может распорядиться по своему усмотрению, со временем П. так поступить нельзя. Досуг представляет собой некую добавку к повседневности, он, вообще говоря, является излишеством и даже может быть устранен с не слишком значит. потерями для будней. В сущности, свободное время дает возможность расслабиться и заняться такими делами, делать к-рые нет необходимости, но к-рые доставляют опр. удовольствие. Будучи восприняты слишком серьезно, занятия досуга утрачивают свою прелесть и способность вызывать расслабление. Суть досуга и состоит в удалении от центра существования в качестве центра экзистенциального напряжения личности. Удаленность от этого центра делает досуг “эксцентричным”, произвольной игрой, и именно игра является тем, что обще свободному времени и П. П., хотя его сердцевину также образует игра, не “эксцентричен”, он непосредственно соотнесен с центром существования. Досуг разъединяет, а П., напротив, соединяет, исцеляет, т.е. делает “целой” раздираемую конфликтами человеч. общность. Именно поэтому П. соотнесен со сферой сакрального, тогда как досуг может быть только светским. П. — это примирение противоположностей, и поэтому он создает Хронотоп свободы, в границах к-рого люди освобождаются от принадлежности к одной из односторонних обществ. тенденций. П. позволяет посмотреть на противоположности как на нечто внешнее, и хронотоп, раздробленный столкновением полов, возрастов, личных интересов, языков, рас, богатства и бедности и т.д. исцеляется, т.е. становится единым. В жерновах П. перемалывается все социокультурные различия и противоположности. Поэтому именно П. создает и поддерживает общность. Если даже его целью провозглашается досуг как “праздность”, то это всегда совместная праздность. Гл. задача любого П. — создание и поддержание нек-рого совместного ритма. Благодаря П. люди способны выйти из-под власти слепых стихий и бессознат. природных ритмов. Всякий ритм порождает противоположности, но, с другой стороны, примирение противоположностей возможно также только благодаря ритму, к-рый лишает их самостоятельности и превращает в моменты нек-рого целого. Ритм и П. в качестве узловых моментов времени образуют основу календаря. Если досуг — нек-рое необязат. добавление к будням, то П. — основа существования культуры вообще и, прежде всего, самой повседневности. Календарные ритмы бросают вызов природным ритмам, хотя и могут использовать их в качестве основы. Такое использование всегда означает переосмысление и наполнение новым содержанием. Скажем, в 365 днях календарного года, с которыми соотнесен церковный год, “спрессовано” все время от сотворения мира до его конца. Поэтому речь должна идти не о П. вообще, а о системе П. Прежде всего, выделяют нек-рый гл. П., к-рому присуща наибольшая сакральная сила, а затем П., соотнесенные с различ. временными циклами, минимальными из к-рых являются сутки. При этом именно гл. П. рассматривается в качестве критического, и именно он понимается как овладение катастрофич. ситуацией. Поэтому гл. П. обычно предшествуют дни печали, траура, поста, дополнит. испытаний. Собственно П. моделирует новое творение, новый хронотоп. “Перемена знаков” во время П., превращения “верха” — в “низ”, раба — в господина и т.д. символизируют собой усиление власти хаоса, предшествующее новому творению, и сопряжены с крайним нервным напряжением, находящим разрядку в собственно П. Такая карнавализация довершает дело хаоса и позволяет понять новое творение как чудо. Но чудо всегда сопряжено с отказом и запретом. Эти отказ и запрет не только предшествуют всякому П., но и являются условием его возможности. Описанный тип П. — прообраз всякого перехода к “новому году” в качестве исходной точки нового временного цикла. Это — “день всех дней” в том смысле, что каждый момент созданного т.о. циклич. времени получает свой смысл только благодаря соотнесению с “нулевым” моментом. Совершенно иной смысл приобретает празднование субботы в др.-евр. культуре, что привело к новому пониманию семидневной недели, дни к-рой, в конечном счете, освободились от связи с языч. богами. Но смысл субботы, как П. вообще — также в новом творении. В христианстве седьмым днем недели становится воскресенье, а сам семидневный цикл вписывается в финалистски понимаемое линейное время. Т.о., в отличие от досуга, П. не является необязат. добавкой к повседневности, а необходимым условием самой возможности этой повседневности. Поэтому П. предшествует будням, а не наоборот. Если же учитывать органич. связь П. с игрой, то можно сказать, что П. — это такая игра, к-рая предшествует и определяет ее. Утрата этого смысла П. идет рука об руку с распадом или разрыхлением межчеловеч. связей и заменой П. произвольно установленными торжествами. Внутренне присущая тоталитарным режимам тенденция к установлению собственных П., гл. особенностью к-рых является вытеснение прежних, в первую очередь, христ. П., выявляет реальную конститутивную роль последних даже в секулярных об-вах. Формирование планетарного единства человечества ставит перед необходимостью новых подходов к созданию совместного хронотопа, к-рый не может обойтись без переосмысления соответствующих механизмов, созданных и отшлифованных в такой существенной институции культуры, как П. Лит.: Календарные обычаи и обряды в странах зарубеж. Европы: XIX — начало XX века: Зимние праздники. М., 1973; То же: Конец XIX — начало XX века: Весенние праздники. М., 1978; То же: Летне-осенние праздники. М., 1978; Гуревич А.Я. Категории ср.-век. культуры. М., 1984; Тэрнер В. Символ и ритуал. М., 1986; Элиаде М. Космос и история. М., 1987. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура ср.-вековья и Ренессанса. М., 1990; Rosenstock-Huessy E. The Rhytm of Pease of Our “Today” // Rosenstock-Huessy E. The Christian Future, Or Modern Outrun. N.Y., 1966; Idem. Soziologie I: Die Ubermacht der Raume. Stutt. 1956; Caseneuve J. Les rites et la condition humaine. P., 1958. А. И. Пигалев. Культурология ХХ век. Энциклопедия. М.1996