ИННОВАЦИИ
Инновации
англ. innovation — нововведение) — широко распространенный термин в американском менеджменте, означающий изобретение и внедрение новых форм организации труда и управления. Одно из первых концептуальных осмыслений инновации содержится в работах американского экономиста, специалиста в области проблем управления П. Дракера. В науке понятие «инновация» может рассматриваться в нескольких значениях. Во-первых, как принципиально новый объект исследования (инновационный объект), например микромир на рубеже XIX—XX вв. Во-вторых, как методология введения в познавательный процесс новых способов познания (инновационная методология), в частности компьютерных и синергетических методов. В-третьих, как неожиданно новый результат исследования, опровергающий старые представления об объекте исследования (инновационный результат), например квантовая теория М. Планка.
Источник: История и философия науки
Инновации
механизм формирования новых технологий и новых моделей поведения, к-рые создают предпосылки для социокультурных изменений. Способность об-ва к адаптации, к-рая делает возможным разрешение непосредственно стоящих и насущных для об-ва и человека проблем, исторически вырабатывается в ходе осуществления ритуалов, в играх и др. видах деятельности, не составляющих насущной потребности, но, тем не менее, требующих формирования в человеч. культуре способностей отражать действительность, трансформировать действия и вносить элемент новизны. И. зависит от человеч. способности к творчеству и возможностей сооб-ва принимать или адаптировать рез-ты этого творчества. Нек-рые культуры обладают традицией обществ. поддержки И. Новые идеи, возникающие в индивидуальном сознании, распространяются в обществе, что создает возможность для социокультурных изменений. Процессы распространения, принятия или неприятия, модификации, институционализации, сами по себе являются творч. инновативными процессами. Соотношение между традицией и новацией зависит от историч. условий, определяющих развитие адаптивной стратегии человеч. сообществ. Лит.: New Forms of Work Organisation. Vol. 1-2. Gen., 1979; Drucker P.F. Innovation and Entrepreneurship: Practice and Principles. N.Y., 1985. Л.А. Мостова. Культурология ХХ век. Энциклопедия. М.1996
ИННОВАЦИИ
нововведения, понимаемые в контексте общей тенденции вытеснения традиционных, архаичных и кустарных форм деятельности рационально организованными.
Инновационная установка коренится в архетипах западной фаустовской культуры и восходит к образу Прометея — похитителя огня. Иными словами, инновации изначально связаны с нарушением традиционных запретов и отражают дерзания личности устроить мир лучше, чем он устроен природой или Богом. В основе инновационной установки лежит презумпция: искусственное, рационально сконструированное может быть совершеннее естественного и унаследованного. В этом смысле инновационная система отражает процесс десакрализации мира и постепенного исчезновения традиционалистского пиетета перед тайнами мироздания. Этим объясняется историческая последовательность инновационного процесса. Вначале инновации охватывают наиболее ценностно нейтральные сферы, оказывающиеся на периферии идейно-политического и социокультурного контроля. В частности, это касается технико-экономических нововведений в рамках материального производства. Не случайно вплоть до нач. 20 в. само понятие технологий связывалось исключительно с производственной деятельностью, что дало основание аналитикам (Д. Белл, А. Турен) говорить о буржуазном обществе прошлого века как о дуалистической культуре, являющейся новационной в производственной сфере и традиционной во внепроизводственной. Этот дуализм преодолевается в нашу эпоху, когда инновации проникают во все сферы жизнедеятельности и наряду с производственными технологиями говорят о социальных, политических, организационно-управленческих технологиях.
Характерна и эволюция статуса носителей инновационной деятельности. В Средние века и на заре эпохи модерна (15— 18 вв.) инициаторами инноваций чаще всего выступали пограничные личности и группы, представители иноплеменных диаспор, занимающиеся торговлей и менеджментом. Их готовность к новаторству прямо пропорциональна их «неукорененности», отстраненному отношению к местным нормам и традициям. Отсюда понятно, почему инновационная деятельность отмечена знаком социокультурного «преступления». Настоящая легитимация инновационной активности наступила после победоносных буржуазных революций в Европе, когда инновационные группы стремительно завоевывали влиятельные позиции в обществе, а традиционалисты переходили к глухой обороне.
Со 2-й пол. 20 в. в развитых странах практики инновации становятся не только господствующей социокультурной установкой, но и особой профессией.
Появляются т. н. венчурные фирмы, специализирующиеся на открытии новых потребностей (рынков) и новых технологий. К профессиональной инновационной деятельности можно отнести всю систему НИОКР, которая охватывает уже не только производственную сферу, но и область социальной инженерии, организацию технико-производственных комплексов и урбанистических зон, сферу быта, досуга и межличностного общения. Однако в последнее время, в связи с экологической критикой технической цивилизации и обострением глобальных проблем инновационная деятельность в современной культуре снова проблематизируется. Естественное в противопоставлении искусственно сконструированному получает статус не только более высокого совершенства (престиж естественных продуктов в сравнении с суррогатами), но и хрупкой гармонии, незаменимой и нуждающейся в сбережении и защите. С точки зрения кибернетики критика искусственных систем основана на законе необходимого разнообразия (У. Р. Эшби) — степень разнообразия любых искусственных систем ниже, чем естественных, сформировавшихся эволюционным образом. С позиций синергетики инновационная деятельность, связанная с рациональной организацией по субъект-объектному принципу, должна корректироваться принципом самоорганизации.
Венчает критику инновационных амбиций фаустовской культуры современная теория коэволюции технических и природных форм, предполагающая уже не вытеснение и покорение естественного искусственным, а их взаимную согласованность. Эти онтологические контраверсы, касающиеся судеб инноваций в широком смысле слова, сочетаются с антропологическими, подчеркивающими амбивалентность человеческой природы. Человек одновременно выступает и как существо, для которого инновации имеют самоценное значение (об этом свидетельствует не только литература романтизма, но и современные социально-психологические эксперименты, фиксирующие стимулирующее воздействие новаторства на человеческую активность и самочувствие), и как существо, страдающее от бесприютности и неадаптированности, если инновации приобретают неупорядоченный и лавинообразный характер. Указанные онтологические и антропологические антиномии, связанные с инновационной деятельностью человека, заново проблематизируют все установки эпохи модерна и его культуру в целом.
А. С. Панарин
Инновационная установка коренится в архетипах западной фаустовской культуры и восходит к образу Прометея — похитителя огня. Иными словами, инновации изначально связаны с нарушением традиционных запретов и отражают дерзания личности устроить мир лучше, чем он устроен природой или Богом. В основе инновационной установки лежит презумпция: искусственное, рационально сконструированное может быть совершеннее естественного и унаследованного. В этом смысле инновационная система отражает процесс десакрализации мира и постепенного исчезновения традиционалистского пиетета перед тайнами мироздания. Этим объясняется историческая последовательность инновационного процесса. Вначале инновации охватывают наиболее ценностно нейтральные сферы, оказывающиеся на периферии идейно-политического и социокультурного контроля. В частности, это касается технико-экономических нововведений в рамках материального производства. Не случайно вплоть до нач. 20 в. само понятие технологий связывалось исключительно с производственной деятельностью, что дало основание аналитикам (Д. Белл, А. Турен) говорить о буржуазном обществе прошлого века как о дуалистической культуре, являющейся новационной в производственной сфере и традиционной во внепроизводственной. Этот дуализм преодолевается в нашу эпоху, когда инновации проникают во все сферы жизнедеятельности и наряду с производственными технологиями говорят о социальных, политических, организационно-управленческих технологиях.
Характерна и эволюция статуса носителей инновационной деятельности. В Средние века и на заре эпохи модерна (15— 18 вв.) инициаторами инноваций чаще всего выступали пограничные личности и группы, представители иноплеменных диаспор, занимающиеся торговлей и менеджментом. Их готовность к новаторству прямо пропорциональна их «неукорененности», отстраненному отношению к местным нормам и традициям. Отсюда понятно, почему инновационная деятельность отмечена знаком социокультурного «преступления». Настоящая легитимация инновационной активности наступила после победоносных буржуазных революций в Европе, когда инновационные группы стремительно завоевывали влиятельные позиции в обществе, а традиционалисты переходили к глухой обороне.
Со 2-й пол. 20 в. в развитых странах практики инновации становятся не только господствующей социокультурной установкой, но и особой профессией.
Появляются т. н. венчурные фирмы, специализирующиеся на открытии новых потребностей (рынков) и новых технологий. К профессиональной инновационной деятельности можно отнести всю систему НИОКР, которая охватывает уже не только производственную сферу, но и область социальной инженерии, организацию технико-производственных комплексов и урбанистических зон, сферу быта, досуга и межличностного общения. Однако в последнее время, в связи с экологической критикой технической цивилизации и обострением глобальных проблем инновационная деятельность в современной культуре снова проблематизируется. Естественное в противопоставлении искусственно сконструированному получает статус не только более высокого совершенства (престиж естественных продуктов в сравнении с суррогатами), но и хрупкой гармонии, незаменимой и нуждающейся в сбережении и защите. С точки зрения кибернетики критика искусственных систем основана на законе необходимого разнообразия (У. Р. Эшби) — степень разнообразия любых искусственных систем ниже, чем естественных, сформировавшихся эволюционным образом. С позиций синергетики инновационная деятельность, связанная с рациональной организацией по субъект-объектному принципу, должна корректироваться принципом самоорганизации.
Венчает критику инновационных амбиций фаустовской культуры современная теория коэволюции технических и природных форм, предполагающая уже не вытеснение и покорение естественного искусственным, а их взаимную согласованность. Эти онтологические контраверсы, касающиеся судеб инноваций в широком смысле слова, сочетаются с антропологическими, подчеркивающими амбивалентность человеческой природы. Человек одновременно выступает и как существо, для которого инновации имеют самоценное значение (об этом свидетельствует не только литература романтизма, но и современные социально-психологические эксперименты, фиксирующие стимулирующее воздействие новаторства на человеческую активность и самочувствие), и как существо, страдающее от бесприютности и неадаптированности, если инновации приобретают неупорядоченный и лавинообразный характер. Указанные онтологические и антропологические антиномии, связанные с инновационной деятельностью человека, заново проблематизируют все установки эпохи модерна и его культуру в целом.
А. С. Панарин
Источник: Новая философская энциклопедия
инновации
ИННОВАЦИИ (от лат. in — внутри и novatio — обновление, изменение) — предметы, создаваемые или истолковываемые как новые сущности (реальности). До Нового времени творение нового считалось прерогативой одного Бога. Создание новых вещей (механизмов) понималось в плане подражания Творцу или «выявления в материале» уже существующего идеального образца. В эпоху Возрождения человек пытается взять на себя божественные прерогативы, полагая, что он может творить и себя, и природу. Гуманист Марсилио Фичино писал, что если бы у человека были подходящие материалы, он мог бы создать сами планеты. Развитие естествознания и инженерии подкрепило претензии человека Нового времени, в связи с чем убеждение, что человек может создавать и творить новое, становится повсеместным. Во второй половине 20 в. эта точка зрения была скорректирована. Стало понятным, что хотя новое действительно создается, тем не менее существуют различные предпосылки и условия (социокультурные, институциональные, организационные и др.), которые готовят почву как для нововведений, так и для принятия и распространения И. В эпистемологии существуют два разных взгляда на мышление. Согласно первой точке зрения, мышление является творческим процессом, причем таким, в котором мысль рождается каждый раз заново, и эта мысль всегда — новая мысль. Из современных философов ее отстаивают, напр., М. Хайдеггер, М. Фуко, М. Мамардашвили, А. Пузырей. Они постоянно подчеркивают, что мышление — это процесс, делающий невозможным старую мысль; и наоборот: это определенная возможность мыслить иначе, чем прежде. Напротив, начиная с Аристотеля, большинство философов подчеркивали в мышлении роль правил и других нормативных установлений, т. е. считали мышлением только те структуры, которые на любом материале, как бы он ни менялся, воспроизводятся в неизменном виде. В этом смысле, если бы Аристотель полемизировал, напр., с Фуко, то он сформулировал бы следующий контртезис: подлинная мысль никогда не меняется, поскольку — это всего лишь вариация на предметном материале неизменной системы логических правил и норм. Указанная дилемма (мышление — это И. или традиция) разрешается, если учесть, что есть периоды и задачи, требующие нормирования в отношении мышления и следования этим нормам; но есть и др. (становление новой культуры, решение принципиально новых задач и другие), когда эффективна только новая мысль, порывающая со старой мыслительной традицией. В.М. Розин И. — акты нововведений и изменений в культуре (науке, технике и искусстве), которые противостоят следованию образцам поведения и деятельности, связаны с различными скоростями их распространения как внутри определенной культуры, так и за ее пределами, приводя к формированию длительных процессов трансформации культурных образцов, способов жизнедеятельности и стилей культуры. Это широкое и неоперациональное определение И. было распространенно на первых этапах развития культурной и социальной антропологии при изучении культурных процессов (напр., у X. Барнета: Barnett H. Innovation: The Basis of Cultural Change. N.Y., 1963), где И. — базис культурных процессов. Поэтому И. противопоставляются сложившимся традициям и образцам (паттернам) и определяются как то, что выходит за рамки традиции и обычая, за рамки традиционного социального действия в типологии М. Вебера. Итак, первая оппозиция при изучении И. — оппозиция инновации/традиции. При анализе экономического поведения, прежде всего потребителей, акцент был сделан на психологическое восприятие индивидом и малыми группами тех или иных новых идей, форм деятельности и товаров, на изучение неудовлетворенности потребителями существующим кругом товаров и услуг, на выявление детерминант этой неудовлетворенности, фрустраций, неудовлетворенных потребностей и ожиданий (Rogers Е., Shumacher F. Communications of Innovations. N.Y., 1971). Психологизм в интерпретации мотивов и причин поведения потребителей хотя и привел к выявлению связей динамики И. с циклами конъюнктуры, однако превратил И. в социально-психологический феномен. Этот подход, сохранившийся и в наши дни, сменился социологическим подходом. Начиная с Р. Мертона, И. рассматривается как такая форма индивидуального и группового поведения, с помощью которой отдельный человек или группа достигают социально признанной цели средствами, еще не институциализированными в обществе. Тем самым исходной стала оппозиция инновация/институциализация. Инновационное поведение определяется как поведение, использующее средства, не получившие статуса социально признанного института. Правда, в рамках структурно-функционального подхода в социологии (Т. Парсонс, Р. Мертон) анализ того, в какой мере поведение, отклоняющееся от сложившихся и социально признанных норм, будет творческим и инновационным, а в какой разрушительным и анемическим, выносится за скобки. В философии и социологии науки в 60—70-е гг. 20 в. произошел поворот к исследованию роста научного знания, типов его концептуальных и методологических изменений. Социологическое изучение научных революций, проведенное Т. Куном, связано с введением таких понятий, как «научное сообщество» и «парадигма», с противопоставлением «нормальной науки», в которой движение науки следует теории, принятой в качестве парадигмы, и революционного изменения, обусловленного «переключением» парадигмы. Поворот к истории науки привел не только к критике противопоставления И. и парадигмы у Т. Куна, но и к уяснению более широкого класса научных И.: научных открытий (Н.Р. Хэнсон), предположений и опровержений (К. Поппер), концептуальных инициатив и изменений (С. Тулмин), позитивного и негативного сдвига исследовательской программы (И. Лакатос), решения проблем (Л. Лаудан) и др. Одновременно с анализом типов научных И. проводится исследование процессов социального отбора И. и их трансплантации в исследовательскую программу, в исследовательскую область и в научную дисциплину. Исходным становится отношение между когнитивной традицией, И. и институциализацией, т.е. социальным признанием И.; причем проводится различие между двумя видами институциализации — социальной и когнитивной ( Р. Уитли, К. Кнорр-Цетина), дифференцирующейся внутри исследовательской области и научной дисциплины. Тем самым исследования И. включают в себя ряд направлений — от психологии инновационного поведения до психологии творчества, от типологии научных И. до социологии малых групп, принимающих ту или иную И. в качестве образца поведения и деятельности, от философии науки до изучения «отдельных случаев» (ситуационные исследования). АЛ. Огурцов