ДОБРО

в широком смысле слова, как благо, означает, во-первых, ценностное представление, выражающее положительное значение чего-либо в его отношении к некоторому стандарту, во-вторых, сам этот стандарт.
В живой речи слово «Д.» употребляется для обозначения самых разных благ.
В словаре В.Даля «Д.» определяется сначала как характеристика материальных благ, и свойство «добрый» так же относится прежде всего к вещи, скоту и потом только к человеку, как характеристика человека «добрый» сначала разъясняется как деловое качество, а потом — как моральное. Так же и соответствующие слова в греч. (то ccya66v) и лат. (bonum) яз. восходят к словам, обозначающим силу, мужество.
В историческом развитии ценностного сознания, в истории моральной философии и моралистики, несмотря на сохранение лексического единства, происходит понимание смысловых различий в употреблении слова «Д.».
В зависимости от принимаемого стандарта Д. в истории философии и культуры трактовалось как удовольствие (гедонизм), польза (утилитаризм), счастье (эвдемонизм), соответствующее обстоятельствам (прагматизм), общепринятое, целесообразное и т.д., иными словами, как то, что соответствует непосредственным (житейским) потребностям, интересам и ожиданиям человека как индивида или члена сообщества. Разнообразие содержательно-ценностных истолкований Д. может, будучи осознанным, обусловливать релятивизм в моральных суждениях и решениях, а в этике - вести в трактовке понятия Д. к выводу о его субъективности или символической природе.
С развитием морального сознания и этики вырабатывается более строгое понятие собственно морального Д.: во-первых, Д. осознается как особого рода ценность, не касающаяся природных или стихийных событий и явлений: Д. (как и зло) характеризует действия, совершенные свободно, ради них самих, а не ради чего-то постороннего. Во-вторых, Д. знаменует не просто свободные, но сознательно соотнесенные с высшими ценностями, в конечном счете с идеалом, поступки.
С этим связано позитивное нормативно-ценностное содержание Д.: оно заключается в преодолении обособленности, разобщенности и отчуждения между людьми, утверждении взаимопонимания, морального равенства и гуманности в отношениях между ними (см. Золотое правило, Категорический императив, Милосердие)', оно характеризует действия человека с т.з. его духовного возвышения и нравственного совершенствования (см. Совершенство). Т.о., Д. связывается с духовным миром самого человека: как бы ни определялся источник Д., оно творится человеком как личностью, т.е. ответственно. Понятие «Д.», ассоциированное с благами, И.Кант считал «эмпирическим», а безусловное Д. — «понятием разума». Сведение понятия Д. к отдельным положительным качествам, сопровождающим события и явления, к-рые люди воспринимают как Д., Дж.Э.Мур считал натуралистической ошибкой. Последняя, как показал Р.Хэар, заключается в том, что в определении конкретных событий, явлений и характеров как «добрых» (good) и «хороших» (good) смешиваются их дескриптивные и прескриптивные (или нормативные) характеристики. Различие между натуралистическим (в муровском понимании этого слова) и этическим пониманием Д. соответствует различению Д. в относительном и абсолютном смысле. При одном понимании «доброе» - это хорошее, т.е. приятное, полезное, важное, а значит, ценное ради чего-то другого. Здесь возможны два плана рассмотрения Д.: а) как характеристики, соотнесенной с некой потребностью или интересом человека (родового или частного); так, ксенофонтовский Сократ говорит об относительности понятия «хорошее» (как и «прекрасное»): воспринимаемое как хорошее всегда является таковым в отношении чьей-то т.з. (Mem. 111,8,1-4); при этом, однако, предполагалось, что хотя нельзя сказать, какие конкретно предметы определенно хороши, можно сказать, что значит быть хорошим, что значит «хорошее» как таковое; б) софисты же прямо высказывали взгляды об относительности и, стало быть, искусственности и надуманности представлений, с к-рыми принято ассоциировать понятие «Д.». Такое же понимание Д. высказывал Ф.Ницше (последовательно развивший в этом вопросе традицию, идущую через М.Штирнера от Б.Мандевиля). Для него Д. всего лишь добропорядочно по причине жизненной слабости его носителей; зло же — энергично, целеустремленно, аристократично (см. «К генеалогии морали»).
В проповеди Д. действительно может скрываться всего лишь поверхностная добропорядочность; такая проповедь таит в себе возможность как морализаторства, так и апологии здравого смысла, благоразумия или мещанства. При другом понимании «доброе» есть выражение Д. как такового, т.е. ценного самого по себе, не обусловленного внеморальными качествами.
В феноменологической теории ценностей эта идея выражена в положении о том, что предметом этики являются не суждения о Д., исторически и культурно вариативные, а то, чем Д. является само по себе (М.Шелер). Хотя по императивно-ценностному содержанию Д. как будто соразмерно злу, их онтологический статус может трактоваться различно. Согласно одной, менее распространенной, т.з., Д. и зло являются однопорядковыми началами мира, находящимися в постоянном единоборстве (манихейство). Согласно другой т.з., действительным абсолютным мировым началом является божественное Д. как Благо, или абсолютное Бытие, или Бог, а зло — результат ошибочных или порочных решений человека, свободного в своем выборе.
В отношении к Бытию зло есть ничто. Т.о., Д., будучи относительным в противопоставленности злу, абсолютно в исполненности совершенства; зло — всегда относительно. Этим объясняется тот факт, что в ряде философско-этических концепций (напр., Августина, В.С.Соловьева или Мура) Д. рассматривалось как высшее и безусловное моральное понятие. Согласно третьей т.з., противоположность Д. и зла опосредствована чем-то иным — Богом (Л.Шестов), «высшей ценностью» (Н.А.Бердяев) — в чем и заключено абсолютное начало морали, и тем самым утверждается, что онтологически и аксиологически Д. не является конечным понятием. Можно синтетически уточнить, что понятие «Д.» действительно употребляется в двояком «приложении», и тогда трудности Мура (см. «Принципы этики»), связанные с определением Д., могут быть разрешены при учете различия Д. как абсолютного и простого понятия и Д. как понятия, соотнесенного в системе этических понятий с другими.
В той мере, в какой Д. понимается как абсолютное, всеединое Добро, источник зла усматривается в самом человеке: в его первородной греховности (Августин, Бердяев), в естественном для него изначальном эгоизме (Т.Гоббс, Г.Зиммель), в его неспособности противостоять соблазнам и привнести в свою жизнь усилие обращенности к совершенству (Б.Спиноза, Соловьев).
В выяснении природы Д. было бы тщетно искать именно его бытийственную основу. Природа Д. не онтологична, а аксиологична. Объяснение происхождения Д. не может служить его обоснованием; поэтому логика собственно ценностного рассуждения может быть одинаковой как у того, кто убежден, что базовые ценности даются человеку в откровении, так и у того, кто считает, что ценности имеют «земное» — социальное и антропологическое - происхождение. Проблема статуса Д. имеет не только аксиологический, но и структурно-нравственный аспект — в особенности в отношении с долгом. Суть этико-теоретической антитезы Д. и долга заключается в вопросе о приоритете в морали ценностного или императивного начала.
В ее решении в истории философии прослеживаются две тенденции: согласно одной, к-рую условно можно назвать «этикой блага», или утилитаризмом в широком смысле слова, понятие «Д.» является основополагающим в морали; согласно другой, к-рую условно можно назвать «этикой долга», или кантианством в широком смысле слова, определяющим является понятие должного. При втором подходе характер Д. оказывается абсолютным лишь в аксиологическом и содержательном отношениях, но относительным в функциональном отношении. Так, напр., по Канту, поступок, сообразный с предопределенной законом волей, есть «сам по себе доброе»; однако максима воли, определяющим основанием к-рой является закон, есть высшее условие всего доброго («Критика практического разума», 1,11).
В этом контексте представление о Д. самом по себе отчасти лишается смысла, на что обратил внимание Г.В.Ф.Гегель: в той мере, в какой содержание Д. определяется законами и нравами государства, «Д. ради Д.» не может быть. Впрочем, в рамках самого морального сознания ценностные и императивные суждения взаимооборачиваемы: поскольку моральные требования императивно значимы не сами по себе, а в отношении несовершенной человеческой воли, должное обусловлено Д. как ценностью; и, наоборот, действительное Д. возможно как добродетель, т.е. как практическое и деятельное исполнение человеком долга. Уже в древности была глубоко осмыслена идея непреодолимой связанности Д. и зла; она проходит через всю историю философии и конкретизируется в ряде этических положений: во-первых, Д. и зло содержательно, диалектически взаимоопределены и познаются в антитетическом единстве, одно через другое. Однако, во-вторых, формальное перенесение диалектики Д. и зла на индивидуальную нравственную практику чревато искушением человека. «Испробования» (даже только в мысленном плане) зла без строгого, пусть и идеального, понятия Д. могут гораздо скорее обернуться пороком, нежели действительным познанием Д.; опыт зла может быть плодотворным лишь как условие пробуждения духовной силы сопротивления злу. В-третьих, понимания зла недостаточно без готовности сопротивляться ему; но противостояние злу само по себе не ведет к Д. (ср. Рим. 7:21). В-четвертых, Д. и зло функционально взаимообусловлены: Д. нормативно значимо в противоположности злу и практически утверждается в отвержении зла; иными словами, действительное Д. — это деяние Д., т.е. добродетель как практическое и деятельное исполнение человеком вменяемых ему моралью требований. Однако будучи «сбалансированными» на уровне понятий, Д. и зло предоставляют неравные основания для оценки соответствующих действий. Одно дело вершить Д. или зло и другое — позволять злу твориться (другими людьми, стечением обстоятельств, и т.д.). И хотя при выборе между большим и меньшим благом следует выбирать бблыиее, а между большим и меньшим злом — меньшее, с моральной т.з. вред зла значительнее, нежели благо Д. Недопущение несправедливости, с моральной т.з., существеннее, чем творение милосердия. Для сообществ зло несправедливости — более разрушительно, чем Д. милосердия - созидательно. Л и т.: Бердяев Н.А. О назначении человека. М.: Республика, 1993. С. 37-54, 85-87, 100-103, 241-252; Дробницкий О.Г. Понятие морали: Историко-критический очерк. М.: Наука, 1974. С. 349-353; Кант И. Критика практического разума // Кант И. Соч. в 6 т. Т. 4 (1). М.: Мысль, 1965. С. 380-391; Карсавин Л.П. Добро и зло // Карсавин Л.П. Малые сочинения. СПб.: Алстейя, 1994. С. 250-284; Мур Дж.Э. Принципы этики. М.: Прогресс, 1983; Соловьев ВС. Оправдание добра//Соловьев B.C. Соч. в 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1988; Шелер М. Формализм в этике и материальная этика ценностей // Шелер М. Избр.произв. М.: Гнозис, 1994. С. 259-338; Goishalk D.W. Patterns of Good and Evil: A MUue Analysis. Urbana: The University of Illinois Press, 1963; Hare R. The Language of Morals [Part ii. 'Good']. Oxford: Clarendon Press, 1952. P. Г.Апресян