выражение, в к-ром отражен один из аспектов в выборе и оценке средств в целесообразной деятельности. Формула «Ц.о.с.» восходит к высказыванию Т.Гоббса, сделанному им в разъяснение сути естественного права, к-рая состоит в том, что каждый в силу своих возможностей должен оберегать свою жизнь и тело: «Поскольку право на достижение цели не имело бы смысла для того, кому отказано в праве на необходимые для этого средства, то, следовательно, каждый в силу присущего ему права на самосохранение обладает также правом пользоваться всеми средствами и совершать всякое действие, без к-рых он не может обеспечить самосохранение» (О гражданине, Гл. Свобода, 1,8). По Гоббсу, каждый человек сам на основании разума, т.е. естественного права, должен судить о том, какие средства необходимы для обеспечения собственной безопасности.
В расхожих представлениях положение «Ц.о.с.» нередко связывается с моралью иезуитизма (слово «иезуитство» используется как синоним коварства и двуличности), что, скорее всего, является предрассудком, сформированным протестантскими и католическими критиками иезуитов, и не соответствует духу учения иезуитов. Действительно, именно теолог-иезуит Г.Бузенбаум в работе «Суть моральной теологии» (1645) выразил эту идею в лаконичной форме: «Кому дозволена цель, тому дозволены и средства», но тем самым предполагалось, что средства могут быть индифферентными и их моральность определяется достойностью цели, для достижения к-рой они применяются. Исп. иезуит А.Эскобар-и-Мендоса открыто проповедовал, что благие намерения оправдывают действия, порицаемые моралью и законами, но принципов подобного рода придерживались (открыто или тайно) не только и не обязательно иезуиты, но, по сути дела, все те мыслители и деятели, для к-рых идеальные цели были исключительным предметом моральной оценки, ценностная же характеристика средств их достижения ограничивалась их прагматической квалификацией. Как этико-политическая проблема положение «Ц.о.с.» осмысляется на основе обобщения трагического опыта Французской революции, а исторической предпосылкой ее широкого и серьезного теоретического обсуждения в 20 в. стали Гражданская война в России и массовые сталинские репрессии, действительная практика к-рых разительно противоречила провозглашавшимся высоким гуманистическим идеалам.
С формальной т.з., положение «Ц.о.с.» является тривиальным: благая цель в самом деле оправдывает средства.
С прагматической т.з. (см. Прагматизм), всякое практическое, т.е. сориентированное на непосредственно достижимый результат, действие самим значением своего замысла обусловливает средства, необходимые для его достижения (Ж.П.Сартр); достижение цели компенсирует (оправдывает) неудобства и издержки, необходимые для этого.
В рамках практической деятельности усилия и признаются в качестве средства лишь в их отношении к определенной цели и обретают свою правомерность через правомерность цели.
В праксеологическом (см. Праксеология) плане проблема согласования целей и средств является: а) инструментальной - средства должны быть адекватными (т.е. обеспечивать результативность деятельности) и б) целсрациональной средства должны быть оптимальными (т.е. обеспечивать эффективность деятельности, достижение результата с наименьшими затратами). По логике практического действия (см. Польза), успешная и эффективная деятельность является существенным фактором трансформации ценностного сознания: достигнутая цель утверждает обновленные критерии оценки (так же, как фиаско, наоборот, дискредитирует апробированные прежде средства). Ценностный опыт такого рода выражен, напр., в сентенции «Победителя не судят».
В современных социальных науках сформировались антитетические представления, кореллирующие с положением «Ц.о.с» относительно функционально различных видов деятельности: а) в проектной деятельности признано, что сами средства определяют цели: технические возможности предполагают определенное их использование (Г.Шельски) или доступные финансовые средства предопределяют планируемые результаты и масштаб проекта; б) технические средства получают развитие в рамках систем целенаправленного рационального действия, одно не развивается отдельно от другого (Ю.Хабермас). Псевдо-прагматическим и псевдо-этическим является демагогически-морализаторский подход (см. Морализаторство), при к-ром формула «Ц.о.с.» привлекается для оправдания очевидно неблаговидных или преступных действий ссылками на «благую цель». При этом то, что упоминается в качестве «благой цели», является либо (в перспективном плане) декларацией, либо (ретроспективно) событием, хронологически последовавшим за совершенными действиями, а то, что совершенные якобы для достижения «благой цели» действия, если учитывать полученные результаты, реально средством не оказались, но были совершены безответственно и своевольно (а значит, с праксеологпческой т.з., неправомерно) или ради них самих. Собственно этическая проблема возникает в связи с предположением, что ради благой цели оказывается нравственно дозволительным совершение любых необходимых действий, пусть и считающихся обычно неблаговидными, нравственно недопустимыми, а то и прямо преступными. Такая т.з. объективно является релятивистской (см. Абсолютизм и релятивизм): хотя не любые действия признаются допустимыми, а только такие, к-рыс действительно ведут к тому, что признается в качестве высшей цели (напр., к «освобождению» или «спасению» человечества), - в конечном счете выбор средств оказывается обусловленным стратегией и тактикой деятельности. Так, Л.Д.Троцкий, наиболее откровенно и последовательно выразивший такую т.з., рассуждая о диалектике целей и средств в революции, оправдывал терроризм как пусть и не самое эффективное, но тем не менее иногда вполне целесообразное и в этом смысле неизбежное средство борьбы против национального и политического гнета. Внутренние потребности революционной борьбы становятся, по Троцкому, действительным основанием для моральной и политической оценок; моральные же абсолюты оказываются совершенно непригодны даже в таких острых вопросах, как убийство человека человеком. Такой подход к оценке целей и средств чреват релятивистской ошибкой. Размышляя по поводу якобинского террора, Ф.Шиллер указывал на то, что революционное сознание физически жертвует действительным человеком ради проблематичного нравственного будущего и подвергает риску само существование общества ради только возможного идеала общества; эта идея была развита Ф.М.Достоевским в «Бесах», а также «Сне смешного человека» и «Преступлении и наказании». Цели и средства оказываются разорванными радикально, когда в качестве носителей целей предстают одни люди (поколения), а носителями средств — другие. Как показал Г.В.Ф.Гегель, эта ошибка заключается в том, что действия, рассматриваемые в качестве средств, являются нравственно отрицательными объективно, сами по себе и в своей конкретности, между тем как предполагаемая цель является благой лишь согласно субъективному мнению, основанному на представлении об абстрактном добре. Иными словами, с этической т.з., хотя действия в качестве средств и совершаются ради определенной цели, их моральная значимость определяется не целесообразностью, а соотнесенностью именно с общими принципами. Стало быть, проблема цели и средств конституируется как этическая в противостоянии прагматизму и пруденциализму (см. Благоразумие).
В полемике с Троцким Дж.Дьюи ввел существенные уточнения в саму постановку проблемы цели и средств. 1. Понятие цели имеет двойное значение: а) цель как замысел и мотив, сориентированный на конечную, все обосновывающую цель, и б) цель как достигнутый результат, или последствие применения определенных средств; достигнутые результаты сами выступают в качестве средств по отношению к конечной цели. 2. Оценка средств должна производиться и с т.з. того результата, к-рый достигнут с помощью применявшихся средств; в этом состоит принцип взаимозависимости цели и средств. Цель как результат сама зависит от использовавшихся средств и определяется ими; но и оценка средств зависит от цели как достигнутого результата. Поскольку конечная цель является идеей конечных последствий и эта идея формулируется на основе тех средств, к-рыс оцениваются как наиболее желательные для достижения цели, то конечная цель сама является средством направления действия.
В схеме, предложенной Дьюи, заключена действительная диалектика целей и средств, не исчерпывающаяся тем, в чем усматривал ее Троцкий: достигнутые цели сами становятся средством для последующих целей. Следование принципу взаимозависимости требует скрупулезного и критического исследования используемых средств с т.з. того, насколько точно результаты, к к-рым они ведут, соответствуют запланированным. Дурную славу максимы «Ц.о.с.» и сформулированной в ней практики породило, по Дьюи, то, что конечная цель признается настолько основательной для выбора определенных средств, что анализ реальных последствий их использования признается излишним, либо же средства оцениваются по тому, каковы они «должны быть», а не на основе оправданных и ожидаемых от них последствий. 3. Действительное единство целей и средств может быть обеспечено при условии, что средства в самом деле определяются сообразно с целями, а не «выводятся», как это часто бывает, из внешних по отношению к ситуации выбора соображений (так, Троцкий оправдывал применявшиеся приемы революционной борьбы «законами развития общества», в частности «законом классовой борьбы»), в противном случае оказывается, что цель ставится в зависимость от средств в то время, как средства не выводятся из цели. 4. Высшие цели — это моральные цели, в конечном счете это — идеал, и его достижение в смысле практической реализованности, строго говоря, невозможно; так что в деятельности, сориентированной на идеал, тем более необходим учет принципа взаимозависимости средств и целей как практических последствий применения средств. Это положение было уточнено Сартром: невозможность осуществления цели, к-рая находится в недосягаемом для нас будущем и функционирует в качестве идеала, приводит к такому положению, когда связь целей и средств носит конкретный характер, при том, что цель как идеал играет роль императива.
В развитие этого необходимо дополнительное уточнение: моральность - это ценностная характеристика, но не содержание цели. Попытка принять «мораль» как таковую в качестве цели предметно определенной деятельности, т.е. сделать исполнение принципа или правила содержанием действий, ведет к ригоризму. Предположение, что «мораль» может быть целью деятельности, оборачивается на практике тем, что действительно преследуемые цели не анализируются на предмет их соответствия моральным критериям; упоение целью и ведет к допущению каких угодно целей. Идеал, высшие ценности и принципы должны быть не актуально преследуемой целью, а основанием действий и критерием их оценки. Моральность есть не конечная цель жизни, а путь жизни (Н.Л.Бердяев). Эти спецификации проблемы цели и средств показывают, что сформулированная в популярной лит-ре антитеза т.н. иезуитизма/макиавеллизма и т.н. абстрактного гуманизма (к последнему относили взгляды Л.Н.Толстого, М.Ганди, А.Швейцера), якобы преодолеваемая т.н. реальным гуманизмом, является поверхностной и не раскрывает действительного содержания самой проблемы. Так, Ганди призывал относиться к средствам борьбы как существенному в ценностном плане фактору достижения результатов, планируемых в качестве цели. Дуализм целей и средств, т.о., преодолевается благодаря отношению к средствам как к ценностям, морально значимым самим по себе: не только цели, но и средства должны отвечать высоким моральным принципам. Вопрос о том, с чем должны соотноситься действия - с непосредственными результатами или общими принципами и каковы, соответственно, должны быть критерии их оценки в ином идейном и методологическим контексте, был предметом полемики между представителями утилитаризма-действия и утилитаризма-правила (см. Утилитаризм). Лит.: Геге.1ь ГИФ. Философии права. М.: Мысль, 1990. С. 189—190; Гобое Т. О гражданине // Гоббс Т. Соч. в 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1989. С. 269-290; Лробницкий О.Г. Понятие морали: Историко-критический очерк. М.: Паука, 1974. С. 97-101; Цели и средства jподпорка работ Л.Д.Троцкого, Дж.Дыои, Ж.П.Сартра, ком. А.А.Гусейнона] // Этическая мысль. Научно-публицистические чтения. М.: Политиздат, I992.C. 212-285; Habermas J. Moral Consciousness and Communicative Action. Cambridge: The MIT Press, 1990. P. Г.Апресян
311.87 кб