произведение Эпиктета в четырех книгах (из первоначальных восьми). «Б.» — то немногое, что осталось из творческого наследия этого римского мудреца, к-рый подобно Сократу сам ничего не писал («Б.» были записаны его учеником, историком Флавием Аррианом). Образ мыслителя-раба Эпиктета - один из ярких ликов в иконографии персоналий римского стоицизма и всей античной культуры; к нему присоединяется еще один символ — философа-императора Марка Аврелия, его горячего почитателя. Жанр диатрибы стал у Эпиктета доминирующим; «Б.» — это живая авторская речь, обращенная к читателю, то и дело перебивающая сама себя вопросами и отвечающая на них, диалог моралиста с самим собой. Практический идеал стоической доктрины, ее терапевтическая функция в устроении человеческой жизни нашли яркое воплощение в «Б.»; они представляют собой также и медитативные приемы изменения состояний сознания, кристаллизации энергии души вокруг идей отрешенности и свободы («Что есть дело добродетели? Благоденствие». 1,4,6). Отвлеченное знание, не претворенное в образ жизни, бессмысленно; философия — лишь средство сделать наше существование переносимым (3,21; 3,23). Моралистика «Б.» проникнута глубоким религиозным чувством. Во всем происходящем Эпиктет видит проявление единого божественного начала: универсального Бога как творца и промыслителя и личного Бога, опекающего каждого человека. Человек есть его частица, и сродство Бога и человека должно превратить всю человеческую жизнь в богослужение; добродетель сама становится видом благочестия (1,3; 1,6). Но религиозность Эпиктета, в отличие от христианской, основана на культе разума и закона, а не чуда и благодати. Он повторяет благодарения Богу за его дары, главным из к-рых является человеческая жизнь. Безбрежный оптимизм Эпиктета основан на идее, близкой к христианству, согласно к-рой бытие является не натуральным свойством всякого сущего, а божественным даром. По сравнению с небытием даже самое незначительное и ущербное проявление бытия есть благо. Эпиктет исходит из принципа онтологической минимальности как достаточного основания для позитивного ценностного суждения: благодарить Бога за то, что есть, и не требовать того, чего нет (тем более что все входит в план провидения, и входит не случайно).
В этом правиле обнаруживаются аскетические начала, восходящие к сократовско-кинической традиции. Эпиктет выражает свою веру словами, позволяющими вспомнить Августина: «пошли мне, Господи, все, что Ты хочешь!» (1,6,37). Сама добродетель есть Божий дар человеку. Утешительный мотив его проповеди - в абсолютной апологии бытия: для человека разумного, а значит, и добродетельного, все происходящее — только на пользу его душе, поскольку он видит в любом событии не только естественную связь вешей, но и побудительный мотив для испытания своих душевных способностей, для упражнения в добродетели (3,20). Сотериологическая задача совпадает с целью нравственной жизни — сохранении в себе творения великого мастера (2,8,21). Стоический натурализм становится фундаментом учения Эпиктета, в кром человеческая природа как воплощение божественного проекта изначально добра. Эпиктет исключает зло из порядка универсума, локализуя нравственные абсолюты исключительно в человеческой душе, в особых ее расположениях, в устремлениях разума (4,12,7); настоящее зло не приходит извне, но находится внутри человека (2,5,1—8). Если это так, человек всегда может избавиться от зла. Чрезвычайно последовательно в моралистике Эпиктета выражен момент интеллектуализма: зло не может быть добровольным, оно есть заблуждение; все люди, живущие неправедной жизнью, живут так не по своему желанию, а против воли (4,1,3). «Исправление» разума в таком случае — высший нравственный долг мудреца по отношению к людям («школа философа — это лечебница» (3,23,30). Зло как неверное представление превратно истолковывает, чтб во власти человека, а чтб нет. Только реальности души — воля, мнение, представления о вещах и способность ими пользоваться, возможность стремиться к благу и избегать зла — в нашей власти, а, следовательно, принадлежит нам, и мы свободны в распоряжении ими (3,24,69).
В этом же пространстве обретается и человеческая свобода — желать того, что в нашей власти, и правильно направлять его согласно законам правды и добра. Свобода есть также действие по совести.
В противоположность этому не в нашей власти все внешнее (тело, богатство, почести, но и — родственные связи, дети и друзья). Стремление человека удержать все это в своем владении обрекает его быть рабом вещей и обстоятельств, умение же отрешиться от внешнего избавляет от страданий (4,1). Эпиктет говорит о «блестящих цепях» сенатора (интересно, что Марк Аврелий видел в своих еще более блистательных цепях императора знак своего земного достоинства); все дело, как их носить. Зло определяется как нарушение естественного порядка вещей, поэтому порочный человек сам себя наказывает, извращая свою природу. Даже смерть не может быть страшной, хотя страх перед ней и может сделать человека ее рабом. Профилактика страха перед смертью основана у Эпиктета на натуралистической интерпретации человеческих реальностей: для человека умереть столь же естественно, как для дерева сбросить осенью листья. Все это — метаморфозы вещей. Следуя рецептам традиционного стоицизма, Эпиктет говорит о допустимости добровольного ухода из жизни (знаменитое: «Дыму наделали в жилище? Если не чересчур, я остаюсь. Если слишком много, я выхожу... дверь открыта» (1,25, 18—19)). Готовность умереть — основание нравственной свободы.
В этих суждениях Эпиктет опирается на примеры сократическо-кинического отношения к смерти. Культурный нигилизм кинизма выразился у Эпиктета в полном обесценивании всех внешних форм культуротворчества; свобода человека может реализовываться только в самодовлении добродетели. Вместе со всеми римскими стоиками он разделяет презрительное отношение к телу — оно только прах, бренность, вьючное животное для души (4,1). Марк Аврелий с одобрением цитирует Эпиктета, говоря о человеке: «Душонка, влекущая мертвяка» (fr. 26). Однако можно думать, что это суждение не было последним словом моралистики Эпиктета — скорее, в нем мы находим апостола духовной свободы. Лит.: Эпиктет. Настольные заметки стоической морали / Пер. Н.В. Зайцева. Казань: Тип. В.М.Ключникова, 1883; Беседы Эпиктета / Пер. Г.А.Тароняна. М.: Ладомир, 1997; Epiktete. Entretiens. Texte etabli et traduit par J. Souilhe, Paris: Les Belles Lettres, 1949-1965. А. Г. Гаджикурбанов
0.00 байт
Преодолевая «Методологический национализм»: из беседы П. А. Цыганкова и У. Бека
В беседе руководителя учебно-научного направления «Мировая политика и международные отношения», профессора факультета политологии МГУ Павла Афанасьевича Цыганкова с профессором Мюнхенского университета имени Людвига-Максимилиана и