беседы о множественности миров

«БЕСЕДЫ О МНОЖЕСТВЕННОСТИ МИРОВ» («Entretiens sur la pluralite des mondes») Бернара Фонтенеля. — Научная революция 17 в. вписана в глубокую культурную трансформацию европейских обществ. Среди прочего ее составляющими были переход с латыни на живые языки и рождение жанра высокой научно-популярной литературы. Фонтенелевские «Беседы» (1686) остаются классическим и, возможно, непревзойденным образцом этого жанра При этом выбор темы множественности миров отнюдь не был случайным. Здесь строгость нового научного разума свободно сочетается с «нестрогим» воображением. По сути, в подобной теме действует воображение самого научного разума. Такова, кстати, древняя традиция рассуждений о множественности миров, идущая от Лукреция, Лукиана и Плутарха и продолженная в первой половине 17 в. Сирано де Бержераком, Сорелем и Вилкинсом. «Беседы» состоят из шести глав-«вечеров», в которых автор дает отчет своему другу о беседах под ночным небом со своей светской собеседницей, маркизой (вероятно, де Ла Мезанжер). Жанр умозрительного вояжа по звездным мирам уже существовал во французской литературе того времени. Фонтенель трансформирует его, осуществляя переход от романа-трактата синкретического барочного типа (Сирано) к просветительскому роману в духе Вольтера, в котором естественнонаучная составляющая замещается социально-критической.         Мир, по Фонтенелю, — это обитаемое небесное тело. Все небесные тела, исключая солнца, которые освещают миры, обитаемы. Фонтенель испытал воздействие революции в технических средствах наблюдения (открытие микроскопа и др.), которые способствовали распространению идеи о самозарождении живого, оправдывавшей тезис о вездесущности жизни во Вселенной. Бесконечная производящая мощь природы, считает Фонтенель, присоединяясь здесь к античной традиции, не может быть праздной. Век Фонтенеля — это эпоха небывалого развития механики вообще и небесной в частности. Любое явление на Земле и на небе, по Фонтенелю, должно объясняться исключительно механическими силами. Моделью миров у него служат часы. «Вселенная в большом масштабе, — говорит автор «Бесед», — является тем, чем часы в малом». Живое не является исключением: организм тоже машина. Механицизм Фонтенеля — картезианского толка. Но суровая логика основоположника новой философии смягчена у него театрализованной галантностью блестящих бесед, стоящих тем не менее на самом высоком уровне тогдашней науки. Природа, по Фонтенелю, это — «великолепный спектакль, напоминающий оперу». В своей установке на визуализацию всей природы Фонтенель опять-таки следует за Декартом.         Теория познания, заявленная в «Беседах», опирается на такой тезис их автора: «Вся философия основывается на двух вещах — на любопытстве ума и слабости зрения». Поэтому человек стремится проникнуть за кулисы мирового спектакля, в его скрытую от его глаз машинерию. Скрытый механизм природы поражает своей простотой, которая, однако, чрезвычайно продуктивна в качестве объяснительного средства. Мировой спектакль, самым эффектным проявлением которого выступает блещущее звездами-мирами небо, представляет собой гармонический синтез великолепия (magnificence) и экономии (epargne). Логика мысли, рисующая подобное зрелище, демонстрирует сочетание принципов тождества и различия, основных фундаментальных категорий классического мышления. Если тяготение, это начало тождества, уменьшается с расстоянием между телами, то разнообразие, напротив, вместе с его увеличением растет. Но одновременно с этой классикой мысли в концепции «Бесед» действует и логика аналогий и подобий, уходящая в мир ренессансной эпистемы. При этом всякая эволюция исключается, и миры «Бесед» статичны точно так же, как казался незыблемым французам той эпохи абсолютизм Короля-Солнца. Но если в природе эволюции нет, то это не означает ее отсутствия в обществе. Фонтенель — современник великих революционных преобразований в науке и технике; поэтому он фактически говорит о прогрессе в познании и преобразовании мира, хотя сам термин «прогресс» у него отсутствует. Действительно, без идеи «усовершенствования» нельзя обосновать возможность сообщения между мирами, что уже обсуждалось в литературе подобного рода, напр., у Сирано. Аналогия и метод экстраполяции вместе с идеей «усовершенствования» служат у Фонтенеля основными методологическими средствами при разработке проблемы связи внеземных миров. Видимое у Фонтенеля служит моделью для познания невидимого. Земные миры, напр., мир пчел, служат основой для представления об иномирах во Вселенной. Сначала применяется логика тождества с ее методом аналогии для обоснования самой идеи множественности миров в конкретном случае, а затем уже действует логика различия, обрамляющая принципиально допущенное несходство с земным миром. Поэтому фактически картины миров, рисуемые в «Беседах», есть не что иное, как бесконечно размноженные копии земного мира в его различных аспектах. Тем самым демонстрируется гармония единства и различия в природе, что и составляет главный принцип классической мысли. Силе единства уподоблена не меньшая мощь разнообразия, что и создает гармоничный, приятный для глаз и ума спектакль.         В эту логику классической новоевропейской мысли вплетена традиционная логика обоснования множественности миров, идущая от античных атомистов. Это, прежде всего, принцип равноправия возможностей (исономия). Он выступает у Фонтенеля как принцип «le pour-quoi pas», т.е. «а почему бы и нет». К нему в «Беседах» присоединяется и принцип полноты природного бытия, или принцип непрерывности в его творениях, ярким представителем которого в это время был Лейбниц.         «Беседы» Фонтенеля фиксируют европейскую культуру в позиции ее перехода от классической культуры Нового времени к Просвещению. Их своебразие — в замечательном равновесии сил и культурных форм в момент их динамического напряжения, которое вот-вот будет утрачено, и тогда весь образцово представленный «Беседами» жанр устремится, с одной стороны, к более строгой философии и науке, а с другой стороны, превратив идею множественности миров в простой литературный прием, даст продолжение в виде сатирической социально-критической литературы просветителей. Время поступит с «Беседами» по принципу «Богу богово, кесарю кесарево», отдав литературе научную гипотезу в качестве эффективного приема изображения общества и его нравов, а науке — строгое следование ее собственным нормам, подытоженное ньютоновским выражением «гипотез не измышляю». Но в «Беседах» тема множественности миров есть одновременно и литературный прием, нужный для пропаганды передовой науки в обществе, и собственно научный сюжет. Их автор сознавал такое двойное функционирование темы. В этой яну-совской позиции, когда литература сплавлена с наукой, прием — с содержанием, а экспериментальное знание естественным образом вплетено в умозрительную ткань, и состоит неповторимое своеобразие фонтенелевских «Бесед о множественности миров».         В.П. Визгин         Лит.: Фонтенель Б. Рассуждения о множественности миров // Фонтенель Б. Рассуждения о религии, природе и разуме. М., 1979; Fontenelle В. Entretiens sur la Pluralite des Mon des. Digressions sur les Anciens et les Moderns. Oxford, 1955; Визгин В.П, Идея множественности миров: очерки истории. М., 1988. С. 196—248.