УМНОЖЕНИЕ СУЩНОСТЕЙ

(proliferation of essences, multiplication of essences). Принцип множественного истолкования какого-либо явления, которое в разных системах описания наделяется разными смыслами, выводится из различных сущностей и первооснов.
Этому препятствовал постулат, действовавший в философии задолго до английского философа Уильяма Оккама (XIV век), которому приписывается известная формулировка: «Сущности не следует умножать без необходимости» (Non sunt multiplicanda entia sine necessitate). Подчиняясь этому принципу, философия старалась сводить максимум явлений к минимуму сущностей, а в идеале – к одной сущности, которая отождествлялась с Богом или на которую переносился божественный статус («божественный разум», «божественная воля»). Запрет на умножение сущностей фактически означал призыв к их сокращению до единицы.
Не случайно этот принцип получил название «бритвы Оккама», так как предполагал отсечение «лишних» сущностей. На вопрос Наполеона Лапласу, почему тот в своей системе мира ни разу не упомянул Бога, ученый ответил, что не нуждается в этой гипотезе. «Бог» – та «излишняя» сущность, которая не требуется для объяснения физических или астрономических явлений, выводимых из естественных причин. Для самого Оккама его «бритва» как раз служила инструментом отрезания всех сущностей, кроме Бога. Зачем нужны разные причины для объяснения тех или иных явлений, если все они могут быть сведены к воле и промыслу Бога? И если впоследствии, в эпоху материализма, принцип «экономии мышления» стал обращаться против сверхъестественных сущностей, то следует критически отнестись к самому этому принципу. «Бритва» Оккама оказывается обоюдоострой и при объяснении мира может отрезать как Бога, так и все кроме Бога.
У Гегеля, да и других «односущных» мыслителей философия еще сохраняет теологический характер, то есть языком разума пересказывает истину веры – даже в том случае, если это вера в отсутствие Бога и в «материальное единство мира». Модель богословского «односущностного» мышления сохраняется и в атеистической философии, хотя объектом его может выступать не Бог, а другая сущность: «материя», «история», «производительные силы», «воля» или «жизнь». Этот принцип считается одним из краеугольных в современной науке и методологии познания: сведение многого к одному, сложного к простому – самый надежный путь к истине, самая выверенная методология. На разных этапах развития науки бритва Оккама вела по сути к редукционизму. Это мог быть теологический, догматический редукционизм – или научный, позитивистский, но при этом упраздняется принцип *всеразличия, объясняющий многообразие явлений и их взаимную несводимость. Например, велик соблазн свести биологические явления к физическим и химическим, то есть отрезать живое как самостоятельную сущность, свести организм к тем же законам, что управляют неорганической природой. Точно так же как лишнюю сущность, можно отрезать сознание, что и делают физикалисты, признавая бытие только мозга и нейронных сетей.
Как учили Платон и Аристотель, у каждой вещи есть своя идея или форма, которая не может быть сведена к другим идеям/формам. Идея лошади – видовая по отношению к родовой идее «животное», но мы не можем объяснить причину бытия лошади, исходя из идеи животного вообще. На каждом уровне бытия есть множество сущностей, и познание умножает их по мере проникновения в мироздание, открывая его сложность и «многосущность». В противовес Оккаму, И. Кант призывал следовать закону спецификации: «различия между сущностями не следует опрометчиво сокращать». По мысли И. Канта, «познание явлений в их полном определении (возможном только посредством рассудка) требует безостановочно продолжающейся спецификации наших понятий и продвижения к все еще остающимся различиям, от которых видовое понятие и еще в большей мере родовое понятие отвлекаются» [72].
Особенность философии, в отличие от традиционной монотеистической теологии, есть именно поиск многих сущностей, несводимых друг к другу. Философия в этом смысле не может удовлетворяться даже тем многообразием действительных явлений, которое описывает наука. Каждый предмет, даже такой простой, как камень или капля, не только содержит в себе множество универсалий (тяжесть, цвет, твердость, текучесть, объем и др.), но и сам выступает как универсалия, которую можно обнаруживать в других предметах («каменность», «капельность»). Каждое существование таит в себе много сущностей, и философия расширяет область мыслимого умножением сущностей, их преизбытком над существованием (*потенциация). В этом и состоит особое призвание философии: умножение сущностей не только сверх необходимого, но и сверх действительного. Потенция больше любой актуальности, и эта разность между ними, зона избытка, есть область философского сознания. Сущности умножаются по мере логической возможности [73]. Философии не пристало действовать в категориях редкости или бедности.
В методологии науки сходный принцип разрабатывался Полом Фейерабендом как «пролиферация», умножение теоретических и нетеоретических способов познания (эта позиция порой именуется «методологическим анархизмом»): «Познание… не есть ряд непротиворечивых теорий, приближающихся к некоторой идеальной концепции. Оно не является постепенным приближением к истине, а скорее представляет собой увеличивающийся океан взаимно несовместимых (быть может, даже несоизмеримых) альтернатив, в котором каждая отдельная теория, сказка или миф являются частями одной совокупности, побуждающими друг друга к более тщательной разработке; благодаря этому процессу конкуренции все они вносят свой вклад в развитие нашего сознания» [74].
Российская гуманитарная мысль также стремилась притупить острие оккамовской бритвы. Принцип умножения сущностей действует в бахтинской теории полифонии: истина многоголоса, требует множества взаимодействующих сознаний. Один из лейтмотивов «жизнемыслия» Г. Гачева – демонстрация того, что мир сущностно богат, несводим к одному первоначалу. Памятуя, что русская мысль находилась под сильным влиянием «философии всеединства» В. Соловьева, принцип умножения сущностей можно назвать философией *всеразличия.
После публикации книги М. Эпштейна «Философия возможного» (2001), где отстаивается принцип умножения сущностей, возник термин «щетина Эпштейна», который предполагает, что «сущности можно умножать по мере необходимости». В данном случае необходимость – это соответствие между объясняемым явлением и объясняющей сущностью. Обычно считается, что сущностей должно быть намного меньше, чем явлений, поскольку в этом и состоит необходимость объяснения одного другим. Если гравитация – это сущность, то она объясняет огромное число явлений, обусловленных гравитацией. Но рассмотрим яблоко, падение которого, по известной легенде, навело Ньютона на мысль об универсальном законе тяготения. Есть ли у яблока своя особая сущность? Очевидно, она присутствует в огромном множестве предметов, которые называются «яблоками», отличая их от груш, помидоров и прочих фруктов и овощей, не говоря уж о явлениях, относящихся к другим категориям, таким как «мебель» или «музыка». Хотя яблоко, в отличие от закона всемирного тяготения, представляет собой более специальную сущность, но ее нельзя объяснить/вывести из чего-либо другого, ее нельзя отрезать от мира сущностей, уменьшив их на одну. Перефразируя А. Платонова, можно сказать: «без яблока мир неполный».
Принцип умножения сущностей находит себе поддержку и в развитии современных информационных технологий. Редуктивное правило Оккама действовало в силу крайней ограниченности информационных емкостей и ресурсов доэлектронной эры. На протяжении тысячелетий мысль приучалась к режиму познавательного обобщения, редукции, сжатия, жесточайшей экономии. Сейчас открылись бесконечно емкие носители информации – электронные и квантовые – и соответственно меняются законы и цели интеллектуального производства: от сжатия к расширению, от редукции к *абдукции, от обобщения и сокращения сущностей – к их умножению. «Интернет вещей», позволяющий каждой вещи иметь свой адрес и «голос» в электронном пространстве, создает дополнительные технические условия для умножения сущностей.
Означает ли принцип умножения сущностей, что в теории познания все позволено? – Нет, «право на сущность» ограничено рядом критериев, в том числе *интересности. Суждение имеет право на существование, если оно отвечает правилу: наиболее строгое обоснование наиболее странных утверждений. Наиболее странные – значит противоречащие тем, которые наиболее признаны в обществе и относятся к категории «ходячих истин» (с ними воевал еще Декарт). Только интересные идеи имеют право на существование: такие суждения, в которых тезис наименее вероятен, а аргумент – наиболее достоверен. Возможность умножения сущностей объясняется тем, что мир непрестанно усложняется: Вселенная расширяется, создается много нового в науке, технике, культуре, и это растущее творческое изобилие невозможно сводить к известным сущностям. Все подлинно новое ново также и по сущности (*кенотип), отсюда растущая «щетина», которую не успевает сбривать бритва Оккама.
*Всеразличие, Гиперавторство, Интересное, Инфиниция, Кенотип, Концептивизм, Многомирие, Мультиверсалия, Мультивидуум, Потенциация, Потенциосфера, Протеизм, Тэизм, Юзеризм
Учение. С. 211–254.
Возможное. С. 126–138.