ОПИСАНИЕ

Существует три возможных способа мысленного постижения действительности. Это - каузальный, феноменологический и "бытийственный". В первом способе вещь объясняется с процессуальной стороны, т. е. с причинно-следственной т. зр. В этом отношении вещь видится в качестве посредника (звена в цепи), но не в качестве чего-то самодовлеющего. Феноменологический способ О. предполагает осмысление вещи внутри себя самой как структуры и формы. И, наконец, третий, "бытийственный", способ требует предельно "объективного", независимого от субъекта охвата вещи, включающего всю совокупность "энергий" и "сил", явивших ее к бытию. Господство того или иного способа постижения действительности характеризует то или иное жизнеотношение в определенную культурноисторическую эпоху. Так, новоевропейская "научность", в противоположность античной, в особенности на стадии своего становления, принципиально основывалась на решающем перевесе наблюдения каузальных связей. В центре был поставлен эксперимент, ориентированный не на образ, а на эффект, на познание причины из "причиненного" следствия. Именно эта эпоха проводит экспансию объяснительного метода, как подведения особенного под всеобщее, во все виды человеческого знания, обесценивая способ О., под которым оно видит лишь схватывание единичного. Дело существенно меняется по мере углубления методов исследования в области исторических, феноменологических, герменевтических, лингвистических и т. п. наук. Картезианский идеал науки как системного знания о всеобщих законах, допускающих математическое выражение, был ориентирован на точное естествознание и составил основание для наук объясняющих. Дж. Вико стремится утвердить другой фундамент для познания, заявляя, что исторический мир, создаваемый человеком, является более доступным для выявления "первых причин", чем мир природы. Различие "наук о духе" и "наук о природе" резко ставится в неокантианстве: Виндельбанд противопоставляет номотетические науки и идиографические. Их различие объясняется противоположностью методов: естествознание генерализует, подводя факты под всеобщие законы; "науки о культуре" - индивидуализируют. Герменевтическое обоснование специфики "наук о духе" как наук понимающих, ориентированных на истолкование особенностей и внутреннего смысла культурных традиций и текстов, имело место в работах В. фон Гумбольдта, Дройзена, Дильтея.
Метод О. обнаружил свои перспективы в феноменологии Э. Гуссерля. Он подразумевал обращение не к чувственному и опытному видению вещи, а ее интенциональному представлению. Описать воспринятое как таковое в феноменологическом аспекте - это значит на данном экземпляре, например, воспринятом доме, проследить различные дескриптивные измерения, которые принадлежат к каждой ноэме, включая ее онтический состав и все, находящиеся вне опыта признаки дома, предуказанные "горизонтным сознанием". Феноменологический метод состоит в О. сущности "себя-показывающего". Согласно герменевтике, эти сущности предпосланы как нечто понимаемое, но до их "направленного видения" они находятся в скрытом состоянии и поэтому требуют своего истолкования. М. Хайдеггером было показано, что т. н. точные науки также зиждятся на невысказанной онтологии. Хайдеггер различал анализ и аналитику. Первый касается оптической области (отношений вещей сущего), второй - онтологической области (экзистенциальных отношений). Анализу присуще обращение к причине, породившей предмет, т. е. он включает расчленение его на составляющие и их каузальное объяснение. Аналитика ставит себе в задачи в некоей связности описывать показывающиеся экзистенциальные общественно-исторические и индивидуальные существования. Но в естественных науках, опирающихся на анализ, в действительности не существует некоего объективного содержания. Ибо то, что в классической физике зовется природой, обозначается как равномерная прямолинейная связность движения точек массы. Благодаря этому допущению, произведенному человеком, природа представляется через свою законосообразность и становится предметом для возможных исчислений и предсказаний всех процессов. Кроме того, в качестве объективного критерия наука выдвигает эксперимент. Однако предмет в нем исследуется через заранее определяющую природу теорию. А это означает, что через фактический итог эксперимента подтверждается правильность теоретического высказывания. "Объективная чистота" эксперимента и факта оказывается несбыточным раем для естественных наук, а анализ экзистенциально-онтологически укорененным в аналитике.
В лингвистике переход на описательную модель был ознаменован открытием произвольного характера связи между означающим и означаемым в знаке и еще более определенно - между знаком и обозначаемым им объектом. Представление о несвободе говорящего "перед лиВДм знака", составные части которого - означаемое, означающее, объект - связаны беспрекословной волей социального закона, сменилось представлением о свободе говорящего, в силах которого - в известных пределах - изменять эти связи. Отходом от "естественности" связи между означающим и означаемым одновременно отвергалась "естественность" и "единственность" логики жизни и поведения человека, что открывало простор для их теоретического моделирования. Знак перестал казаться выражением реальности, а выступил, скорее, в роли ее означающего начала.
Значительным вкладом в развитие принципов О. явилась "теория дескрипций" Б. Рассела. Под дескрипциями (описаниями) он понимал специфические конструкции в естественных и логических языках, выполняющие ту же роль, что и называние собственным именем. Т. е. дескрипция - это способ языковой индивидуации объектов. В естественных языках аналогами дескрипции являются артикли - соответственно определенный (определенные дескрипции) и неопределенный (неопределенные дескрипции). В логических языках дескрипции вводятся специальными операторами дескрипции или предикатными формулами, включающими функциональные символы и символ тождества (равенства). Рассел предложил различать два объекта: 1) имя, являющееся простым символом, прямо обозначающим индивидный объект, который и составляет значение имени, существующее само по себе и не зависящее от других слов; 2) дескрипцию, состоящую из нескольких слов с фиксированными значениями, из которых создается то, что может быть принято за "значение" дескрипции. Оказалось, что суждение, содержащее дескрипцию, не тождественно суждению, в котором дескрипция заменена именем, даже если это последнее именует тот же объект, который дескрипция описывает. В этом случае чаще всего имена фигурируют в функции дескрипции: индивид ими не именуется, а описывается как носитель соответствующего имени. Когда имя употреблено по назначению, т. е. только для указания на предмет речи, оно не является частью ни утверждаемого нами факта, ни лжи, если наше утверждение окажется ошибочным, - оно не больше чем элемент той системы символов, которой мы пользуемся, чтобы выразить мысль. Рассел считает, что в любом знании, выраженном словами, не могут фигурировать никакие имена в строгом смысле этого термина, и то, что кажется именем, на самом деле является дескрипцией. Рассел различал О. и "знакомство", полагая, что первое никогда не может быть полным, тогда как второе дает нам нечто большее, чем О.
Л. Витгенштейн возражал, полагая, что "высказывание" утверждает все, что следует из него. "То, что ищут в пространстве ("пространство" в этом смысле означает все, в чем должны быть уверены для того, чтобы быть в состоянии задать вопрос. - Авт.), должно полностью поддаваться описанию: описание должно быть в состоянии дать мне все, что я последовательно обнаруживаю" (Витгенштейн Л. Лекции: Кембридж 1930 - 1932 // Людвиг Витгенштейн: человек и мыслитель. М., 1993, с. 289). Согласно Витгенштейну, естественный язык является источником образования "форм жизни", под которыми он понимал формы социокультурного общения (включая и экстралингвистический компонент). "Формы жизни" у Витгенштейна, соответствующие "жизненным мирам" Гуссерля, подчинены не правилам синтеза сознания, а правилам грамматики языковых игр. "Формы жизни" принципиально замкнуты и не могут быть подвержены объяснению, поскольку их внутренние связи носят характер конвенций и они не являются обозначением фактов действительности, с которыми имеет дело естествознание. Впрочем, и наука также является одной из "форм жизни". "Формы жизни" могут лишь "показываться", и понимать значение слов, заключенных в них, означает умение описывать употребление этих слов, т. е. описывать те совместные действия, в которых участвуют носители языка.
Наиболее продуктивными в научном отношении можно считать попытки, преодолевающие противопоставление "описательного" и "объяснительного" подходов, которые делались в направлении релятивизации номотетики и идиографии и признании их дополнительности (концепция "идеальных типов" М. Вебера); в направлении приведения духа и природы к единым трансцендентально-феноменологическим основаниям (Гуссерль); в направлении экзистенциально-онтологической интерпретации "понимания", по отношению к которому "объяснение" выступает как один из моментов (Хайде.тер); в направлении универсализации герменевтики (Г. Гадамер); в направлении рассмотрения их как двух аспектов понимания (П. Рикер); выявления диалогического, гуманитарного контекста всякой науки.
Итак, О. предполагает: 1) осмысление объекта, исходящее из его индивидных особенностей; 2) объект О. не может быть окончательно заранее дан, а формируется в ходе О.; 3) в О. мир типизируется прежде всего не в форме предикатов, и даже не в форме событий в "чистом виде", а в форме индивидов, т. е. событие приобретает обобщенную форму, приурочиваясь к какому-либо лицу; 4) О., с эпистемологической т. зр., обязательно должно включать момент объяснения.
С. А. Азареико