Классический и неклассический идеалы рациональности

«КЛАССИЧЕСКИЙ И НЕКЛАССИЧЕСКИЙ ИДЕАЛЫ РАЦИОНАЛЬНОСТИ» — книга М.К. Мамардашвили (М., 1994). В Новое время (17 — начало 20 вв.) философия и наука задали вполне определенную онтологию ума, наблюдающего объективные физические явления (физические тела), знание о которых строится в науке. Эта онтология и есть идеал классической рациональности. Неклассическая же рациональность формируется в результате изменений, которые возникают в классической рациональности в 20 в. в связи с задачей введения сознательных и жизненных явлений в научную картину мира, что само по себе является весьма проблематичным.         Фактически речь идет о некоторой расширенной онтологии рационально постижимых явлений, онтологии, включающей в себя сознание. Встает вопрос о реализации некоторого совместного рассмотрения, с одной стороны, объективных физических процессов, с другой стороны — внешнего им ряда сознательных действий и состояний. При этом изображение первых должно допускать (по их собственным законам) рождение и существование таких состояний жизни и сознания, в которых их же (физические процессы) удается описать и которые, в то же время, являются элементом истории человечества.         Физическое тело полностью пространственно выражено в своем содержании; материальность отождествляется с пространственностью, или, внешней выраженностью для наблюдения. Что касается сознания, пишет Мамардашвили, то в классической философии формулируется тезис: данность сознания является непосредственной, далее несводимой очевидностью. В классической рациональности, в рамках процедуры «когито», вводится принцип непрерывности воспроизводимого опыта, без которого нет физического знания. А это, в свою очередь, предполагает и некоторую самотождественность субъекта наблюдения. Во всех точках пространства наблюдения существует возможность рефлексивно в них переноситься, т.е. сделать себя сознательным носителем тех событий, которые в той точке произошли спонтанно и без меня. Я могу их воссоздать, т.е. свести к некоему одному (трансцендентальному) субъекту как автономному и конечному их источнику. Отсюда убеждение, что знание, эксперимент доказательны, если они поддаются воспроизведен и е Более того, состояние ума, в котором известен некоторый предмет А, одинаково по всему пространству наблюдателей и их состояний. Отсюда в классической философии неминуемо появлялись представления о некотором гипотетически сверхмощном божественном интеллекте, переход к которому от человеческого возможен лишь в виде предельного.         Между тем, в силу особого положения сознающих существ в системе природы, процессы наблюдения и знания обладают необратимостью. Мир не может вернуться в прежнее положение, и поэтому мы не можем знать о том, каким он был до того, как он уже измерялся, уже наблюдался. Необратимость обнажает определенный пробел, пустоту или дыру, которую мы не можем пройти повторяя операции и игнорируя индивидуальность и неделимую целостность явлений. Или, что то же самое, поясняет Мамардашвили, не можем разложить промежуток некоторым непрерывным образом. Именно необходимость мыслить в терминах завершенных явлений налагает ограничения на возможности детерминистического, или причинного, описания в этой области.         Появление зазора, лежащего за необратимостью фактов и в который мы не можем войти из какой-либо внешней системы отсчета, означает, что мы «возмутили следы необратимо продействовавших взаимодействий». Если мы придерживаемся классических правил исследования, то именно с этим связана потеря объектами естественности в смысле выплеска неконтролируемых сил и процессов в этой области. Под естественными силами имеются в виду такие силы, в которых нет никаких отрезков, инородных непрерывным образом организованному опыту.         Мамардашвили приводит в качестве примера выражение, которым пользуются физики, а именно «свободу воли» электрона. Такое выражение, противоречащее самим основам физического мышления, просто выражает то обстоятельство, что мы не можем непрерывным образом (настолько, что даже понятие траектории теряет смысл) проследить движение электрона. Некоторые физические процессы кажутся нам более понятными, если мы припишем электрону способность решать, какую дырку двух решеток пройти. Иначе наблюдаемый эффект представляется необъяснимым. Но тем самым мы допустили, что электрон может экранировать себя, осознавая свои состояния, и подсовывать нам для заключения выбранный им эффект. То, что он ведет себя неестественно, самопроизвольным образом, означает лишь, что содержание нашего знания произведено не нами.         В неклассическом идеале рациональности нечто не предустановлено в виде закона, а устанавливается в качестве закона. И это является условием появления нового, новообразования. Важен отказ от посылки существования некоторого предустановленного мира с готовыми законами и сущностями. Возникает проблема истины не как соответствия чему-то предданному, а как воспроизведения явлением своих собственных оснований, чтобы в следующий момент времени быть тем, что ты есть до него, и думать мысли, являющиеся продолжением предшествующих мыслей. Для пояснения Мамардашвили пользуется понятием «произведения» в смысле производящих (опера операнс), а не описывающих или изображающих. Произведения конструктивны по отношению к нашим возможностям чувствовать, мыслить, понимать; они являются органами структурации и носителями «порядка впереди». Без них, если бы мы просто смотрели на мир, был бы хаос. Эти вещи являются «третьими» — они и не идеальные, рассудочные сущности, законы, и не физические тела, а что-то третье, которое в себе содержит вещественность действия, независимого от нашего сознания и им не контролируемого; мы не можем волей и сознанием имитировать или производить эти действия; они должны этим предметом в нас произвестись.         Структурирующие способности этих предметных образований мы можем ставить на то место, которое мы раньше в классической науке вынуждены были заполнять принципом предустановленной гармонии.         В классическом мышлении действовал принцип: прежде всего рационально понимаемо то, что человек сделал сам. Отсюда такая большая роль в классической физике так называемых наглядных моделей. Изменение этого принципа в неклассическом рационализме звучит так: мы понимаем сделанным, а не сделанное. Напр., сезанновский натюрморт с яблоками, очевидно, не является описанием или изображением яблок вне картины. Сезанн «мыслит яблоками», в сознании реализуется нечто, к чему просто вниманием глаз мы не придем. Но если спросить, как происходит претворение в «яблоки» чего-то другого, то на это нет ответа. Можно сказать, что предполагаются как бы мыслительные поля, в которых есть понимание (но нет знания, и оно не обязательно) как реальная живая жизнь указанного рода образований. Мы понимаем сделанным, а не сделанное; мы понимаем, сами став событием в мире вместе с законами этого мира. В этом смысле законы мира нельзя понимать, не помещая в сам мир некое сознательное существо, которое понимает эти законы. Понимание законов мира есть одновременно элемент мира, законы которого понимаются.         Л.А. Маркова