Хайдеггер о проблеме гуманизма
Хайдеггер о проблеме гуманизма
В знаменитом "Письме о гуманизме" (это подготовленный для публикации в 1947 г. текст письма французскому философу Жану Бофре - в связи с появлением в 1946 г. брошюры Ж.-П. Сартра "Экзистенциализм и гуманизм") Хайдеггер прежде всего исходит из того, что существо человеческой деятельности не продумано, хотя философия много говорила именно о деятельности. Философ снова и снова возводит деятельность к бытию. "...Существо деятельности в осуществлении. Осуществить значит: развернуть нечто до полноты его существа, вывести к этой полноте, producere - произвести. Поэтому осуществимо, собственно, только то, что есть. Но что прежде всего "есть", так это бытие... Мысль не создает и не разрабатывает это отношение. Она просто относит к бытию то, что дано ей самим бытием. От-ношение это состоит в том, что мысль дает бытию слово. Язык есть дом бытия. В жилище языка обитает человек. Мыслители и поэты - обитатели этого жилища. Их сфера - обеспечение открытости бытия, насколько они дают ей слово в речи, тем самым сохраняя ее в языке". Итак, у позднего Хайдеггера языку, а не мысли и действию, "проговариванию" через язык вверяется экзистенциальная функция "хранить бытие", приобщаться к его открытости.
Хайдеггер готов признать оправданными заботы о возвращении человеку (homo) человечности (humanitas). "Однако на чем стоит человечность человека? Она покоится в его существе". А понимания человека и его сущности заметно различаются - в зависимости, полагает Хайдеггер, именно от особой метафизики. Но хотя "...всякий гуманизм остается метафизичным", кардинальный вопрос об отношении бытия к человеческому существу не ставится. Гуманизм даже мешает поставить этот вопрос. И здесь Хайдеггер на новый лад повторяет уже известные нам темы метафизики, бытия, эк-зистенции. Новое в том, что усиливается риторика некоей поэтической метафизики, говорящей о требованиях бытия. Это своего рода "метафизика света и просветов": "стояние в просвете бытия я называю эк-зистенцией человека. Только человеку присущ этот род бытия". А сущность человека, что нам уже известно из раннего Хайдеггера, "покоится в его экзистенции". Далее Хайдеггер, вслед за Гегелем и Марксом, говорит об отчуждении, именуя его "бездомностью", которая "становится судьбой мира". Это снова побуждает Хайдеггера подвергнуть критике традиционный гуманизм.
В хайдеггеровской критике традиционного гуманизма много оттенков. Хайдеггера не устраивает бездумная апология человека и его далеких от совершенства деяний. Мыслитель возражает против того чтобы образ гуманизма, возникший в определенную историческую эпоху (а ею была эпоха римской республики), бездумно прилагался к более поздним эпохам. Тем не менее во всех видах гуманизма есть, по Хайдеггеру, нечто общее: понимание человека как разумного существа, animal rationale. "Эта дефиниция человеческого существа не ошибочна. Но она обусловлена метафизикой". А традиционная метафизика, как мы теперь знаем, сама поставлена под вопрос.
Хайдеггер понимает, сколь деликатный вопрос он затрагивает, когда призывает ревизовать старый гуманизм и пробиться к новому гуманизму. "Поскольку что-то говорится против "гуманизма", люди пугаются апологии антигуманного и прославления варварской жестокости... Поскольку что-то говорится против "ценностей", люди приходят в ужас от этой философии, дерзающей пренебречь высшими благами человечества". Хайдеггер критикует, впрочем, не только определенную философию - он вообще ставит под вопрос будущее философии. Правда, он оговаривает, что искомая противоположность "гуманизму" ни в коей мере не предполагает "апологии бесчеловечности" и что "мысль, идущая наперекор "ценностям", не объявляет, что все объявляемое "ценностями" - "культура", "искусство", "наука", "человеческое достоинство", "мир" и "Бог" - никчемно". Но в чем же тогда пафос критики и "поворот" к новому "гуманизму" (при условии, что Хайдеггер в конце концов согласился бы сохранить сам этот термин)? Главное, пожалуй, состоит в следующем. "Будущая мысль - уже не философия, потому что она мыслит ближе к истокам, чем метафизика... Будущая мысль вместе с тем не сможет уже, как требовал Гегель, отбросить название "любви к мудрости" и стать самой мудростью в образе абсолютного знания. Мысль нисходит к нищете своего предваряющего существа. Мысль собирает язык в простое сказывание. Язык есть язык бытия, как облака - облака в небе. Мысль прокладывает своим сказом неприметные борозды в языке. Они еще неприметнее, чем борозды, которые крестьянин медленным шагом проводит по полю".
Итак, последнее слово хайдеггеровского философствования - не следование традиционному гуманизму или "абсолютистскому", высокомерному и элитарному философскому стилю, презирающему простые проявления человеческой жизни. "...Мысль лишь дает в своей речи слово невыговоренному смыслу бытия". Нам лишь остается "сдружиться" с "непривычностью простоты". Обернуться такой "повopoт" может новыми образами мысли, культуры - или новым безмыслием, имитацией необычного хайдеггеровского языка. Совсем не праздно то сомнение, которое высказал К. Ясперс в одной из своих заметок к текстам Хайдеггера: "Если путь ведет не к разуму, коммуникации, свободе в сообществе, - то не ведет ли он к противоположности: к изоляции, исключительности, к претензии на фюрерство, к разрушительному - а значит, и к варварству?" Спор философов выходит, таким образом, за рамки узкоспециальных вопросов. Он касается жизни и призвания, сущности человека и природы гуманизма. Спор не закончен, он продолжается.
Источник: История философии: Запад-Россия-Восток (книга четвёртая. Философия XX в.)