ПРОБЛЕМА

ПРОБЛЕМА (греч. problema — задача, задание) — понятие, существенным образом характеризующее научную и в особенности философскую рефлексию. Убедительное различие П. и задач сформулировал Б.С. Грязнов. Он предложил называть П. вопрос, ответом на который является теория в целом. Напр., П., которую решала квантовая теория М. Планка, был вопрос: прерывны или непрерывны энергетические процессы, происходящие в системах, совершающих гармонические колебания? Внутритеоретические вопросы Грязнов предложил, напротив, называть «задачами»: их решением является одно или несколько утверждений теории. В таком случае П. и задача отличаются друг от друга не содержанием вопросов, но характером ответов: решением П. будет теория в целом, решением задачи — некоторая часть теории (см.: Грязнов Б.С. Логика. Рациональность. Творчество. М., 1982. С. 114). Данное различение предполагает, что П. имеет внешнее происхождение по отношению к теории, которая является ее решением, в то время как решение задачи следует из той теории, в рамках которой задача сформулирована. Теоретический скачок, заостренно представленный в известном тезисе парадигмальной, или глобальной, теоретической «несоизмеримости» Т. Куна — П. Фейерабенда, характеризует именно возникновение и решение П. «Разгадывание головоломок», составляющее, по Т. Куну, суть «нормальной науки», напротив, напоминает решение задач. При этом далее Б.С. Грязнов показывает, что исторически теории возникают вовсе не как решения П. Более того, наука вообще занимается решением не П., а задач, и история науки не может быть представлена как история П. В науке П. не формулируются, а, скорее, реконструируются по уже готовому знанию: «реконструкция проблемы — это способ понимания теории» (Там же. С.118), понимания, приходящего вслед за знанием.         Б.С. Грязнов приходит к выводу, что научная П. является результатом особого рода познавательной деятельности, имея в виду историко-научную рефлексию, или реконструкцию. Она отличается от философской рефлексии. Как только мы выходим за пределы науки в область философии, мы получаем возможность ставить, формулировать и переформулировать П., в том числе и такие, для которых пока не существует решение, или такие, решение которых (в конкретно-научном или практическом смысле) вообще невозможно. Философские П. непреходящи, но не неизменны; они не отделены от научных П. и задач непроходимой стеной; каждый философ имеет шанс сформулировать новую П., которая останется актуальной достаточно долго, но, вероятно, не всегда. П. Рикер утверждает, что «Великий философ — это тот, кто открывает новый способ спрашивать» (Ricoeur Р. Histoire et verite. P., 1955. P. 78). Фактически соглашаясь с ним, В. Гейзенберг замечает, что ученого в философии «интересуют прежде всего постановки вопросов и только во вторую очередь ответы. Постановки вопросов кажутся ему весьма ценными, если они оказываются плодотворными в развитии человеческого мышления. Ответы же в большинстве случаев носят преходящий характер, они теряют в ходе времени свое значение благодаря расширению наших знаний о фактах» (Гейзенберг В. Открытие Планка и основные философские вопросы учения об атомах // Вопросы философии. 1958. № 11. С. 61).         Исследуя своеобразие истории философии как науки, Т.И. Ойзерман констатирует, что «анализ формы философского вопроса выявляет специфическое, несводимое к предмету частных наук содержание» Ойзерман Т.И. Проблемы историко-философской науки. М., 1982. С. 164). Он показывает, насколько многообразными являются философские П., насколько они связаны с научными и вненаучными вопросами и задачами. Настаивая на специфике философского познания, он оговаривается, что не существуют какие-то аспекты реальности, являющиеся предметом собственно философского исследования. Вместе с тем философия ориентирована на некоторый «оптимум всеобщности»; она «отличается тенденцией к универсализации свойственного ей способа изучения, осмысления явлений, что означает превращение любого достаточно широкого круга вопросов науки или личной жизни человека, общественно-политических, исторических, идеологических и иных вопросов в предмет философского рассмотрения» (Богомолов А.С., Ойзерман Т.И. Основы теории историко-философского процесса. М., 1983. С. 79). Речь идет о мировоззренческом и методологическом содержании, которое философия обнаруживает в социальной реальности, в формах культуры, в проявлениях человеческой субъективности. Именно философия занимается исследованием этого содержания систематически и по преимуществу, в отличие от других наук, также периодически затрагивающих его.         В различных типах знания решение и постановка П. имеют специфическую форму. То общее, что объединяет их, состоит в определенной вероятностной, нечетко определенной модальности, отличающей разрешимость П. Свойство П. — это постановка под вопрос наличного знания. Подобно тому как смысл слова есть его употребление, смысл П., а следовательно и П. как таковая, есть также результат работы с «проблемным» (в некотором интуитивном, предварительном смысле) знанием. Не форма и даже не содержание П. самих по себе позволяют причислить их к философии, науке, религии или повседневному мышлению. Только метатеоретическая рефлексия, т.е. способ их анализа, используемый при этом концептуальный аппарат, методологические подходы и отношение к определенной системе ценностей, придают им звучание, соответствующее той или иной мыслительной сфере. Не существуют научные, религиозные, политические и обыденные П. как таковые; их создает подключение к данным областям общеметодологической, теологической, политологической или философской рефлексии.         Философские П. отличаются от других, помимо прочего, тем, что, не имея однозначного и окончательного решения, периодически приобретают и утрачивают актуальность, интерес для определенных групп людей под влиянием внешних или внутренних условий. Они могут воспроизводиться многие столетия подряд или же надолго исчезать из оборота, оставаясь в концептуальном резерве. Такое положение определяет особую роль и высокую ценность истории философии в системе философского знания. История философских П., как правило, не становится для философа лишь паноптикумом заблуждений, но представляет собой наличные теоретические ресурсы, из которых всегда можно черпать идеи и подходы. И если что-то похожее на механизм такого тематического и методологического воспроизводства мы встречаем в науке или иной социальной сфере, то можно с уверенностью утверждать: здесь кроется философская или иная глобальная мировоззренческая П.         Внутрифилософские П., как правило, имеют низкую степень актуальности для тех, кто не вовлечен в процесс философского исследования или образования. Внешнефилософские П., напротив, часто неинтересны для большого круга философов. Они в большей степени привлекают внимание «человека с улицы» (А. Шюц), стремящегося осмыслить политические, религиозные, обыденные ситуации.         Природа П. вообще — также специфически философская П. В частности, это выясняется при сопоставлении разных подходов в рамках теории познания. Позитивистски ориентированная эпистемология практически отождествляла П. с псевдопроблемами, причисляя к знанию только повествовательные высказывания, в то время как П., как правило, имеет вопросительную форму. Кроме того, П. подвергает сомнению достигнутый уровень знания и тем самым противоречит ему. Как же можно в таком случае причислить ее к «позитивному знанию»? И только К. Поппер отваживается на это, включая научные и философские П. в сферу «третьего мира».         Если вслед за К. Поппером реабилитировать П. как форму знания, то можно задаться и вопросом о природе знания, выступающего в образе научной П. Ведь П. — это не просто вопрос, ответ на который предполагает некоторое знание. Задавая вопросы типа «Сколько звезд на небе?», «Когда произошла Французская революция?» или «Какова длина молекулы ДНК?», мы знаем точный или приблизительный ответ, или, в худшем случае, знаем, где его искать. Эти вопросы могут нуждаться в терминологических или фактических уточнениях, но они не требуют поиска принципиально нового знания и не выражают сомнения в уже имеющемся знании. П., напротив, является системой из двух и более вопросительных суждений со строгой дизъюнкцией и содержит исключающие друг друга онтологические допущения. Именно так обстояло дело с уже упомянутой П. прерывности или непрерывности энергетических процессов, которую решал М. Планк; или с проблемой о том, вращается ли небесная сфера относительно Земли, или наоборот, которую решал Н. Коперник. Возможность формулировки осмысленных и весьма значимых вопросов, стоящих в оппозиции друг к другу, предполагает неоднородность, неполноту, противоречивость доступного нам массива знания. П. и фиксирует как раз дефект наличного знания (несоответствие между равно обоснованными тезисами, предпосылками и заключением, задачами исследования и его средствами, идеей и ее применением и т.п.). Тем самым П. явно или неявно содержит знание весьма специфического, рефлексивного рода, знание, направленное на само себя: это знание о знании, его сфере и границах. Знание, содержащееся в П., не может быть непосредственно увязано с практикой. Оно требует, скорее, определенных теоретико-познавательных процедур, позволяющих трансформировать П. в иной тип знания, например в задачу, решение которой имеет отношение к реальности. Этому может служить введение новых методов исследования, переформулировка П. или критика ее оснований.         Особенность эпистемологической ситуации, актуализировавшей понятие П. в эпистемологии и философии науки, — связь с кризисом кумулятивистской модели развития знания как накопления, прежде всего, Истинных фактов. Осознание того, что всякое знание неизбежно теоретически нагружено, привело к дискретной модели научного прогресса, согласно которой новая теория приносит с собой новое видение, новые факты. Поппер, провозгласив «перманентную революцию» как представление о постоянном выдвижении и опровержении теорий, рассматривал развитие науки как переосмысление П., переход от П. менее глубоких и плодотворных к П. более глубоким и открывающим более обширные теоретические перспективы. Понятие П., являясь формой явного расхождения старого и нового теоретического знания, обретало методологическую актуальность потому, что в центр внимания выносился вопрос о рациональном выборе теории. Решить П. значило обосновать выбор более истинной (эмпирически богатой, логически совершенной) теории. Но тезис теоретической несоизмеримости, почти неизбежно следующий из тезиса теоретической нагруженности, сразу же перенес П. из сферы развития научного знания в сферу метатеоретического дискурса, в сферу рациональной реконструкции. Этот ход уже содержался в концепции Поппера, который под «перманентной революцией» имел в виду не развитие самой науки, но, скорее, философские дискуссии вокруг оснований научного знания и плюрализм философских установок ученого-теоретика. То, что ученый как таковой не решает П., ясно было не только Т. Куну, но и самому Попперу. Однако философа Поппера философия интересовала значительно больше, чем историка Куна. Попперу хотелось заставить ученого философствовать, выдвигать и решать П.; Кун же, отказываясь от всяких нормативных установок, выводил такую деятельность за пределы описываемой им «нормальной науки».         Сложившееся таким образом значение термина «П.» содержит поэтому указание на принадлежность к философской, метатеоретической, методологической рефлексии. Кроме того, в П. неуничтожимо присутствует нормативный элемент, предписывающий определенную модель развития знания, в которой важное место отводится радикальному пересмотру фундаментальных теоретических допущений. И, наконец, под П. понимается вносимый в науку извне концептуальный инструмент, побуждающий ученых к более глубокому пониманию наличной познавательной ситуации. Признание познавательной ценности П., ее легализация как предмета эпистемологического исследования является, вместе с тем, только первым шагом. Еще предстоит в полной мере осознать, что проблема проблеме рознь, что всякая частная П. тривиальна и может быть сведена к задаче. Именно так следует понимать тезисы типа: «творчество — это решение П.», «политики решают политические П., а домохозяйки — житейские П.», и т.д.         Прояснению смысла понятия «П.» служит анализ того специфического способа осмысления П., который превращает их в философские П. Как философ работает с П. ? Конечно, он стремится разобраться в ее истоках, понять ситуацию в той области знания, где она возникла и где ее разрешение приводит к позитивному изменению ситуации. Но именно потому, что П. возникает за пределами уже сформированной теории (и даже как реконструкция прошлого знания), необходим выход за пределы данной предметной области. Философ поэтому вынужден приписывать П. более широкий контекст, чем тот, в котором она обычно рассматривается как научная, религиозная или повседневная П. Ему приходится искусственно погружать ее, казалось бы, в генетически несвойственные ей многообразные отношения. Философ действует так потому, что интуитивно или явно исходит из представления о совокупном познавательном процессе — множестве всех известных и неизвестных, реальных и возможных когнитивно-культурных ситуаций, относительно которых должна быть понята всякая отдельная П. или ситуация. Для философа всякая познавательная ситуация не может быть понята иначе, чем часть масштабного (в принципе неисчерпаемого) целого, видимого лишь с «высоты птичьего полета». Как локализовать релевантную для данной ситуации часть совокупного познавательного процесса? Как усмотреть всю глубину содержания П. ? Мышление, имеющее в качестве своего предмета П., — это и есть собственно рефлексивное мышление: работа с проблемным знанием может пониматься как элементарный рефлексивный акт теоретика.         Философский дискурс, будучи направлен на П. как на свой собственный предмет, опредмечивает в форме П. и всякое иное мыслимое содержание, использует ее как орудие рефлексивного мышления. Теоретизирующий философ занимается по преимуществу тем, что можно назвать проблематизацией контекста. И одновременно с этим он, надевая «проблемные очки» и практикуя «проблемное видение мира», вынужден различать П. и то, что ею не является, то, на фоне чего она только и может быть конституирована. Распознавание, конструирование этого контекста П., контекстуализация П. представляет собой еще один способ работы с проблемным знанием.         И.Т. Касавин         П. — вид интеллектуальных затруднений, отличающийся от задач значительно большей неопределенностью и отсутствием исходной цели, которую необходимо достичь. Обычно это выглядит как отсутствие или неполнота исходной формулировки, и процесс решения вынужденно начинается именно с ее поиска или уточнения. П. практически не могут быть предзаданы, а должны формулироваться по ходу их решения.         П., возникающие в сфере теории и практики, дают о себе знать сбоями в деятельности, негативными эмоциональными состояниями, когнитивным диссонансом. Механизм попадания в проблемную ситуацию носит название проблематизации. Однажды возникнув, П. постоянно дает о себе знать, т.е. отличается «навязчивым» характером (3. Фрейд). П. имеют комплексное строение, включают в себя множество разных явлений, предметов, организаций, людей, точек зрения или теорий, переменных, препятствий и т. д. В с ю эту совокупность обычно называют проблемным полем. Оно имеет сетевой характер (Д. Дернер): все его составные части связаны друг с другом так, что трансформация одного элемента ведет к изменению многих других. При этом количество последствий столь велико, что их трудно представить и еще труднее контролировать.         Сетевой характер имеют не только условия, но и возможные цели: П. обычно имеет полителический характер. Следствием такого положения дел выступает отсутствие единственного наилучшего или правильного решения. Поэтому выбор окончательного ответа всегда связан с оценкой баланса «выигрышей» и «проигрышей».         Другим следствием сетевого характера П. является множество ее допустимых формулировок. Причем возможные цели (системы целей) во многих случаях могут считаться равноправными и направлять процесс решения по разным путям. Удачно выбранная формулировка П. способна облегчить нахождение возможных решений, неудачная — сделать ситуацию неразрешимой. Еще одной характеристикой П. является ее «непрозрачность» (Д. Дернер): человек никогда не имеет всей полноты информации о той ситуации, в которой он находится.         П. в отличие от задач обладают собственной динамикой. Они развиваются во времени, создавая временной прессинг и заставляя решателей предвидеть изменения и играть на опережение. Более того, решения (даже очень удачные) имеют тенденцию устаревать: П. продолжают жить и будучи решенными.         Хотя связи и противоречия между предметами или техническими устройствами более заметны, П. к ним не сводится: она включает в себя человека, столкнувшегося с П., как свою принципиальную составную часть (Р. Акофф). Его отличительные черты (психологические, профессиональные, демографические, финансово-экономические и др.) составляют «ткань» проблемной ситуации. Безличных, или «ничьих», П. не существует. Это проявляется в двух особенностях проблемной ситуации: наличии у нее «субъективных» координат и «психологического» рельефа.         Механизмы решения П. весьма разнообразны: рациональные стратегии принятия экономических решений, процедура вынесения вердикта присяжными, стратегии копинга, самоопределение, процессы переживания острого горя и др.         В.Ф. Спиридонов