ЧАНЬ

(санскр. – дхъяна, японск. – дзен – медитация, просветление, сосредоточение, самоуглубление) – школа в буддизме , проповедующая имманентность Будды «основной природе человека» и практические приемы психотехники самосовершенствования на пути «отказа от ложного и возвращения к истинному». Цель – религиозное спасение, достижение в этой жизни состояния Будды, его мудрости в качестве собственной сущности.
Основой школы классического Ч. являются идеи буддизма Махаяны («Каждый в потенции Будда… начинайте искать Будду в природе человека и не ищите его за пределами тела»), синтезированные с философией даосизма (Лао-цзы ) и конфуцианским каноном «И цзин» («Книга перемен»). Родоначальником школы является 28-й патриарх буддизма (первым был сам Будда), Бодхихарма, прибывший в Китай в 520 г. и ставший первым патриархом Ч. В V–XIII вв. Ч. становится одним из ведущих направлений философской мысли Китая. Успех его и популярность вызвали ревность императорского двора. В результате гонений Ч. в Китае приходит в упадок и уступает место конфуцианству, ставшему в XV в. государственной религией. Распространение Ч. в Японии, Вьетнаме (X–XIII вв.) оказало значительное воздействие на формирование культурной общности народов Дальнего Востока. В XX в. наиболее интеллектуальной формой буддизма в Японии является дзен.
Специфику философии Ч. предопределил Бодхихарма в «Трактате о светильнике и свете». Он писал: «Передача мысли непосредственно от сердца к сердцу, созерцание собственной природы и есть достижение состояния Будды». Основной постулат мыслителя, развиваемый его последователями, – несоизмеримость слов и любых внешних знаков с истинным смыслом того, что они пытаются выразить. Погружение в «пустоту собственной природы, в сердце» есть единственный путь выхода из «кажимостей» видимого мира с целью постижения истинной реальности. Он разъясняет: вместимость сердца огромна, в нем есть всё, и в нем нет ничего; в нем нет никаких понятий, нет даже понятия «пустота». Но «всё рождается сердцем десятками тысяч способов…». Такие понятия, как форма, цвет, довольство, волнение, – лишь ярлыки, «цепко держащиеся за мир», но не выражающие ни природы человека, ни истины о мире. Поэтому, стремясь к Абсолюту как основной «своей природе», к истинному знанию, необходимо «не пачкать сердце в разных мирах» этого феноменального мира, застывшего в словах, образах, представлениях, символах, чтобы не оказаться их рабом.
С именем второго патриарха – Хой-ке (487–593) – связано возникновение специфически чаньской диалогической системы вопросов и ответов, противостоящей традиционному репрессивному монологизму наставника. Позже на основе этих диалогов появляются так называемые «коаны» – парадоксальные высказывания-задачи в системе чаньского тренажа. Внутренний смысл загадок, коанов выражает не частное мнение учителя, но высший принцип бытия. Только сойдя с наезженной дороги повседневного мышления и идя в направлении, противоположном логике, воплощенной в правилах языка, заглядывая за покров «слов-этикеток», ученик интуитивно может постичь смысл реальности.
Например, на вопрос «что есть Я?» может быть ответ: «Ты видишь кипарис во дворе?». Смысл здесь в том, что «Я» не объект и не субъект. Я – ничто, которое «здесь и сейчас» пребывает в этом кипарисе, а этот кипарис пребывает во мне.
Своей парадоксальностью, внешним алогизмом коаны как формы прикосновения к тайне бытия в чем-то схожи с евангельскими притчами. Но в отличие от последних, коаны – психологические стимулы для выхода мышления за рамки присущих ему традиционных оппозиций, бинарностей феноменального мира к просветлению, ошеломляющему мигу озарения (сатори) с целью достижения Ничто, в котором нельзя отличить природу человека от природы Будды, и последующего самоопределения деятеля, именуемого «Я». Однако просветление – не одномоментный процесс: «если в предыдущий миг находишься в миру – переживаешь беспокойство, если в последующий миг расстаешься с миром – обретаешь прозрение». Миг прозрения в Ч. ощущается как выпадение из дискретного суетного времени и переживается как всевременность текуче-связного, континуального мира, частью которого является «Я». К VI в. уже существовала сложная система психофизической тренировки, цель которой заключалась в подготовке человека к состоянию озарения.
У третьего патриарха Ч. Сэн-цана (ум. в 606 г.) устранение из сознания классической дихотомии, противоположности субъекта и объекта выражено со всей философской строгостью. Он утверждает: «Объект является объектом для субъекта. Субъект является субъектом для объекта. Относительность этих двух пребывает в абсолютной пустоте, где их не различить… Если сердцем постиг эту истину… одно во всём и всё в одном». Нельзя говорить, что сознание определяется бытием, а бытие имеет основание в самом себе. Следует считать, что бытие является бытием благодаря сознанию. Иначе говоря, бытие есть бытие потому, что бытие есть небытие, Ничто как вечно пребывающий в себе и становящийся Абсолют, который можно уловить в этой «ставшей» реальности, лишь перейдя на другой уровень сознания («Пустое и безмолвное сердце обладает интуитивным познанием»).
Специфика философии Ч. в том, что она построена на постулатах отношений Абсолюта (Ничто, Единого), личности и мира бесконечных феноменов. Посредником в этих связях выступает «человек, который стал наставником самому себе». Точнее, «Я» человека, освобожденное из клетки фрагментарного, ограниченного и изолированного эгоцентрического человеческого существования, становится (должно стать) истинным хозяином в «доме» индивидуального бытия. Поскольку в философии Ч. объектом познания, совершенствования является не окружающий мир, но сам человек, постольку проблемы онтологии, гносеологии и аксиологии, выражающие отношения между человеком и окружающим миром, человеком и Абсолютом, человеком и его «Я», тесно сплетены. Познание лишено умозрительной отвлеченности, оно ценно главным образом как средство, путь и функция духовной практики, ведущей к просветлению. Главное – учиться искать индивидуальные пути овладения Абсолютом, а это возможно лишь через осознание своей собственной природы, которая в ситуации просветления и выявляется как Абсолют. Известный призыв Ч.: «Встретишь Будду – убей Будду. Встретишь патриарха – убей патриарха» – выражает веру-убежденность в спасение через усилие собственного духа.
Для адепта Ч. приобщение к Абсолюту означает выход из цикла рождений и смертей, прихода и ухода и «переселение» в изначальную природу Будды – достижение спасения. Абсолют, Единое, Ничто – источник конечных возможностей мира и бесконечных возможностей творчества. Ничто – это вселенная души, «пустота», где вещи приобретают самость, где нет никаких преград, ограничений, где есть свободное общение всего со всем. Следовательно, на пути к спасению человек, пребывающий в мире, должен открыть себя и, тем самым, мир. Это открытие, созидание себя и мира в пространстве собственной жизни называется творчеством. Изначально заложенная в Ч. идея истинного человека в мире Ничто в теории и практике осуществлялась как нерасторжимое единство философии, религии, психологии, эстетики и художественного творчества.
Незыблемость принципа философии Ч. – неопределимость, невыразимость Абсолюта и одновременно необходимость трансляции сокровенных знаний – явилась одной из причин расцвета пейзажной лирики и поэзии, миниатюрной живописи и музыки, способных передать их намеком, недосказанностью, «завершенной незавершенностью» формы. Поскольку Ч. принципиально взывает к абсолютной субъективности, в которой пребывает «Я», и утверждает равенство наставника и ученика, творящего и воспринимающего («увидеть, услышать – значит создать свой образ всобственном сердце»), постольку в его уникальной синхронной смысловой многослойности всегда присутствовала опасность субъективистских истолкований, зависящих от установок последователя. На вопрос, что такое Ч., разные авторы дают совершенно противоположные ответы: это и смысл жизни и мистика, любовь к миру и уход из него, самоуглубление и самоотрицание, путь к экзистенциальной аутентичности и погружение в коллективное бессознательное, религия и стереотипное поведение. Быть может, лучший ответ дал классик японский поэзии дзен, монах Сайгё (XIII в.): «Глядя на луну, я становлюсь луной. Луна, на которую я смотрю, становится мною. Я погружаюсь в природу, соединяюсь с ней… Упадет красная радуга, и кажется, что бесцветное небо окрасилось. Засветит белое солнце, и пустое небо озаряется. Но ведь небо само по себе не окрашивается и само по себе не озаряется. Вот и мы в душе своей, подобной этому небу, окрашиваем разные вещи в разные цвета, не оставляя следов. Но только такая поэзия и способна воплотить истину Будды».
В современной литературе для лучшего, более углубленного понимания Ч. часто проводят аналогии со школами европейской философии от Парменида с его невыразимым в слове Единым, Платона (учение о знании и мудрости), Августина Аврелия до Фихте, Кьеркегора, Сартра, Камю , русской религиозной философии, неофрейдизма. Обращение к философии Ч. с ее целостным подходом к миру и человеку, к идее «тренированного бессознательного», интуитивного постижения становящегося бытия дает веские основания для пересмотра старых проблем в духе методологии новой, «неклассической» рациональности.