ЖЕЛАНИЕ

Найдено 8 определений
Показать: [все] [проще] [сложнее]

Автор: [российский] [зарубежный] Время: [советское] [постсоветское] [современное]

Желание
проявление возможностей присутствия в случае, когда присутствие выбирает лишь ближайше доступные и уже охваченные озабочением возможности; желание связано с непониманием присутствием своих фактических возможностей.

Источник: Словарь хайдеггерианских терминов (по “Бытию и времени”)

ЖЕЛАНИЕ
склонность, уже сознающая свой объект. Желание отличается от потребности — простого психологического побуждения. Например, я могу иметь потребность в пище, ощущать спазмы желудка, не зная при этом, что все это вызвано недостаточным питанием. Желание относится обычно к определенному объекту: я желаю выпить вина. Желание, предполагающее некоторую неудовлетворенность, придает эмоциональной жизни ее тональность, порождает чувства и страсти и лежит в основе активной жизни. Однако поскольку желаний бесконечное множество, то человек, старающийся удовлетворить их все, потеряет и покой, и свободу (Платон). Желание, подвергшееся контролю расчета и рефлексии, становится волевым актом. Выражением личности будет не пульсация желания, но акт воли.

Источник: Философский словарь

ЖЕЛАНИЕ
мотив деятельности человека, к-рый характеризуется осознанностью возникшей потребности. Ж. выступает в качестве важнейшего компонента развития волевого действия. Ж. следует отличать от влечения – мотива деятельности, представляющего собой еще не дифференцированную, недостаточно осознанную потребность. Пробуждение Ж. означает возникновение или постановку цели, т.е. отражение в голове человека объекта конкретной потребности, что определенным образом организует деятельность, придает ей целенаправленность, эмоционально окрашивает, открывает широкий простор воображению и т.д. При этом могут осознаваться не только объекты потребности, но и возможные пути ее удовлетворения. Ж. может тогда переходить в решение, к-рое в дальнейшем непосредственно претворяется в жизнь (исполнение Ж.). Однако наряду с подобными активными Ж. отмечаются случаи, когда возникшее Ж., сопутствуемое образами фантазии (грезами), удовлетворяется лишь в иллюзорной форме, выступая не как предпосылка деятельности, а как ее подмена (см. Воображение). Вопрос об активизации Ж. и их воспитании рассматривается в свете общих принципов формирования воли. Лит. см. при статьях Воля, Психика. А. Петровский. Москва.

Источник: Философская Энциклопедия. В 5-х т.

Желание
Потенциальная способность наслаждаться или действовать. Не следует смешивать желание с нуждой, которая отнюдь не является крахом, пределом или неосуществимостью желания. Желание как таковое не нуждается ни в чем (нужду вызывает не способность, а неспособность к чему‑либо). Разве для того, чтобы проголодаться, обязательно испытывать нужду, т. е. невозможность получить пропитание? Это означало бы смешение голода, который представляет собой страдание, и аппетита, который является силой и одновременно удовольствием. Разве для любовного желания обязательно длительное воздержание? Это означало бы смешение фрустрации, т. е. несчастья, и потенции к любви, т. е. счастья и везения. Вопреки утверждению Платона, желание – не ощущение нехватки чего‑либо («Пир», 200), но потенция – способность к наслаждению и потенциальное наслаждение. Его актуализацией является удовольствие; его судьбой – смерть. Желание – это живущая в каждом из нас движущая сила; наша способность существовать, как говорит Спиноза, чувствовать и действовать. Принцип удовольствия, если верить Фрейду, вытекает из его определения.
Как пишет Аристотель, к желанию относятся влечение, храбрость и воля. Следует добавить сюда же любовь и надежду. Действительно, как поясняется в трактате «О душе», желание (стремление) представляет собой нашу единую движущую силу: «Ум же, совершенно очевидно, не движет без стремления», тогда как желание «движет иногда вопреки размышлению» («О душе», книга II, глава 3 и книга III, глава 10). Впрочем, разве не очевидно, что нами движут любовь и надежда? Следовательно, движущее едино – это способность стремления как таковая, поскольку мы желаем быть своим «собственным движителем» (там же, книга III, глава 10).
Спиноза, определявший желание как «осознанное влечение» (из чего следует, что бывают и неосознанные влечения), подчеркивал недостаточность этого определения: «Будет ли человек сознавать свое влечение или нет, влечение остается все тем же» («Этика», часть III, теорема 9, схолия и «Определение аффектов», 1, Объяснение). Поэтому подлинное определение, в равной мере относящееся и к желанию, и к влечению, будет звучать следующим образом: «Желание есть самая сущность человека, поскольку она представляется определенной к какому‑либо действию каким‑либо данным ее состоянием» (там же). Это воплощенная в человеке форма conatus’a (стремления к самосохранению), а тем самым – принцип всяких его усилий, побуждений, влечений и хотений, которые «бывают различны сообразно с различными состояниями человека и нередко до того противоположны друг другу, что человек влечется в разные стороны и не знает, куда обратиться» (там же). Спиноза также понимает желание как единственную движущую силу – это та сила, которую мы являем собой или результатом которой являемся, которая пронизывает, составляет и одухотворяет нас. Желание – не акциденция и не одна из наших способностей. Это само наше бытие, рассматриваемое в его «способности к действию», иначе говоря, «в силе его существования» (agendi potentia sive existendi vis; часть III, Общее определение аффектов). Что из этого вытекает? Что стремление к уничтожению желания абсурдно или смертоносно. Мы можем лишь трансформировать, направлять, а иногда – сублимировать свое желание, и именно такую цель преследует воспитание. Такова же, в частности, и задача этики. Речь идет о том, чтобы чуть меньше желать того, чего нет, или того, что от нас не зависит, и немного больше – того, что есть, или того, что зависит от нас, иными словами, чуть меньше надеяться и чуть больше любить и действовать. Этот путь ведет к освобождению желания от угрожающего ему небытия и к возможности раскрытия реальной действительности, частью которой оно является.

Источник: Философский словарь.

Желание
(Desire).
Это слово означает человеческое стремление обладать и наслаждаться ценными предметами, удовлетворять потребности или достичь желанной цели. Бог создал человеческий мозг со специализированной нервной системой и центрами удовольствия/боли, крые управляют желаниями, включая такие общие для всех побуждения, как голод, жажда, отдых и половой инстинкт. Желания играют столь важную роль в человеческом опыте, что некрые считают человека совокупностью его желаний. Отсутствие основных желаний, напр. аппетита или полового чувства, считается психической болезнью, края может быть губительной для человеческой личности.
В НЗ самое распространенное слово, обозначающее желание, epithymia образовано от словаthyd, что значит "вскипать" или "кипеть", "бурлить". Когда это слово употребляют в отрицательном значении, оно переводится как "похоть" или "корыстолюбие", "любостяжание". В более поздней греческой философииepithymia означала неудачу человеческих усилий, крые были либо ниже разума, направлены на зло, связаны с наслаждением, либо нарушали 30лотую середину умеренности. Это представление сильно повлияло на некрых отцов Церкви, прежде всего на Августина. Августин гневно осуждал "болезнь желания", видя в ней "жадную похоть, вечно ищущую наслаждения", и даже отождествлял ее с первородным грехом.
В НЗ греческие представления, связывающие желание со злом, умеряются еврейской антропологией. Еврейский терминnepes означает целостную человеческую личность, но ставит в центр внимания "я" с его уникальным стремлением к определенным биологическим, психическим, общественным и духовным благам (Притч 27:7; Песн 1:7; Ис 26:89). Более того, сами эти желания названы благими, когда их испытывают праведники (Притч 10:24; 11:23). Желания тех, кто находит удовольствие в Господе и заботится о том, чтобы накормить голодных, исполнятся (Пс 20:3; 36:4; Ис 58:11). Но в рассказе о грехопадении Адам и Ева, обольщенные змеемискусителем, по внушению тех же самых желаний вкушают запретный плод с древа познания (Быт 3:6). Люди постоянно прелыцаются, отвергая Бога, забывая других, эгоистично потакая своим желаниям (Втор31:20; Исх 20:17; Пс 111:10).
В русле еврейской традиции н. з. авторы говорят, что человеческие желания нормальные проявления твари (Мф 13:17; Лк 16:21; Флп 1:2223). Иисус не только благосклонно говорил о человеческих желаниях, но и сам испытывал их (Лк 17:22; 22:15). Тем не менее и Иисус, и ап. Павел утверждают, что в падшем мире желания открывают путь греху, т.к. становятся орудиями Сатаны, противящегося Божьей воле (Мк 4:19; Ин 8:44; Еф 2:3; Тит 2:12). Ап. Павел развивает эту идею в христологическом и эсхатологическом контекстах. Христианин живет в двух измерениях в веке нынешнем с его злыми силами, улавливающими человека в плотские похоти, и в веке будущем, т. е. Царстве Христовом (Рим 8:1227). Поднебесные силы века нынешнего входят в человека через его желания чувственные, нравственные или религиозные, крые начинают служить страстной и злой самости (Рим 1:24 и дал.; Еф 2:23; 1 Фес4:46). Т.о., ап. Павел опровергает представление о том, что желания потакают злу потому, что они ниже разума, связаны с наслаждением, направлены на греховные предметы или просто чрезмерны. Скорее как всякую часть Божьего творения их можно считать благими, но они становятся злыми, когда служат не другим людям, а нашей самости. Эти желания плоти названы "обольстительными" (Еф 4:22), "злыми" (Кол 3:5), "вредными" (1Тим6:9), "мирскими" (Тит2:12), "юношескими" (2Тим2:22), "попечением о плоти" (Рим 13:14).
В деле искупления дух Христов сталкивается с бесовскими силами, действующими через наши желания (Рим 7:78; Еф4:2224; см. также Иак 1:1415; 2Пет2:18; 1 Ин2:15). Желания духа (любовь, радость, мир и т.д.) противостоят желаниям плоти (блуд, идолопоклонство, зависть, распри и т.д.), и сама эта борьба указывает на победу Христа, достигнутую смертью и воскресением (Гал 5:1625). Так, благодать Божья во Христе освобождает христианина от эгоистичных желаний падшего мира. Бог овладевает человеком, преображая его желания в любовь к ближнему (Гал 5:1315). Каждый порыв любви, сильный или слабый, предваряет торжество верховной власти Христа в этом мире.
D.J. Miller(пер. А. К.) Библиография: F. Buchsel,TDNT, III, 16772; R. Gundry,"The Moral Frustration of Paul Before His Conversion: Sexual Lust in Romans 7:725", inPauline Studies, ed. D. Hagner and M. Harris; Kasemann,Perspectives on Paul.
См. также: Плоть.

Источник: Теологический энциклопедический словарь

ЖЕЛАНИЕ
первичный био-психологический импульс — мотивационное основание сопряженной поведенческой установки, задающий главные параметры индивидуальной активности человека (как в норме, так и в патологии), а также выступающий существенно значимой детерминантой массового сознания. Проблематизация Ж. в историко-философской традиции 20 в. была обусловлена всевозрастающим осознанием того, что Ж. людей в своей системной совокупности являются наиболее влиятельной, равно как и весьма консервативной компонентой в иерархии факторов общественной жизни. В терминологический комплекс современной философии понятие "Ж." было транслировано из соответствующих структур психоанализа, в границах которого Ж. трактовалось как одна из разновидностей влечения. В учении Фрейда предпринимались попытки описания и реконструкции преимущественно бессознательно-фундированных Ж., закрепляемых посредством устойчивых и усвоенных с детства знаков. Такие Ж., по Фрейду, были способны к осуществлению и дальнейшему воспроизводству на основе знаковых ансамблей, обусловленных первичным опытом удовлетворения Ж. Согласно Фрейду, этот опыт конституируется исходной процедурой внешнего вмешательства, снимающего у младенца то внутреннее напряжение, которое порождается потребностью. Следствием данного процесса, согласно Фрейду, представляется то обстоятельство, что избыточно энергетизированный образ утоленного Ж. в перспективе формирует знак реальности, аналогичный восприятию. В результате основой Ж., по мысли Фрейда, правомерно трактовать базовый опыт реального и галлюцинаторного его удовлетворения. В данном контексте субъект всегда ассоциирует удовлетворение собственных Ж. по подобию восприятия, тождественного тому, которое было некогда связано с осуществлением соответствующей потребности. Разницу между потребностью ("раздражением влечения") и Ж. Фрейд усматривал в том, что первая, по его мнению, порождалась внутренними напряжениями и удовлетворялась специфическим поиском и обретением необходимого объекта. Ж. же, по мысли Фрейда, адекватно ассоциировать с "мнесическими следами": их исполнение предполагает повторное галлюцинаторное воспроизводство тех восприятий, которые трансформировались в знаки реализации этих Ж. В схемах структурного психоанализа его основатель Лакан попытался развести, с одной стороны, потребность, направленную на специфический объект и им удовлетворяемую, и запрос, обращенный к другому индивиду (если в этой ситуации фигурирует объект, то за ним, по мысли Лакана, всегда прочитываема просьба о любви). Ж. у Лакана скользит по границе потребности и запроса: Ж. (в отличие от потребности) есть отношение к фантазму, а не к реальному объекту; Ж. (в отличие от запроса, навязываемого вне обращения к языку и бессознательному иного человека и требующего абсолютного признания себя этим последним) суть то, что остается после запроса, когда он удовлетворен. По версии Лакана, подлинное Ж. не есть экспансия репертуаров овладения собственными объектами, а напротив, ориентация на "слияние" с миром: на обретение признания и любви окружающих. Существенно значимым поворотом в концепции Лакана выступила его идея о том, что определяющим в структуре истинного Ж. правомерно полагать ориентацию на нужду Другого: субъект такого Ж. стремится сам стать объектом, которого не достает партнерам по социальной коммуникации. (Ср. у Левинаса: "Ж. Другого" продуцируется разумным существом, уже удовлетворенным: Я, устремляясь к Другому, расшатывает отождествление Я с самим собою. Отношения с Другим "проблематизируют" Я, перманентно изымают Я из него самого, раскрывают все новые его таланты. Подлинное раскрытие Я, по Левинасу, мыслимо и возможно лишь перед "абсолютным ликом Другого".) С точки зрения Лакана, символический уровень организации Ж. — определяющ ("символ изначально заявляет о себе убийством вещи"): Ж. становится адекватно человеческим, когда ребенок рождается в языке и посредством языка, когда происходит его включение в поле конкретного дискурса собственного окружения. По Делезу и Гваттари, имманентность "машин Ж." идентична "великим машинам" социальности: Ж. способны властно инвестироваться в жизнь и кардинально преобразовывать ее — см. Машины желания, Шизоанализ. "Желание есть часть базиса", — констатировалось в работе "Капитализм и шизофрения". Данная трактовка Ж. не совпадает с марксизмом — в нем "Ж." являют собой компонент идеологических представлений; это также не совпадало с фрейдизмом — в его рамках Ж. не может быть производительным кроме ситуаций сновидений и фантазмов. Делез и Гваттари осмысливали посредством понятий "базис", "либидо" и "Ж." ницшеанскую "волю к власти". "Деятельные силы" из книги Делеза "Ницше и философия" (1962) обретают наименование "революционного Ж.". Согласно Делезу и Гваттари, "подавлять желание и не только для других, но и в самом себе, быть полицейским для других и для самого себя, — вот что заставляет напрячься, и это не идеология, это экономия". Особое внимание разработке проблемы символическо-знаковой природы Ж. уделил Бодрийяр: согласно его концепции, все Ж., императивы и страсти современного человека осуществляются в знаках и вещах — предметах репертуаров покупки, продажи и потребления. Последнее же, по Бодрийяру, отнюдь не сводимо к процессу удовлетворения людских потребностей, а являет собой многомерный модус отношения человека к окружающим, к миру идей и вещей, к миру в целом. "Потребление" как таковое Бодрийяр определяет как "виртуальную целостность всех вещей и сообщений, составляющих отныне более или менее связный дискурс", как многоуровневую схему того, как все элементы структуры потребностей индивидов (пища, одежда, жилье, информация и т.д.) организуются в единую знаковую субстанцию. Потребление, по мысли Бодрийяра, сводимо к операциям системного и достаточно последовательного манипулирования знаками. В рамках этого концепта потенциальные объекты Ж. (потребления) — вещи, идеи /читай: и люди — А.Г./ — должны сделаться знаками, культовыми или символическими фигурами, внеположенными тому традиционному отношению, которое они отныне только обозначают. Проблема природы, структуры и механизмов удовлетворения Ж. в исторической перспективе соразмерна проблеме исторических судеб человечества: устойчивое удовлетворение минимизируемых Ж. (модель тоталитаризма) необходимо ведет к их угасанию, дистрофии и — вырождению людей; любое расширенное воспроизводство жизни людей (модель открытого общества) настоятельно требует творческой качественной генерации все новых и новых стимулов и объектов Ж. (См. также Машины желания, Эротика текста.) A.A. Грицанов

Источник: Постмодернизм. Энциклопедия

ЖЕЛАНИЕ

Франц. DESIR, англ. DESIRE. Одна из самых влиятельных концепций современной западной мысли; понятие желания проделало долгий и весьма извилистый путь от чисто сексуального влечения (либидо) Фрейда до основного импульса, внутреннего двигателя всего общественного развития. В этом понятийном конструкте, частично являющемся наследником «первичных процессов», т. е. деятельности ид, как это сформулировал в свое время Фрейд, воплощено иррациональное представление о движущих силах современного общества, где желание, лишенное чисто личностного аспекта сексуальных потребностей отдельного индивида, приобретает характер «сексуальной социальности» — надличнои силы, стихийно, иррационально и совершенно непредсказуемо трансформирующей общество.
Тот факт, что Барт, Кристева, Делез, Гваттари, Лиотар, а также, хотя и в меньшей степени, Деррида практически одновременно разрабатывали проблематику «желания», свидетельствует о том, чти она на определенном этапе развития постструктуралистской мысли превратилась в ключевой для нее вопрос, от решения которого зависело само существование постструктурализма как доктрины. Если отойти от частностей, то самым главным в этих усилиях по теоретическому обоснованию механизма желания было стремление разрушить, во-первых, сам принцип структурности как представление о некоем организующем и иерархически упорядоченном начале, а во-вторых, и одну из влиятельных структур современного западного сознания — фрейдовскую структуру личности, ибо «желание» мыслится как феномен, «категориально» противостоящий любой структуре, системе, даже «идее порядка». Как выразился Гваттари на характерном для него языке, «желание — это все, что существует до оппозиции между субъектом и объектом, до репрезентации и производства»; «желание не является чем-то получающим или дающим информацию, это не информация или содержание. Желание — это не то, что деформирует, а то, что разъединяет, изменяет, модифицирует, организует другие формы и затем бросает их» (Guattari:1976, с. 61).
Философская традиция осмысления «желания» оказалась весьма почтенной; если раньше ее отсчитывали от Фрейда, то теперь, благодаря усилиям нескольких поколений историков и теоретиков, ее возникновение (по крайней мере, в пределах европейской традиции, чтобы не касаться индуизма с его фаллическим культом лингама) прослеживается от древнегреческой философии и прежде всего от концепции Платона о космическом эросе.
Из постструктуралистских интерпретаторов «желания», помимо Делеза и его соавтора Гваттари, следует упомянуть Ролана Барта с его «Удовольствием от текста» (Barthes:1973a) и Юлию Кристеву, подборка сочинений которой была переведена на английский под характерным названием «Желание в языке: Семиотический подход в литературе и искусстве» (Kristeva:1980), Жан-Франсуа Лиотара и, конечно, самого Дерриду, у которого проблема «желания» (как, впрочем, и все затрагиваемые им вопросы) приобретает крайне опосредованную форму.
Как пишет Лейч, «желание, подобно власти у Фуко, для некоторых постструктуралистов возникает как таинственная и разрушающая, всюду проникающая производительная сила либидо» (Leitch:1983, с. 211). Критик подчеркивает, что присущее «желанию» качество принципиальной «неопределимости» роднит его с аналогичным по своим характеристикам понятию различение в теории Дерриды.
Необходимо учитывать еще один момент в том климате идей, который господствовал в 60-70-е гг., — существенное влияние неомарксизма, в основном в трактовке франкфуртской школы. Под его воздействием завоевала популярность, в частности, идея «духовного производства», доведенная с типичным для той эпохи экстремизмом до своей крайности. Если ее «рациональный» вариант дает концепция Машере-Иглтона, то Делез с Гваттари (как и Кристева) предлагают иррациональный, «сексуализированный» вариант той же идеи. Они подчеркивают «машиноподобие» либидо, действующего по принципу неравномерной, неритмичной пульсации: оно функционирует как машина и одновременно как производство, связывая бессознательное с «социальным полем». Порожденные в бессознательном, разрушительные продукты желания постоянно подвергаются кодированию и перекодированию. Таким образом, общество выступает как регулятор потока импульсов желания, как система правил и аксиом. Само же желание как «дизъюнктивный поток» пронизывает «социальное тело» сексуальностью и любовью.
В результате функционирование общества понимается как действие механизма или механизмов, которые являются «машинами в точном смысле термина, потому что они действуют в режиме пауз и импульсов» (Deleuze, Guattari:1972, с. 287), как «ассоциативные потоки и парциальные объекты», объединяясь и разъединяясь, перекрещиваясь и снова отдаляясь друг от друга. Все эти процессы и понимаются авторами как «производство», так как для них желание само по себе является одновременно и производством, и продуктом этого производства.
Исследователи вводят понятие желающая машина, под которым подразумевается самый широкий круг объектов — от человека, действующего в рамках (т. е. кодах, правилах и ограничениях) соответствующей культуры и, следовательно, ей подчиняющегося, вплоть до общественно-социальных формаций. Главное во всем этом — акцент на бессознательном характере действий как социальных механизмов (включая, естественно, и механизмы власти), так и субъекта, суверенность которого оспаривается с позиций всесильности бессознательного.
Либидо пронизывает все «социальное поле», его экономические, политические, исторические и культурные параметры и определения: «Нет желающих машин, которые существовали бы вне социальных машин, которые они образуют на макроуровне; точно так же как нет и социальных машин без желающих машин, которые населяют их на микроуровне» (Deleuze. Guattari:1972, с. 341)).
По мере того, как бессознательное проникает в «социальное поле», т. е. проявляется в жизни общества (Делез и Гваттари, как правило, предпочитают более образную форму выражения и говорит о «насыщении», «инвестировании социального тела»), оно порождает игру «сверхинвестиций», «контринвестиций» и «дизинвестиций» подрывных сил желания, которые колеблются, «осциллируют» между двумя полюсами. Один из них представляет собой господство больших агрегатов, или молярных структур, подчиняющих себе молекулы; второй включает в себя микромножества, или частичные, парциальные объекты, которые «подрывают» стабильность структур.
Делез и Гваттари определяют эти два полюса следующим образом: «один характеризуется порабощением производства и желающих машин стадными совокупностями, которые они образуют в больших масштабах в условиях данной формы власти или избирательной суверенности; другой — обратной формой и ниспровержением власти. Первый — теми молярно структурированными совокупностями, которые подавляют сингулярности, производят среди них отбор и регулируют те, которые они сохраняют в кодах и аксиоматиках; второй — молекулярными множествами сингулярностей, которые наоборот используют эти большие агрегаты как весьма полезный материал для своей деятельности. Первый идет по пути интеграции и территориализации, останавливая потоки, удушая их, обращая их вспять и расчленяя их в соответствии с внутренними ограничениями системы таким образом, чтобы создать образы, которые начинают заполнять поле имманентности, присущее данной системе или данному агрегату; второй — по пути бегства (от системы), которым следуют декодированные и детерриториализированные потоки, изобретают свои собственные нефигуративные прорывы, или шизы, порождающие новые потоки, всегда находящие брешь в закодированной стене или территориализированном пределе, который отделяет их от производства желания. Итак, если суммировать все предыдущие определения: первый определяется порабощенными группами, второй — группами субъектов» (Deleuze, Guattari: 1972, с. 366-367).
Вообще вся критическая литература постструктуралистской ориентации того времени, была крайне увлечена, даже, можно сказать, заворожена «научным фантазмом» мифологемы «духовного производства», которое все более приобретало черты машинного производства со всеми вытекающими из этого последствиями. Типичное для структурализма понятие «порождения» стало переосмысливаться как «производство», как «механическая фабрикация» духовных феноменов, в первую очередь литературных. Иными словами, заложенная в русском выражении «литературное произведение» метафора была буквально реализована в теории постструктурализма. Своего апогея эта фантастическая идея машиноподобности духовного производства достигла у Пьера Машере в книге «К теории литературного производства» 1966 г. (Macherey:l966) и у Терри Иглтона в его «Критике и идеологии» 1976 г. (Eagleton:1976). «Шизоанализ» как раз и относится к подобному роду «фантасциентем», столь популярных в это время, где действие бессознательного желания мыслилось как акт «производства», реализующего себя через посредство «машин желания», оказывающихся, в конечном счете, деиндивидуализированными субъектами, безличностными медиумами, через которые в этот мир просачивается бессознательный мир желания.
У Кристевой, по сравнению с Делезом, несмотря на явно более усложненный язык, все более четко оговорено и образно наглядно; тем не менее сходство основных предпосылок и общей направленности мысли просто поразительно. Психосексуальная энергия либидо у обоих ученых предстает как извержение лавы, потоки которой, все сокрушая на своем пути, остывая, затвердевают и образуют естественную преграду своему дальнейшему излиянию и продвижению. Чтобы освободить себе путь, потоки лавы должны взломать, взорвать застывшую корку. Либидо порождает либо взрывную деструктивную энергию, разрушающую общественные и государственные институты власти, господства и подавления, либо «косные» социальные и семиотические системы, действующие как цепи — символы духовного рабства индивида и его сознания.
Лакан саму личность понимал как знаковое, языковое сознание, структуру же знака психологизировал, рассматривая ее с точки зрения психологической ориентации индивида, т. е. в его понимании, с позиции проявления в ней действия бессознательного, реализующегося в сложной диалектике взаимоотношения «нужды» (или «потребности», как переводит Г. Косиков) и «желания» (desir). «Лакан, — пишет Саруп, — проводит разграничение между нуждой (чисто органической энергией) и желанием, активным принципом физических процессов. Желание всегда лежит за и до требования. Сказать, что желание находится за пределами требования, означает, что оно превосходит его, что оно вечно, потому что его невозможно удовлетворить. Оно навеки неудовлетворимо, поскольку постоянно отсылает к невыразимому, к бессознательному желанию и абсолютному недостатку, которые оно скрывает. Любое человеческое действие, даже самое альтруистическое, возникает из желания быть признанным Другим, из жажды самопризнания в той или иной форме. Желание — это желание ради желания, это желание Другого» (Sarup:1988, с. 153-154).
Исходя в своем определении желания во многом из А. Кожева, Лакан подчеркивает его символический характер, отмечая, что удовлетворение желания может осуществиться лишь только в результате его снятия — разрушения или трансформации желаемого объекта: например, для того, чтобы удовлетворить голод, необходимо «уничтожить» пищу. В свете такого подхода, явно максималистского, по крайней мере в своем теоретическом посыле, становится понятным и другое не менее знаменитое высказывание Лакана: «Мы, конечно, все согласны, что любовь является формой самоубийства» (Lacan:1978, с. 172). За этой трактовкой любви, с ее явно экзистенциалистскими обертонами, в которых несомненно просматривается специфическое влияние Сартра, кроется лакановская проблематика взаимоотношений воображаемого, символического и реального — трех основных понятий его доктрины.
 

Источник: Постмодернизм. Словарь терминов

ЖЕЛАНИЕ
первичный жизненный импульс, выступающий в качестве организующего начала как в поведении индивида, так и в жизни общества в целом. Широкое хождение в философии данное понятие получило благодаря психоанализу Несомненным вкладом в методологию исследования человека 3. Фрейдом явились провозглашаемые им: 1) первичность Ж. по отношению к потребности, 2) первичность воображения по отношению к опыту, 3) первичность бессознательного по отношению к сознанию. Фрейдовская концепция Ж. относится только к бессознательным Ж., закрепленным с помощью устойчивых и унаследованных с детства знаков. Бессознательное Ж. стремится осуществиться опираясь, по законам первичного процесса, на знаки, связанные с первым опытом удовлетворения. На материале сновидений Фрейд показал, как Ж. запечатлевается в компромиссной форме симптомов. Итак, Ж. связано с опытом удовлетворения, которое представляет собой первоначальный опыт внешнего вмешательства, снимающий у младенца внутреннее напряжение, порожденное потребностью. В дальнейшем оно продолжает направлять поиск объекта, приносящего удовлетворение. Опыт удовлетворения связан с "состоянием беспомощности", изначально присущим человеку Организм не способен на специфическое действие, которое могло бы подавить напряжения, связанные с притоком внутреннего возбуждения, - для этого нужна помощь другого человека.
Т. о., удовлетворение связывается с образом определенного объекта, а также с моторным образом рефлекторного движения, приведшего к разрядке. На ранней стадии человек еще не в состоянии осознать отсутствие реального объекта Образ, несущий слишком большую энергетическую нагрузку, порождает тот же самый "знак реальности", что и восприятие. Опыт реального и галлюцинаторного удовлетворения составляет основу Ж. Источником Ж. выступает поиск реального удовлетворения, хотя оно строится по образу обычной галлюцинации. В "Толковании сновидений" Фрейд описывает опыт удовлетворения, вводя понятие "тождества восприятия", полагая, что субъект всегда ищет нечто тождественное тому восприятию, которое было некогда связано с удовлетворением потребности. При этом он различает потребность и Ж. Потребность порождается внутренним напряжением и удовлетворяется специфическим действием по нахождению нужного объекта. Ж. же неразрывно связано с "мнесическими следами", и его выполнение предполагает галлюцинаторное воспроизведение восприятий, превратившихся в знаки удовлетворения этого Ж. Поиск объекта в реальности всецело направляется этим отношением к знакам. Эта цепочка знаков порождает фантазирование как коррелят Ж
Фрейдовское "либидо" означает по латыни "желание". Под этим понятием он понимал энергию, являющуюся подосновой всех преобразований сексуального влечения в том, что касается его объекта и его цели. У К. Юнга понятие "либидо > используется в расширительном смысле и означает "психическую энергию" как таковую, присутствующую во всем что устремляется к чему-либо. Однако такая расширительная трактовка либидо сталкивается со следующим возражением: если эта энергия и "десексуализирована", то это лишь вторичный процесс, связанный с отказом от собственно сексуальной цели. Поскольку сексуальное влечение осуществляет давление, то либидо определяется как энергия этого влечения. Именно этот количественный аспект преобладает и в более поздней "теории либидо" с ее опорой на понятия нарциссизма и Я-либидо. Понятие "Я-либидо" было положено в основу либидинальной экономии (см. "Экономия"), ослабив тем самым субъективный аспект понятия "либидо". В работе "По ту сторону принципа удовольствия" Фрейд приходит к понятию Эроса как основы влечений к жизни, как стремления организмов сохранять целостность живой субстанции. Эросу противостоит Танатос - влечение к смерти и разрушению Опираясь на биологический миф, Фрейд восстанавливает здесь субъективное измерение, которое поначалу было присуще понятию "либидо".
Ж. Лакан по-своему интерпретирует фрейдовское понимание Ж., выдвигая его на первый план в психоаналитическом учении. В связи с этим он сосредотачивается на строгом разграничении близких по духу понятий Ж. - "потребности" и "запроса". Потребность нацелена на особый объект и удовлетворяется этим объектом. Запрос всегда связан с обращением к другому человеку, даже в тех случаях, если устремлен на объект, поскольку за ним стоит просьба о любви. Ж. рождается в зазоре между потребностью и запросом; оно не сводимо к потребности, ибо не является отношением к реальному объекту, а есть отношение к фантазму; вместе с тем оно не сводимо и к запросу, властно навязывающему себя независимо от языка и бессознательного другого человека и требующему абсолютного признания себя другим человеком. Ж. - это то, что остается после запроса, когда он удовлетворен. Диалектика Ж. такова, что его удовлетворение может приводить к исчезновению самого Ж., т. е. первичного жизненного импульса; такое удовлетворение равносильно смерти, поэтому для поддержания жизни необходимо возникновение все новых и новых объектов Ж. Но подлинное Ж., по Лакану, обращено не на овладение этими объектами, а на стремление к слиянию с миром. Слиться с миром - означает получить признание с его стороны, быть любимыми другими людьми. Следовательно, подлинное Ж. человека состоит в том, чтобы его желал и в нем нуждался Другой: он хочет сам быть "объектом", которого не хватает партнерам по социальной коммуникации, хочет быть причиной "желания" с их стороны. Т. о., обнаруживается фундаментальная зависимость субъекта от окружающих его людей, от Другого, носителя "символического". Ж. оказывается заключенным в символическом, т. е. в языке. Лакан отмечает, что момент, когда Ж. становится человеческим, совпадает с моментом, когда ребенок рождается в языке. В этот момент субъект не просто справляется со своим лишением, принимая его, но возводит свое Ж. во вторую степень, ибо его действие разрушает тот объект, который оно само заставляет появляться и исчезать. Его действие негативизирует силовое поле Ж., становясь объектом для себя самого. И объект этот, воплотившись в символическую пару двух элементарных восклицаний, говорит о происшедшей в субъекте интеграции фонем, чью синхроническую структуру существующий язык предлагает ему усвоить. Ребенок начинает включаться в систему конкретного дискурса своего окружения. Даже в одиночестве Ж. маленького человека успевает стать Ж. Другого, который над ним господствует. Символ с самого начала заявляет о себе убийством вещи; смертью этой увековечивается в субъекте его Ж.
Психоаналитический опыт заново открыл в человеке императив Слова - закон, формирующий человека по своему образу и подобию. Манипулируя поэтической функцией языка, этот опыт дает человеческому Ж. его символическое опосредование. Это позволяет понять, полагает Лакан, что вся реальность его результатов заключена в даре речи, " ибо лишь посредством этого дара пришла к человеку реальность, и, лишь совершая акт речи вновь и вновь, может он эту реальность сберечь. Именно против этих положений в дальнейшем выступили Ж. Делез и Ф. Гватгари.
По Э. Левинасу, Ж. возникает не из-за того, что индивидууму для поддержания своей жизни чего-то недостает. Ж. другого исходит от существа уже удовлетворенного и в этом смысле независимого, не желающего ради себя. В то время как потребность есть эгоизм, проформа самотождественности, присвоение мира с тем, чтобы совпасть с собой и достичь счастья, Ж. Другого существа, т. е. общительность, рождается в существе, у которого все в достатке. В этом Ж. Я устремляется к Другому, расшатывая тем самым самовластное отождествление Я с самим собою. Отношения с Другим проблематизируют меня, изымают и продолжают изымать меня из меня самого, раскрывая во мне все новые дарования. Желаемое не исполняет моего Ж., а углубляет его, как бы поит меня новою жаждою. Ж. являет себя как доброту, обнаруживая тем самым свою приверженность этике. Подлинное раскрытие Я, по Левинасу, возможно только перед абсолютным ликом Другого. Другого, который нуждается в нашем Другом в предельной своей обнаженности, чтобы исполнить свое Ж. и обрести смирение. Обнаженность лица Другого - это снятие покровов, отсутствие какого бы то ни было культурного украшения, отрешение, отстранение от своего облика в самых недрах порождения облика. Лицо входит в наш мир из совершенно чуждой сферы абсолютного. В своей предельности оно внеобычно, лишено всякого обычая, всякого мира. Нагота лица - это крайняя нужда и тем самым мольба в прямой направленности ко мне. Но эта мольба требовательна, это униженность с высоты. Его приход открывает этическое измерение. Другой окликает меня и, в своей обнаженности и нужде, объявляет мне свое повеление. Само его присутствие требовательно взывает к ответу. Я не просто осознает необходимость ответить; отныне быть Я - означает невозможность отстраниться от ответственности. И неповторимость Я заключена в том факте, что никто не может ответить вместо меня. Перед лицом Другого Я бесконечно ответственно. И не есть ли тогда воля в существе своем скорее смирение, нежели воля к власти? Такое смирение не нужно смешивать с сомнительным отрицанием Самости. Это смирение того, кому "некогда" вернуться к себе, кто ничего не предпринимает для "отрицания" себя, кроме отречения в самом этом прямолинейном движении "дела" в бесконечность Другого. Ж. Делез и Ф. Гватгари провозглашают "имманентность машин желания великим машинам социальности" (см. "Шизоанализ"). Стремясь преодолеть лингвистическую парадигму исследования, философы считают, что Ж. способно непосредственно инвестироваться в жизнь и преобразовывать ее. Однако насколько непосредственно может выражаться Ж. в реальности - вопрос довольно сложный. У М. Фуко мы находим возражение такому способу решения проблемы. Согласно Фуко, Ж. не только опосредовано историей, но и может быть конституировано только в ней. В первом томе "Истории сексуальности" (которую мы предпочитаем переводить "Историей полов") он подчеркивает, что вопрос не в том, что пол связан с греховностью, а в том, как эта связь возникла. Иными словами, вопрос находится не в ведомстве биологии, а в ведомстве истории. Он задает вопрос: правомерно ли говорить об истории пола в терминах подавления? И своей целью ставит определение режима власти-знания-удовольствия, который поддерживает дискурс на человеческую сексуальность. Он задается вопросом о том, каким образом пол был подчинен дискурсу. А также стремится определить формы и каналы, которые власть использует, и дискурсы, которые она разрешает, чтобы осуществить индивидуальный подход к "формам" Ж. и удовольствия. Фуко показал, что техника власти зиждется прежде всего не на отказе, блокаде и аннулировании, а, напротив, на стимуле и интенсификации. Контроль над тем, что надо говорить, в пределах каких социальных отношений, начинается, по Фуко, с XVII в. Начало этому было положено движением Контрреформации, которая через свои властные дискурсы - католическую пастораль и таинство епитимьи - способствовала расширению границ исповеди тела. С этого времени строго предписывалось открывать в исповеди все инсинуации тела: все возможные Ж. и сладострастные фантазмы. Происходило перемещение понимания греха с самого акта на телесное возбуждение. Т. о., пол был взят под надзор, а Ж. трансформировалось в дискурс. К началу XVIII в. появились политический, экономический и технический стимулы говорения о поле. Причем не в форме теории сексуальности, а в форме анализа, количественных или каузальных исследований. При этом надо было речь вести (а не подавлять) о поле в терминах пользы, встроенности в общество и регулировании ради всеобщего блага. С XVIII в. при посредстве экономистов, демографов, педагогов, медиков и психоаналитиков создается четыре основных пункта пересечения власти и знания: 1) истеризация женского тела, насыщенного сексуальностью и наделенного "биоморальной" ответственностью за детей в пространстве семьи; 2) "педагогизация пола ребенка", наделенного противоестественной ранней сексуальностью; 3) воспитание ответственности брачных пар за производство потомства; 4) передача перверсивных удовольствий в ведение психиатрии. Этим 4 пунктам пересечения соответствуют четыре основных объекта познания: 1) женщина-истеричка; 2) мастурбирующий ребенок; 3) мальтузианская брачная пара; 4) перверсивный взрослый. Позднее Фуко отказывается от жесткой поляризации понятий "пола" и "сексуальности", полагая, что воздвижение этой оппозиции ведет назад к юридической концепции власти. Не отступая от принципов историзма, он постулировал идею пола как имманентного институту сексуальности, полагая, что то, что находится в корне этого аппарата, не может быть исключением пола, но является позитивной экономией тела и удовольствия. Идея о том, что пол находится в сердцевине всякого удовольствия и потому должен быть ограничен и подчинен порождению рода, имеет стоическое происхождение. Пол, благодаря воззрению стоиков, стал "моральным кодексом" удовольствия. Тогда как в восточных обществах с наследием эротического искусства интенсификация удовольствия стремится десексуализировать тела, на Западе систематизация удовольствия, согласованная с "законом" пола, дала начало целому институту сексуальности. Именно это заставляет нас считать, что мы "освобождаем" себя, когда легализуем всякое удовольствие. Проблема стоит так, что в настоящее время надо нацеливаться не на десексуализацию, а на общую экономию удовольствия, не основанную на сексуальных нормах. По мнению Ж. Бодрийяра, сегодня все Ж., замыслы, императивы, все человеческие страсти и отношения абстрагируются в знаках и вещах, чтобы сделаться предметами покупки и потребления. Потребление можно считать характерной чертой нашей промышленной цивилизации, вступившей в эру информационного общества, когда знаки играют господствующую роль. При этом в понимании потребления необходимо отойти от его привычного значения как "процесса удовлетворения потребностей". Потребление - это не пассивное поглощение и присвоение, которое противопоставляют активному состоянию производства. Потребление есть активный модус отношения к вещам, к коллективу, ко всему миру. Потребление - это не материальная практика, оно не определяется ни пищей, которую человек ест, ни одеждой, которую носит, ни машиной, в которой ездит, ни речевым или визуальным содержанием образов или сообщений, но лишь тем, как все это организуется в знаковую субстанцию: "это виртуальная целостность всех вещей и сообщений, составляющих отныне более или менее связный дискурс". Потребление есть деятельность систематического манипулирования знаками. Традиционная вещь-символ (орудие труда, предмет обстановки, дом) опосредует собой некое реальное отношение или житейскую ситуацию; но такая вещь, соотнесенная с определенным поступком или жестом человека, не может потребляться. Чтобы стать объектом потребления, чтобы к ней испытали Ж., вещь должна сделаться знаком, т. е. чем-то внеположным тому отношению, которое она отныне лишь обозначает, - а стало быть, произвольным, но обретающим связность, т. е. смысл, в своей абстрактно-систематической соотнесенности со всеми другими вещами-знаками. Только получив определенное значение, вещи становятся объектом потребления. Из такого преображения вещи, получающей систематический статус знака, вытекает и одновременное изменение человеческих отношений, которые оказываются отношениями потребления.
С. А. Азаренко

Источник: Современный философский словарь

Найдено научных статей по теме — 15

Читать PDF
90.63 кб

Желание и семиозис

Сухачев В. Ю., Алексеева И.
В статье представлен анализ желания как особой формы трансценденции здесь-бытия, которая обеспечивает человеческому существу бытие-в-мире, проводится различение страт феноменальности желания и способов семиотической экспликации.
Читать PDF
165.18 кб

Генеалогия фанатизма. Желание и боязнь славы. Из книги «о неприличии быть рожденным»

Чьоран Э.М.
Читать PDF
351.74 кб

Концепт 'желание' как лингвофилософская категория

Алтабаева Е.В.
Категория оптативности одна из важнейших категорий естественного языка. Ее когнитивным основанием является концепт 'желание'.
Читать PDF
289.67 кб

Общие вопросы теории антропологического исследования категорий долг и желание

Штехман Е.А.
В статье рассматривается природа феномена долга и желания. Автор отмечает, что данная проблема исследования относится к числу наиболее значимых и одновременно наименее исследованных в философии.
Читать PDF
60.09 кб

Неклассическое прочтение темы субъекта: субъективация и желание

Савенкова Елена Владимировна
В статье рассматриваются решения проблемы субъекта в терминах субъективации (Фуко) и желания (Делез).
Читать PDF
550.53 кб

Желание - воля - власть в структуре экзистенциального опыта

Черных Сергей Сергеевич
В статье рассматривается власть как феномен экзистенциального опыта человека, понимаемая как способность к самоконтролю.
Читать PDF
381.83 кб

Желание и жертва

Разинов Юрий Анатольевич, Шеховцева Дарья Михайловна
В статье проблематизируется понятиежертвенности в контексте общества потребления ивыявляется противоречивость самой жертвеннойустановки. Проблема жертвенности тематизирует-ся в аспекте желания.
Читать PDF
224.52 кб

2016.02.022. ЛАЙТМАН Р.С., МАРИС А. ВОЙДИ В МИР, ГДЕ ТЕБЯ ЛЮБЯТ, А ТВОИ ЖЕЛАНИЯ ИСПОЛНЯЮТСЯ! - М.: А

Супряга Л.Ф.
Читать PDF
241.92 кб

Гносеологический потенциал эротических фантазий и желаний

Воробьёв Д. О.
Рассматривается эротико-сексуальный компонент страсти и его гносеологические возможности. Проанализированы феномены эротических желаний и переживаний. Исследованы уровни интимного знания.
Читать PDF
271.30 кб

Практики деформации целостности социальной реальности: объективация желаний как наследие цивилизацио

Бродецкая Ю. Ю.
Цель. Фокус исследования сосредоточен на анализе феномена социальной целостности и практиках его деформации в современном обществе.
Читать PDF
1.85 мб

Вещь как объект причина желания

Корнев Вячеслав Вячеславович
Рассматривается тестирование категории «objet а» Ж. Лакана, которая помогает выстроить новую онтологию повседневного быта в качестве объектов человеческого взгляда и желания.
Читать PDF
335.40 кб

«Машины желания» и «Искусственный интеллект»: к теории масс и массового производства

Мурейко Л. В.
Анализируется связь неосознаваемых повторяющихся желаний, «искусственного интеллекта» и массового сознания.
Читать PDF
131.92 кб

Превращенные формы желания в европейском кинематографе

Огарков А. Н., Романова И. К.
Статья посвящена проблеме тендерной идентичности в современной культуре. Кино в отличие от литературы имеет возможность развернуть бессознательное и зафиксировать бесконечное число вариаций тендерной игры.
Читать PDF
103.67 кб

Спонтанность желания

Дорофеев Д. Ю.
Статья посвящена проблеме спонтанности желания, его проявлениям и осмыслениям в европейской культуре и значения для развития современной философии, прежде всего философской антропологии и философии культуры.
Читать PDF
0.00 байт

Проблема желания во французской феноменологии

Де Бестеги Мигель
Подводя итоги значительного теоретического развития, сосредоточенного на «страстном» или «страдающем» измерении человеческого существования, как в его эго-истической версии (Гуссерль, Сартр, Барбарас), так в этической (Левинас), а

Похожие термины:

  • ЖЕЛАНИЕ И НАСЛАЖДЕНИЕ

    текст Делеза ("D?sir et plaisir", написан в 1977, предназначался для приватного использования: через общего знакомого был передан лично Фуко; опубликован в 1994). Делез анализирует возможные точки пересечения
  • Усердие, рвение, намерение, желание

    Философский смысл термина: "Воля", то есть разумное желание, согласие, тенденция (Цицерон); смысл, значение (закона, имени) (Квинтилиан).
  • СТРАСТНОЕ ЖЕЛАНИЕ

    стремление, которое можно поставить между непроизвольным стремлением и сознательным волнением; см. также Либидо.
  • МАШИНЫ ЖЕЛАНИЯ

    базовое понятие концепции шизоанализа (см. Шизоанализ), фиксирующее в своем содержании самодостаточную спонтанную креативность субъективности (в контексте моделирования социальной процессуаль
  • ХИТРОСТЬ ЖЕЛАНИЯ

    (cunning of desire). Способность эротического желания искать своего удовлетворения и вместе с тем отклоняться от прямой природной цели. В сексологии общепринятой считается четырехфазовая схема коитуса,