Юродство

один из подвигов христианского благочестия, особый, парадоксальный вид духовного подвижничества, заключающийся в отречении от ума и добродетели (при полном внутреннем самосознании и душевной нравственной чистоте и целомудрии) и в добровольном принятии на себя образа безумного и нравственно падшего (безнравственного) человека. Согласно Г.П.Федотову, нравственный смысл Ю. во многом определяется тремя характерными чертами, присущими данному подвигу: а) аскетическим попранием тщеславия, принимающим форму притворного безумия или безнравственности с целью «поношения от людей»; б) выявлением противоречия между Христовой правдой и моральным законом с целью «посмеяния миру»; в) служением миру своеобразной проповедью, совершаемой не словом и не делом, а силой Духа, духовной властью личности юродивого, наделенного даром пророчества. По наблюдению Федотова, между первой и третьей чертой Ю. существует жизненное противоречие: аскетическое попрание собственного тщеславия покупается ценою введения ближнего в соблазн и грех осуждения, а то и жестокости. Подвиг Ю. получаст уникальное в своей парадоксальности преломление в нравственном плане. «Аффектация имморализма» выступает оборотной стороной юродствующего сокрытия добродетели, стыда перед добродетелью, к-рые означают стремление юродивого пребывать абсолютно добродетельным перед Богом, представляясь порочным перед миром и людьми. Смысл этого парадокса проясняют слова ап. Павла: «Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых; и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее...» (1 Кор. 1:27—28). К этому можно было бы добавить: и безнравственное, чтобы посрамить нравственное, и безобразное, чтобы посрамить прекрасное. Подобно тому, как «немудрое Божие премудрее человеков», так и «безнравственное Божие нравственнее человеков».
В этом смысле Ю. является следствием противоречия между божественной премудростью, облеченной в форму безумия, и человеческой глупостью, облеченной в форму мудрости. Это противоречие разрешается через юродствующее «посмеяние миру»: своим мнимым безумием, «мудрой глупостью» юродивый посрамляет «глупую мудрость» мира. Его «безнравственность» оказывается при этом символом мирской порочности и осмеянием мирской «добродетели». Подвиг Ю. является призванием преимущественно рус. православия. Именно на Руси Ю. как особый чин мирской святости достигает полного расцвета, неведомого ни греко-византийскому, ни тем более римско-католическому миру. Из 36 юродивых, официально причисленных Церковью клику святых, и множества юродивых, почитаемых в народе, но не канонизированных Церковью, только шестеро подвизались на христианском Востоке еще до крещения Руси. Что же касается западного христианства, то говорить о Ю. в строгом смысле этого слова здесь вряд ли возможно. Не случайно, что европейцы, испытывающие призвание к этому подвигу, должны были переселяться в Россию. На Западе черты, сходные с Ю., обнаруживаются прежде всего в образе св. Франциска Ассизского, называвшего себя «скоморохом Божиим». Однако данный тип поведения во многом был инициирован традицией «карнавальной культуры» средневекового Запада с ее «праздниками дураков» и культом шутов, в поведении к-рых преобладала символика «смеховой культуры», замещавшая символику «безнравственного» (М.М.Бахтин).
В соответствии с этим «юродивый» западноевропейского образца ставит «аскетическое радование жизни» на место «аскетического попрания тщеславия», а «рассмешение мира» — на место «посмеяния миру». Расцвет Ю. на Руси приходится на 14-17 вв., когда, по выражению В.О.Ключевского, юродивый становится «ходячей мирской совестью, живым образом обличения людских пороков». Священное право юродивого открыто и прямо говорить правду Христову сильным мира сего свидетельствует о том, что в феномене Ю. с наибольшей силой выразились существенные «архстипические» черты рус. национального духа. Духовное «кочевничество» и свобода, доходящая до анархического индивидуализма, презрение к форме и ко всякой мере, жажда абсолютного во всем, ненависть к общепринятым правилам и мещанскому духу получают в Ю. целостное выражение.
С 18 в. Ю. лишается церковного признания и все более отклоняется от классических образцов. Государственная и церковная власти начинают от602 носиться к юродивым с подозрением, видя среди них лжеюродивых и подлинно безумных. Лишаясь духовной поддержки церковных и государственных кругов, Ю. «спускается в народ и претерпевает процесс вырождения» (Федотов), не исчезая, однако, окончательно из рус. жизни. Один из самых ярких примеров Ю. в 20 в. в советской России - подвиг блаженного епископа Варнавы (Н.Н.Беляева). Лит.: Беленсон Е. О юродстве во Христе // Путь. 1927. № 8; Дамаскин (Орловский), иеромонах. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Российской Православной Церкви XX столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Кн. 1. Тверь: «Булат», 1992. С. 47—85; Панченко A.M. Древнерусское юродство// Лихачев Д.С. Панченко A.M., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. Л.: Наука, 1984; Очерки по истории Русской Святости / Сост. Иеромонах Иоанн (Кологривов). Брюссель: Жизнь с Богом, 1961. С. 239-250; Федотов Г.П. Святые Древней Руси. М.: Московский рабочий, 1990. С. 199-209; Юродство во Христе и Христа ради юродивые Восточной и Русской Церкви. Исторический очерк и жития подвижников благочестия / Сост. свящ. Иоанн Ковалевский. М.: Изд. А.Д.Ступина, 1902; Benz E. Heilige Narrheit // Kyrios. 1938. № 1-2.