ЮМОР
Юмор
англ. humour) – особый вид комического, сочетающий насмешку и сочувствие, внешне комическую трактовку и внутреннюю причастность к тому, что представляется смешным.
ЮМОР
остроты, шутки и т.п., созданные в результате парадоксальных, иронических социальных и языковых ситуаций, и их изображение в литературе, искусстве и театре. Хотя юмор является универсальной особенностью человеческих обществ и о нем имеется разнообразная литература, философское осмысление его природы и роли в душевном (духовном), социальном и телесном здоровье человека еще предстоит осуществить.
Источник: Евразийская мудрость от а до Я
Юмор
чувство, позволяющее человеку конструктивно относиться к решению сложных драматических задач.
Рассмотрим анекдот. Чукча выступает на съезде: "Товарищи! До Великой Октябрьской социалистической революции мы, чукчи, испытывали два чувства: чувство голода и чувство холода. Теперь мы испытываем три чувства: чувство голода, чувство холода и чувство глубокого удовлетворения!"
Осовременим его. Чукча выступает на съезде: "Господа! До Великих Реформ мы, чукчи, испытывали три чувства: чувство голода, чувство холода и чувство глубокого удовлетворения. Теперь наше мироощущение заметно обогатилось - мы стали испытывать еще и чувство полного разочарования!"
Юмор тесно связан со смехом, но не всегда, иногда - со слезами.
Ассоциативный блок.
Полковники не бегают, так как в мирное время это вызывает смех, а в военное - панику.
Рассмотрим анекдот. Чукча выступает на съезде: "Товарищи! До Великой Октябрьской социалистической революции мы, чукчи, испытывали два чувства: чувство голода и чувство холода. Теперь мы испытываем три чувства: чувство голода, чувство холода и чувство глубокого удовлетворения!"
Осовременим его. Чукча выступает на съезде: "Господа! До Великих Реформ мы, чукчи, испытывали три чувства: чувство голода, чувство холода и чувство глубокого удовлетворения. Теперь наше мироощущение заметно обогатилось - мы стали испытывать еще и чувство полного разочарования!"
Юмор тесно связан со смехом, но не всегда, иногда - со слезами.
Ассоциативный блок.
Полковники не бегают, так как в мирное время это вызывает смех, а в военное - панику.
Источник: Теоретические аспекты и основы экологической проблемы: толкователь слов и идиоматических выражений
ЮМОР
(Humor; от лат. — «влажность») — правильная мера влажности, т. е. «здоровые соки» в человеке, достаточно обоснованное хорошее настроение. Юмор замечает в серьезном и великом незначительное и мелкое, не отрицая, однако, первого разрушительной критикой. И наоборот, в противоречащем разуму юмор усматривает разумное. В противоположность сатире, он лишен остроты и опирается на серьезность, любовь и большую свободу духа. Юмор в своей сути имеет глубокую связь с философской позицией. «Юморист всегда занимается метафизикой» (Ф. Т. Фишер). Жан Поль в этом смысле говорит о «юмористической тотальности» мировоззрения. Гёффдинг отличает «большой юмор» как мировоззрение от «мелкого юмора» повседневности, который, однако, не является ни мелким, ни неважным, напротив, в повседневности он способствует хорошей совместной жизни людей. Юмор — это основанная на большой силе характера высшая форма самоутверждения по отношению к бессмысленности бытия и злого случая, по отношению к человеческой злонамеренности. Юмор является также средством правильно познать самого себя, не недооценивать и не переоценивать себя. «Кто не может сам себя сделать лучшим, тот, конечно, не из лучших» (Гёте). См. Скандал в философии.
Jean Paul. Die Vorschule der Ästhetik, 3 Bde., 1804; H. Lipps. Komik u. H., 1922: H. Höffding. H. als Lebensgefühl, 1930; F. G. Jünger. Über das Komische, 1948; W. Lauer.als Ethos, 1974.
Jean Paul. Die Vorschule der Ästhetik, 3 Bde., 1804; H. Lipps. Komik u. H., 1922: H. Höffding. H. als Lebensgefühl, 1930; F. G. Jünger. Über das Komische, 1948; W. Lauer.als Ethos, 1974.
Источник: Философский словарь [Пер. с нем.] Под ред. Г. Шишкоффа. Издательство М. Иностранная литература. 1961
Юмор
Форма комического. Особенность юмора в том, что он заставляет нас смеяться над тем, что вовсе не смешно. Например, приводимый Фрейдом рассказ о приговоренном к смерти, которого в понедельник везут на эшафот. «Неплохое начало недели!» – ворчит он. Или такая шутка Вуди Аллена: «Не только Бога нет! Вы попробуйте в воскресенье найти сантехника!» Или такие слова Пьера Деспонжа, публично объявившего о своей болезни: «У кого рак больше моего, тот умрет еще раньше!» Подобный юмор предполагает работу, выдумку, отделку. Смешна здесь не реальная действительность, а то, что о ней говорят. Не смысл высказывания, а его интерпретация – или отсутствие смысла. Удовольствие от юмора возникает не потому, что он сообщает нам что‑то приятное, а потому что позволяет нам убедиться: ничего, что нас удовлетворило бы, он предложить не в состоянии. Это своего рода траур по смыслу: мы пытаемся его отыскать, убеждаемся, что его нет или он разрушен, и смеемся над собственной несостоятельностью. И все‑таки юмор позволяет нам ощутить триумф духа.
Юмор отличается от иронии рефлексивностью и универсальностью. Иронический человек смеется над другими. Юморист – над собой или всем на свете. Он сам включается в смех, который вызывает у окружающих. Вот почему нам так нравится юмор – он позволяет держать на дистанции ego. Ирония презрительна, она отталкивает и осуждает; юмор понимает и прощает. Ирония ранит; юмор исцеляет или умиротворяет.
В юморе содержится элемент трагического, но это то трагическое, которое не желает принимать себя всерьез. Юмор воздействует на надежду, обозначая ее предел; на разочарование, высмеивая его; на страх, помогая его преодолеть. «Я не то чтобы боюсь смерти, – говорит все тот же Вуди Аллен, – просто я предпочитаю оказаться где‑нибудь в другом месте, когда она придет». Не слишком надежная защита? Наверное. Но она и не претендует ни на что большее и напоминает, что против смерти надежной защиты вообще нет. Если бы верующие обладали чувством юмора, что осталось бы от религии?
Юмор отличается от иронии рефлексивностью и универсальностью. Иронический человек смеется над другими. Юморист – над собой или всем на свете. Он сам включается в смех, который вызывает у окружающих. Вот почему нам так нравится юмор – он позволяет держать на дистанции ego. Ирония презрительна, она отталкивает и осуждает; юмор понимает и прощает. Ирония ранит; юмор исцеляет или умиротворяет.
В юморе содержится элемент трагического, но это то трагическое, которое не желает принимать себя всерьез. Юмор воздействует на надежду, обозначая ее предел; на разочарование, высмеивая его; на страх, помогая его преодолеть. «Я не то чтобы боюсь смерти, – говорит все тот же Вуди Аллен, – просто я предпочитаю оказаться где‑нибудь в другом месте, когда она придет». Не слишком надежная защита? Наверное. Но она и не претендует ни на что большее и напоминает, что против смерти надежной защиты вообще нет. Если бы верующие обладали чувством юмора, что осталось бы от религии?
Источник: Философский словарь.
ЮМОР
англ. humour — причуда, нрав, настроение) — особый вид комического; специфическое переживание противоречивости воспринимаемого объекта, в эстетической оценке к-рого сочетается серьезное и смешное при преобладании позитивного момента в смешном. Как форма эстетического переживания (Чувство эстетическое), Ю., в отличие от иронии и остроумия, интеллектуальных по своей природе, относится ко всему душевному строю человека, выступает как свойство его характера. Своеобразие Ю. связано с тем, что в противоположность др. формам комического, исходящим из интеллектуально постигаемого несоответствия между притязаниями к.-л. явления на значительность и его действительной ничтожной сущностью, Ю. предполагает умение увидеть возвышенное в ограниченном и малом, значительное в смешном и несовершенном. Если ирония обнаруживает за видимой серьезностью ничтожное или смешное, то Ю., наоборот, раскрывает серьезность и значительность того, что кажется смешным. В истории эстетики отмечались «субъективный» характер Ю., его личностная обусловленность, когда смеющийся не отделяет себя от смешного как чего-то чуждого и враждебного (в этом смысле Ю. противостоит иронии, сатире, остроте и т. п.). Внутреннее участие в том, что представляется смешным,— специфика Ю. В нем нет такой конвульсивной напряженности отталкивания, к-рая характеризует др. виды смеха: внешним выражением Ю. является скорее улыбка, чем собственно смех. Это не осмеяние, свойственное сатире, не релятивистское парение иронии, а примиряющая улыбка, часто улыбка «сквозь слезы», выражающая внутреннее принятие мира, несмотря на все его несовершенства. Значение философско-эстетической категории Ю- получил в XVIII в. Теория Ю. была подробно разработана в эстетике романтизма. прежде всего Жан Полем, к-рый видел в Ю. специфически «романтическую» форму комического. Согласно Жан Полю, Ю.— это возвышенное «наизнанку», он соразмеряет и связывает бесконечное с малым; в юмористическом смехе содержится и скорбь, и величие. Ю. универсален — это взгляд на мир в целом, а не на отдельные его явления — и субъективен — это рефлексия субъекта, способного поставить себя на место комического объекта и приложить к себе мерку идеала. К. В. Золь-гер рассматривает Ю. как двойственное чувство величия и несовершенства бытия, отмечая взаимную связь трагического и комического в Ю. В эстетике Гегеля Ю. связывается с заключительной стадией худож. развития; «субъективный Ю.» как произвольная ассоциативная игра худож. фантазии, по существу, отождествляется Гегелем с критикуемой им романтической иронией. Суммируя эти и др.трактовки и определения Ю., можно их выразить в краткой формуле: Ю.— это субъективная копия объективного комизма. Как форма эстетического чувства, духовная способность человека понимать комическое, в нетеоретической форме схватывать противоречия бытия, Ю. предполагает высокие эстетические идеалы, иначе неизбежно он девальвируется, теряет свой очищающий эффект (Катарсис), превращаясь в цинизм, пошлость, скабрезность. Не случайно классики мирового иск-ва — У. Шекспир, Ч. Диккенс, А. П. Чехов, К. Чапек, Ч. Чаплин и др.— нередко использовали свойственный Ю. дружелюбный смех для выражения сущности положительных героев, раскрытия за внешней комедийностью прекрасного, гуманистического начала в человеке.
Источник: Эстетика: Словарь
ЮМОР
лат. humor – влага, жидкость; в антич. и ср.-век. медицине – обозначение "жидкостей" человеч. тела, смешение к-рых определяло темперамент; позднее англ. humour, франц. humeur – каприз, причуда, настроение) – переживание противоречивости явлений, соединяющее серьезное и смешное и характеризующееся преобладанием позитивного момента в смешном. Представляя собой нек-рое отношение к миру, Ю. шире сатиры как только художеств. категории, опред. способа художеств. изображения. Как форма переживания Ю., в отличие от иронии и остроумия, интеллектуальных по своей природе, относится не только к сфере сознания, но ко всему душевному строю человека, выступает как свойство его характера. Своеобразие Ю. связано с тем, что в противоположность др. формам комического, исходящим из интеллектуально постигаемого несоответствия между претензией явления и его действит. сущностью, сводящим мнимо значительное к ничтожному, Ю. предполагает умение увидеть возвышенное в ограниченном и малом, значительное в смешном и несовершенном. Если ирония обнаруживает за видимой серьезностью ничтожное и смешное, то Ю., наоборот, раскрывает серьезность и значительность того, что кажется смешным. В истории эстетики неоднократно отмечался "субъективный" характер Ю. в противоположность "объективному" характеру др. форм комического. Действительно, в Ю. смеющийся не отделяет себя от смешного как чего-то чуждого и враждебного ему (как в иронии, сатире, остроте и т.п.), но скорее отождествляет себя с ним. Внутр. участие в том, что представляется смешным, – специфич. черта Ю. В нем нет той конвульсивной напряженности отталкивания, к-рая характеризует др. виды смеха: внешним выражением Ю. является скорее улыбка, чем собственно смех. Смех в Ю. не носит уничтожающего или амбивелентного характера: это не осмеяние, свойственное сатире, не релятивистич. парение иронии, а примиряющая улыбка, часто улыбка "сквозь слезы" (Жан Поль Рихтер), выражающая внутр. принятие мира, несмотря на все его несовершенства. Значение филос.-эстетич. категории Ю. получил в 18 в. Теория Ю. была подробно разработана в эстетике романтизма, прежде всего Жан Полем Рихтером (см. J. Р. Richter, Vorschule der ?sthetik, Hamb., 1804, S. 166–220), к-рый видел в Ю. специфически "романтич." форму комического, выражающую контраст между бесконечной идеей и конечным миром явлений. Согласно Жан Полю, Ю. – это возвышенное "наизнанку", он соразмеряет и связывает бесконечное с малым; в юмористич. смехе содержится и скорбь, и величие. Ю. универсален – это взгляд на мир в целом, а не отд. его явления, и субъективен – это рефлексия субъекта, способного поставить себя на место комич. объекта и приложить к себе мерку идеала. Зольгер рассматривает Ю. как двойственное чувство величия и несовершенства бытия, отмечая взаимную связь трагического и комического в Ю. (см. "История эстетики...", т. 3, М., 1967, с. 342). Шопенгауэр видит источник Ю. в конфликте возвышенного умонастроения с чужеродным ему низменным миром: при попытке мыслить одно через другое обнаруживается двойное несоответствие и возникает Ю. – впечатление намеренно смешного, через к-рое просвечивает серьезное (см. "Die Welt als Wille und Vorstellung", Bd 2, Lpz., 1859, S. 117–19). Кьеркегор связывает Ю. с преодолением трагического и переходом личности от "этической" к "религиозной" стадии: Ю. примиряет с "болью", от к-рой на этич. стадии пыталось абстрагироваться "отчаяние" (S. Kierkegaard, Unwissenschaftliche Nachschrift, 1846). В эстетике Гегеля Ю. связывается с заключит. стадией худож. развития (разложением последней, "романтической" формы иск-ва). Характеризуя "субъективный Ю." как произвольную ассоциативную игру худож. фантазии, Гегель по существу отождествляет его с критикуемой им романтич. иронией (Ф. Шлегеля и др.) и противопоставляет ему " о б ъ е к т и в н ы й юмор" как "...внутреннее движение духа...", всецело отдающегося своему предмету (см. "Эстетика", т. 2, М., 1969, с. 320). Гегельянец Ф. Т. Фишер, подчеркивая "примиряющую" функцию Ю., видит в нем "абсолютную" форму комического. Для эстетики 2-й пол. 19 – нач. 20 вв. характерно это гипостазирование Ю. как "эстетич. формы метафизического" (Банзен), как "самой глубокой" формы комического, приближающейся к трагическому (Фолькельт), или даже как единственно эстетической формы смешного (К. Грос и особенно Т. Липпс) и т.д. Лит.: Bahnsen J., Das Tragische als Weltgesetz und der Humor als ?sthetische Gestalt des Metaphysischen, Lauenburg, 1887; Lipps Th., Komik und Humor, 2 Aufl., Lpz., 1922; H?ffding H., Humor als Lebensgef?hl, 2 Aufl., Lpz., 1930; J?nger F. G., ?ber das Komische, 3 Aufl., Fr./M., 1948; Baum G., Humor und Satire in der b?rgerlichen ?sthetik, В., 1959; Grotjahn M., Beyond laughter; humor and the subconscious, ?. Y., 1966. См. также лит. при ст. Комическое Ю. Попов. Москва.
Источник: Философская Энциклопедия. В 5-х т.
ЮМОР
от лат. humor - влага, жидкость) - разновидность переживания, предполагающего смешение серьезного и комического, при особом преобладании положительного момента последнего. В отличие от иронии, сатиры или остроты, интеллектуальных по своей сущности, Ю. является проявлением всего душевного склада человека. Особенностью Ю. в противоположность другим разновидностям комического, склонным к усмотрению и высмеиванию несоответствия между претензией явления и его действительным содержанием, низводящим его к ничтожному, Ю. может демонстрировать видение возвышенного в малом или нисхождение к несовершенному. Действие иронии или сатиры направлено на вскрытие ничтожного за мнимой претенциозностью; действие Ю. обратное: оно раскрывает правомерность того, что на первый взгляд представляется смешным. В этом обнаруживается его пафос принятия мира во всей полноте, в то время как в иронии происходит отторжение мира.
Классическое представление о Ю. складывается в XVIII в. Тогда же происходит и обретение им категориального статуса. Первую детальную разработку понятие Ю. получает в эпоху романтизма у Ж. П. Рихтера, который увидел в нем такую форму комического, в которой отражается связь бесконечного мира идей и конечной действительности явлений, т. о., что в юмористической улыбке или смехе содержится и скорбь и величие. Ю. в эстетике Гегеля связан с разложением заключительной, "романтической" формы искусства. Он различает "субъективный юмор" и "объективный юмор". Первый представляет собой ассоциативную игру художественной фантазии и сопоставим с критикуемой им иронией. Второй противоположен ему и соответствует внутреннему движению духа, всецело отдающегося своему предмету. Согласно Шопенгауэру, причина Ю. лежит в вечном столкновении возвышенного умонастроения с чуждым ему низменным миром. При рассмотрении одного через другое открывается двойное несоответствие, которое порождает Ю. как впечатление намеренно смешного, через которое просматривает серьезное. По Кьеркегору, Ю. возникает в момент преодоления трагического, на переходе личности от "этической" к "религиозной" стадии существования. Ю. способен примирить человека с "болью", от которой на этической стадии пыталось абстрагироваться "отчаяние". Согласно датскому философу, "непосредственный" человек - человек, лишенный всякой рефлексии, - оказавшись в состоянии отчаяния, может быть беспредельно комичен. Ибо, попав в это состояние, он не желает быть собою или еще хуже - желает быть другим. Непосредственность в основе своей не осознает себя и не имеет никакого Я. "Как же тогда она могла бы узнать себя?" Поэтому ее стремления оборачиваются бурлеском. Человек непосредственности, отчаиваясь, "помогает" себе особым образом - желая быть другим. В час отчаяния его первое желание - оказаться в прошлом или стать другим. Такой человек беспредельно комичен. Когда же непосредственное смешано с некоторой долей рефлексии о самом себе, отчаяние несколько видоизменяется. Продвижение вперед по сравнению с чисто непосредственным здесь состоит в том, что отчаяние уже не является просто пассивным подчинением внешним причинам, но в определенной степени личным усилием. Здесь действительно имеется некоторая степень внутренней рефлексии, а стало быть, и возращения к Я.
Психоанализ рассматривает Ю. с позиции экономической и защитной функций человеческой психики. Вначале Фрейд раскрывал Ю. только с психоэкономической т. зр. (1905 г.). Он выявил источник удовольствия от Ю. и показал, что его привлекательность вытекает из сокращения затрат на эмоции. Сущность Ю. состоит в ослаблении аффектов, к которым человека как бы подталкивает ситуация, и он шуткой отделывается от возможности проявления чувств. Позднее, в 1925 г., Фрейд формулирует еще одну особенность Ю., находя в нем не только нечто освобождающее, но и нечто грандиозное и воодушевляющее. Грандиозное состоит в торжестве нарциссизма, в котором утверждается неприкосновенность личности. Я отказывается нести урон под влиянием реальности, принуждающей к страданию, при этом оно настаивает, что потрясения внешнего мира не в состоянии затронуть его, более того, демонстрирует, что они - всего лишь повод получить удовольствие. Согласно Фрейду, это Я не элементарно, а включает как в свое ядро особую инстанцию Сверх-Я, с которым иногда сливается, так что мы не в состоянии различить их. Сверх-Я, по своему происхождению, - наследник родительской инстанции, часто держит Я в строгой зависимости, на самом деле обращается с ним, как некогда родители. Т. о. получается динамическое объяснение юмористической установки. Ее суть предполагается в том, что личность юмориста сняла психический акцент со своего Я и перенесла его на свое Сверх-Я. Этому весьма увеличившемуся Сверх-Я Я может теперь показаться крошечным, любые его интересы ничтожными, а при таком новом распределении энергии Сверх-Я должно легко удасться подавление возможных реакций Я.
Неклассический способ описания Ю. мы находим у Батая и Деррида. Они усматривают комический эффект в гегелевской диалектике господина и раба, а вслед за нею смысла, дискурса и истории в целом. Батай обращает внимание на абсолютную привилегию раба, ибо истина господина заключена в рабе, а раб, ставший господином, остается "вытесненным" рабом. Только через опосредование рабским сознанием в движении признания господин соответствует себе и образуется самосознание; но в то же время оно образуется через опосредование вещью. Для раба вещь есть прежде всего сущность, которую он может отрицать только "обрабатывая" ее; так он стопорит свое вожделение и откладывает исчезновение вещи. Сохранять жизнь, удерживаться в ней, трудиться и отсрочивать наслаждение - таково рабское условие господства и всей истории, которую оно делает возможной. Независимость самосознания становится смешной в тот момент, когда она освобождается, закабаляя себя, когда она вступает в работу, т. е. диалектику. Только смех не укладывается в диалектику. Он раздается лишь в миг отказа от смысла. Действие смеха раскрывает различие между господством и суверенностью. Смех, конституирующий суверенность, не является отрицающим, ибо суверенность также нуждается в жизни. Смешно именно закабаление очевидностью смысла. Абсолютная комичность, согласно Деррида, - это тоска перед лицом безвозмездной растраты, перед лицом абсолютного жертвования смыслом.
Согласно Делезу, Ю. совершается на уровне чистого события или "поверхности" в соразмерном действии друг на друга нонсенса и смысла. Он противопоставляет Ю. разным видам иронии - сократической, классической и романтической. Ирония осуществляет себя или в соразмерности бытия и индивидуальности, или в соразмерности Я и представления. В Ю. происходит "сниз-хождение" до мира и его принятие. Это - жест "теплоты", тогда как ирония своим отрицающим действием интеллектуальной "высоты" являет жест "холода". Первым, кто испытал действие Ю., его двойное устранение высоты и глубины ради "поверхности", полагает Делез, был мудрец-стоик. Действуя на "поверхности", мудрец открывает объекты-события, коммуницирующие в пустоте, образующей их субстанцию. Событий здесь возможно как тождество формы и пустоты, где оно не объект обозначения, а скорее, объект выражения. Оно - не настоящее, а всегда либо то, что уже в прошлом, либо то, что вот-вот произойдет. (Как говорил Хрисипп: "Чего ты не потерял, то ты имеешь. Рогов ты не потерял, стало быть ты рогат".) Отсутствие и отрицание уже не выражают ничего негативного, но высвобождают чистое выражаемое с его двумя неравными половинами. Одной половине всегда недостает другой, поскольку она перевешивает именно в силу собственной ущербности. Пронизывая отмененные значения и утраченные положения вещей, пустота становится местом смысла - события, гармонично уравновешенного своим нонсенсом, - местом, где место только и имеет место. Здесь начинает говорить уже не индивидуальное или личность, но само основание, сводящее на нет первые два.
С. А. Азаренко
Классическое представление о Ю. складывается в XVIII в. Тогда же происходит и обретение им категориального статуса. Первую детальную разработку понятие Ю. получает в эпоху романтизма у Ж. П. Рихтера, который увидел в нем такую форму комического, в которой отражается связь бесконечного мира идей и конечной действительности явлений, т. о., что в юмористической улыбке или смехе содержится и скорбь и величие. Ю. в эстетике Гегеля связан с разложением заключительной, "романтической" формы искусства. Он различает "субъективный юмор" и "объективный юмор". Первый представляет собой ассоциативную игру художественной фантазии и сопоставим с критикуемой им иронией. Второй противоположен ему и соответствует внутреннему движению духа, всецело отдающегося своему предмету. Согласно Шопенгауэру, причина Ю. лежит в вечном столкновении возвышенного умонастроения с чуждым ему низменным миром. При рассмотрении одного через другое открывается двойное несоответствие, которое порождает Ю. как впечатление намеренно смешного, через которое просматривает серьезное. По Кьеркегору, Ю. возникает в момент преодоления трагического, на переходе личности от "этической" к "религиозной" стадии существования. Ю. способен примирить человека с "болью", от которой на этической стадии пыталось абстрагироваться "отчаяние". Согласно датскому философу, "непосредственный" человек - человек, лишенный всякой рефлексии, - оказавшись в состоянии отчаяния, может быть беспредельно комичен. Ибо, попав в это состояние, он не желает быть собою или еще хуже - желает быть другим. Непосредственность в основе своей не осознает себя и не имеет никакого Я. "Как же тогда она могла бы узнать себя?" Поэтому ее стремления оборачиваются бурлеском. Человек непосредственности, отчаиваясь, "помогает" себе особым образом - желая быть другим. В час отчаяния его первое желание - оказаться в прошлом или стать другим. Такой человек беспредельно комичен. Когда же непосредственное смешано с некоторой долей рефлексии о самом себе, отчаяние несколько видоизменяется. Продвижение вперед по сравнению с чисто непосредственным здесь состоит в том, что отчаяние уже не является просто пассивным подчинением внешним причинам, но в определенной степени личным усилием. Здесь действительно имеется некоторая степень внутренней рефлексии, а стало быть, и возращения к Я.
Психоанализ рассматривает Ю. с позиции экономической и защитной функций человеческой психики. Вначале Фрейд раскрывал Ю. только с психоэкономической т. зр. (1905 г.). Он выявил источник удовольствия от Ю. и показал, что его привлекательность вытекает из сокращения затрат на эмоции. Сущность Ю. состоит в ослаблении аффектов, к которым человека как бы подталкивает ситуация, и он шуткой отделывается от возможности проявления чувств. Позднее, в 1925 г., Фрейд формулирует еще одну особенность Ю., находя в нем не только нечто освобождающее, но и нечто грандиозное и воодушевляющее. Грандиозное состоит в торжестве нарциссизма, в котором утверждается неприкосновенность личности. Я отказывается нести урон под влиянием реальности, принуждающей к страданию, при этом оно настаивает, что потрясения внешнего мира не в состоянии затронуть его, более того, демонстрирует, что они - всего лишь повод получить удовольствие. Согласно Фрейду, это Я не элементарно, а включает как в свое ядро особую инстанцию Сверх-Я, с которым иногда сливается, так что мы не в состоянии различить их. Сверх-Я, по своему происхождению, - наследник родительской инстанции, часто держит Я в строгой зависимости, на самом деле обращается с ним, как некогда родители. Т. о. получается динамическое объяснение юмористической установки. Ее суть предполагается в том, что личность юмориста сняла психический акцент со своего Я и перенесла его на свое Сверх-Я. Этому весьма увеличившемуся Сверх-Я Я может теперь показаться крошечным, любые его интересы ничтожными, а при таком новом распределении энергии Сверх-Я должно легко удасться подавление возможных реакций Я.
Неклассический способ описания Ю. мы находим у Батая и Деррида. Они усматривают комический эффект в гегелевской диалектике господина и раба, а вслед за нею смысла, дискурса и истории в целом. Батай обращает внимание на абсолютную привилегию раба, ибо истина господина заключена в рабе, а раб, ставший господином, остается "вытесненным" рабом. Только через опосредование рабским сознанием в движении признания господин соответствует себе и образуется самосознание; но в то же время оно образуется через опосредование вещью. Для раба вещь есть прежде всего сущность, которую он может отрицать только "обрабатывая" ее; так он стопорит свое вожделение и откладывает исчезновение вещи. Сохранять жизнь, удерживаться в ней, трудиться и отсрочивать наслаждение - таково рабское условие господства и всей истории, которую оно делает возможной. Независимость самосознания становится смешной в тот момент, когда она освобождается, закабаляя себя, когда она вступает в работу, т. е. диалектику. Только смех не укладывается в диалектику. Он раздается лишь в миг отказа от смысла. Действие смеха раскрывает различие между господством и суверенностью. Смех, конституирующий суверенность, не является отрицающим, ибо суверенность также нуждается в жизни. Смешно именно закабаление очевидностью смысла. Абсолютная комичность, согласно Деррида, - это тоска перед лицом безвозмездной растраты, перед лицом абсолютного жертвования смыслом.
Согласно Делезу, Ю. совершается на уровне чистого события или "поверхности" в соразмерном действии друг на друга нонсенса и смысла. Он противопоставляет Ю. разным видам иронии - сократической, классической и романтической. Ирония осуществляет себя или в соразмерности бытия и индивидуальности, или в соразмерности Я и представления. В Ю. происходит "сниз-хождение" до мира и его принятие. Это - жест "теплоты", тогда как ирония своим отрицающим действием интеллектуальной "высоты" являет жест "холода". Первым, кто испытал действие Ю., его двойное устранение высоты и глубины ради "поверхности", полагает Делез, был мудрец-стоик. Действуя на "поверхности", мудрец открывает объекты-события, коммуницирующие в пустоте, образующей их субстанцию. Событий здесь возможно как тождество формы и пустоты, где оно не объект обозначения, а скорее, объект выражения. Оно - не настоящее, а всегда либо то, что уже в прошлом, либо то, что вот-вот произойдет. (Как говорил Хрисипп: "Чего ты не потерял, то ты имеешь. Рогов ты не потерял, стало быть ты рогат".) Отсутствие и отрицание уже не выражают ничего негативного, но высвобождают чистое выражаемое с его двумя неравными половинами. Одной половине всегда недостает другой, поскольку она перевешивает именно в силу собственной ущербности. Пронизывая отмененные значения и утраченные положения вещей, пустота становится местом смысла - события, гармонично уравновешенного своим нонсенсом, - местом, где место только и имеет место. Здесь начинает говорить уже не индивидуальное или личность, но само основание, сводящее на нет первые два.
С. А. Азаренко
Источник: Современный философский словарь
