(quirk, twist). Неожиданная выходка, превратность, подмена в поведении индивида или общества. Для русской культуры характерен выверт как обманный жест, передергивание, «подстава», «подножка», унизительная для его адресата. В общем виде такой механизм можно охарактеризовать как иронию, не только субъективную, но и объективную, когда сами обстоятельства смеются над человеком и все задуманное им обращается против него, выворачивается наизнанку. Это своеобразный эффект «отчуждения», когда совершенное обществом или личностью действует против них, причем в циничной, шутовской форме, издеваясь над их лучшими надеждами, идеалами. Целенаправленное усилие в определенный момент внезапно производит обратный эффект. Отличие выверта от просто «насмешки судьбы» – особо вызывающий, оскорбительный тон такой подмены, выворачивающей наизнанку самое святое и высокое.
Ценностные полюса в русской культуре не столько раздвигаются, вмещая нейтральное пространство, сколько меняются местами в серии вывертов. Результат, как известно по Достоевскому, – «надрыв» («в гостиной, в избе и на чистом воздухе» – «Братья Карамазовы»). Герои Достоевского: подпольный человек, Ставрогин, Настасья Филипповна, Дмитрий, Грушенька, капитан Снегирев – склонны именно к вывертам. Их дерзкий вызов – разуму, выгоде, приличию, добродетели – оборачивается столь же оскорбительной насмешкой судьбы. Сами идеалы Содома и Мадонны не столь противоположны, сколько «вывертны», поскольку совмещаются в одном сердце; влечение к одному не отменяет, но усиливает притягательность другого.
Русская история богата вывертами, самый грандиозный из которых – «Великая Октябрьская революция». Выверт – это не просто переворот, когда противоположные стороны, верх и низ, меняются местами. Произошел выверт, несущий в себе издевку над самим смыслом переворота, когда низы, ставшие верхами, делаются еще более нищими и бесправными, а верхи вообще выдавливаются за пределы страны и жизни. Когда, например, чеховский Лопахин становится хозяином поместья, где его предки были крепостными, – это простой, «нормальный» переворот. Но легко представить, что стало бы с Лопахиными после 1917 года, когда машина «переворота» продолжала раскручиваться в виде продразверстки, коллективизации, раскулачивания. Как иронически замечает по поводу чеховских героев писатель Владимир Шаров, «им в те годы казалось, что это не шар, который катиться будет, катиться и катиться, – а просто кубик: перевернется он с одной грани на другую и станет, будто вкопанный» [331]. Российская модель – не кубик, который падает на одну сторону, а шарик, который продолжает крутиться. Отсюда и понятие «выкрутаса», от которого неотделима так называемая «крутизна» и «раскручивание». То, что крутится в одну сторону, легко раскручивается и в другую.
К категории выверта могут быть отнесены и другие трагииронические моменты русской истории: восстание декабристов, убийство Александра II, убийство Столыпина. Страна, получившая шанс на реформы, поспешной экстремистской выходкой отбрасывается далеко вспять. К таким вывертам причастны бинарные структуры русской истории, описанные Ю. Лотманом и Б. Успенским. В культуре почти не представлена средняя, оценочно нейтральная зона, где возможно снятие оппозиций и постепенный прогресс. Террористический акт или революционный скачок немедленно приводят в действие обратную силу реакции, быстрой архаизации. Не поступательное движение вперед, но колебание из крайности в крайность. Выверт – это и есть момент внезапной смены вектора, без опосредования и нейтрализации крайностей.
*Амби-, Вит, Гипер-, Двоечувствие, Ирония бытийная, Исторема, Историопластика, Недо-, Не-небытие, Противоирония, Реверсивность, Хитрость желания, Судьба
Слово. С. 500–504.
Ирония.С. 4–9, 24–26, 74–77.
Листочки. С. 7–9.