stereo-text, от греч. stereos - объемный, телесный, пространственный) - сочетание разных языков и наложение разноязыких текстов для более рельефного, "слоисто-глубинного" представления одного комплекса идей. Объем мысли или образа, "стереоскопия", может быть выражен только на двух или нескольких языках, сомыслием и соязычием, что ведет к опытам стереописьма, параллельной многоязычной разработки одной темы.
Подобно тому, как для полноценного физического восприятия предмета человеку даны парные органы чувств, так даны ему разные языки для "бинокулярного" восприятия мысли. Стереотекст использует возможности разных языков для воплощения одной идеи или образа и, как правило, состоит из двух или нескольких параллельных текстов на разных языках, которые трактуют один предмет и относятся друг другу как вольный перевод или переложение. В отличие от перевода, стереотекст играет на разности, не-эквивалентности языков и создает не-линейный, выпуклый, многомерный образ предмета благодаря совмещению разных языковых проекций. Вступить на границу двух языков и культур - это как от монозвука перейти в мир стерео: видеть одну культуру глазами другой, и видеть все вещи двумя глазами. Эффект двуязычия сходен с эффектом стереомузыки или стереокино: звук и изображение вдруг обретают волшебный объем, потому что каждый орган восприятия имеет свою проекцию предмета, и, складываясь, они воспроизводят его многомерность. Наряду с эффектами стереокино и стереомузыки, воспроизводящими полный объем образа и звука, могут быть стереопоэзия и стереопроза которые пользуются разностью языков для того, чтобы представить образ или идею в их объемности.
Разные языки обладают разной логико-грамматической метрикой и "кривизной" в смысловом пространстве, и если перевод (translation) вычитает этот эффект разности, оставляя в остатке эквивалентность двух языков, то стереотекст предлагает скорее свод (interlation) языков в объемной перспективе, их наложение друг на друга. Такой же стерео-эффект создается и в сознании читателя - билингва или полиглота, параллельно читающего один и тот же текст в оригинале и в переводе на разные языки или в переложении самого автора. Для читателей, владеющих французским и английским, представляет интерес не столько тождество, сколько именно различие таких текстов С. Беккета, как "Malone Meurt" и "Malone Dies". Несовпадение подлинника и перевода или переложения может стать источником дополнительной информации или самостоятельного эстетического эффекта, который не содержится ни в одном из них. Собственно, в стерео-эстетике упраздняется сама иерархия первичного и вторичного, оригинала и перевода, поскольку они образуют многомерный смысловой континуум, где внутритекстуальные тропы и фигуры дополняются их перекрестными метафорическими и метонимическими связями с планом иного языка. Транслингвизм возводит мерность каждого образа в энную степень и обновляется саму категорию литературного произведения, которое уже не тождественно одному тексту, но скорее выступает как волновая функция перемещения из языка в язык. Особенно этот переход от дискретной эстетики к континуальной очевиден в случае многократных переложений: например, "Conclusive Evidence", "Другие берега" и "Speak, Memory" Вл. Набокова представляют последовательную трансформацию автобиографического нарратива из английского в русский и обратно.
У каждого языка - свои пристрастия и возможности. Например, по-английски легко излагаются конкретные факты и технические подробности, которые порой громоздко или коряво передаются на русском. По-русски можно высказать ряд метафизических умозрений, которые по-английски звучат туманно или претенциозно. Русский текст в одних ситуациях пространнее, в других - экономнее, чем английский: двуязычное письмо растягивается, сокращается, переворачивается, как лента Мебиуса, переходя с языка на язык. Вместо точного перевода читателю предлагается перекличка двух текстов, сохраняющих общую логико-тематическую последовательность, но несовпадающих даже на уровне глав и абзацев. Двуязычие здесь служит оправданием "двоению" мысли, ее многовариантному развитию. Например, для двуязычных читателей Иосифа Бродского представляет интерес тот стереотекст, который образуется наложением русских стихотворений и их английских авто-переводов. Строка из стихотворения "К Урании" "Одиночество есть человек в квадрате" так переведена самим автором на английский: "Loneliness cubes a man at random" ("Одиночество наугад возводит человека в куб"). При этом к внутриязыковой метафоре одиночества как математического действия (возведение в степень=умножение себя на себя) добавляется межязыковая фигура: "квадрат" по-русски - "куб наугад" по-английски.
Возможно, стереотекстуальность - это будущее литературы и человеческого общения, когда языки будут служить не заменой, а дополнением один другому. В эпоху мононациональных культур смешение разных языков воспринималось как комический прием, "макаронический стиль", демонстрирующий неестественность, смехотворность такого смешения. Но по мере того как языки смешиваются в планетарном обществе, двуязычие становится нормой для значительной доли населения и комический эффект стирается. Языки свободно сочетаются внутри одного авторского сознания, одной группы читателей или культурной среды, дифференцируясь по экспрессивно-стилевым функциям. В глобальной культуре многоязычность и, как следствие, стереотекстуальность становится правилом, а не исключением. Вместо пере-вода (translation) возникает деятельность с-ведения и раз-ведения языков (interlation) для выражения одной мысли, которая, таким образом, обнаруживает новые смыслы в процессе своих языковых перевоплощений. Отсюда и новые возможности для многоязычия в самых разных жанрах и дисциплинах: стереопоэтика, стереоэстетика, стереофилософия и т.п. См. такжеСтерео-этика.
М. Эпштейн. Амероссия. Двукультурие и свобода. Речь при получении премии "Liberty". Звезда, 2001, #7, 221-227.
Михаил Эпштейн
СТЕРЕОТЕКСТ
СТЕРЕОТЕКСТ
Источник: Проективный философский словарь
СТЕРЕОТЕКСТ
(stereotext; от греч. stereos, объемный, пространственный). Текст, параллельно существующий на двух или нескольких языках и позволяющий «объемно» воспринять выраженные в нем смыслы. Подобно тому как для полноценного физического восприятия предмета человеку даны парные органы чувств, так потенциально ему даны разные языки для «стереоскопического» восприятия мысли. Вступить на границу разных языков и культур – это как от монозвука перейти в мир стерео. Эффект многоязычия сходен с эффектом стереомузыки или стереокино (формат 3D): звук и изображение вдруг обретают волшебный объем, потому что каждый орган восприятия имеет свою проекцию предмета, и, складываясь, эти проекции воспроизводят его многомерность. Наряду с эффектами стерео, воспроизводящими полный объем образа и звука, могут быть стереопоэзия и стереопроза, которые пользуются разностью языков, для того чтобы представить образ или идею в их объемности.
Стереотекст, как правило, состоит из параллельных разноязыких текстов, которые соотносятся как вольныe переложения. В отличие от перевода, стереотекст играет на разности, неэквивалентности языков и создает нелинейный, выпуклый, многомерный образ предмета благодаря совмещению разных языковых проекций. Стереотекст – это по сути анти-перевод, поскольку он стремится не к идентичности двух текстов, а, напротив, к наибольшей их дифференциации, рельефно заостряя именно разностный потенциал языков.
У каждого языка – свои пристрастия и возможности. Например, по-английски легко излагаются конкретные факты и технические подробности, которые порой громоздко передаются на русском. По-русски можно высказать ряд метафизических умозрений, которые по-английски звучат туманно или претенциозно. Русский текст в одних ситуациях пространнее, в других – экономнее, чем английский: двуязычное письмо растягивается, сокращается, переворачивается, как лента Мёбиуса, переходя с языка на язык. Вместо точного перевода читателю предлагается перекличка двух текстов, сохраняющих общую логико-тематическую последовательность, но несовпадающих даже на уровне глав и абзацев. Двуязычие здесь служит оправданием «двоению» мысли, ее многовариантному развитию. Например, для двуязычных читателей Иосифа Бродского представляет интерес тот стереотекст, который образуется взаимоналожением русских стихотворений и их английских автопереводов. Строка из стихотворения «К Урании» «Одиночество есть человек в квадрате» так переведена самим автором: «Loneliness cubes a man at random» («Одиночество наугад возводит человека в куб»). При этом к внутриязыковой метафоре одиночества как математического действия (возведение в степень = умножение себя на себя) добавляется межъязыковая фигура: «квадрат» по-русски – «куб» по-английски.
Разные языки обладают разной логико-грамматической метрикой и «кривизной» в смысловом пространстве, и если перевод (translation) вычитает этот эффект разности, оставляя в остатке эквивалентность двух языков, то стереотекст предлагает скорее соразвод (interlation) языков в объемной перспективе, их наложение друг на друга. Такой же стереоэффект создается и в сознании читателя – билингва или полиглота, параллельно читающего один и тот же текст в оригинале и в переводе на разные языки или в переложении самого автора. Для читателей, владеющих французским и английским, представляет интерес не столько тождество, сколько именно различие таких текстов С. Беккета, как «Malone meurt» и «Malone Dies». Несовпадение подлинника и перевода или переложения может стать источником дополнительной информации или самостоятельного эстетического эффекта, который не содержится ни в одном из них.
Собственно, в стереоэстетике упраздняется сама иерархия первичного и вторичного, оригинала и перевода, поскольку они образуют многомерный смысловой континуум, где внутритекстуальные тропы и фигуры дополняются их перекрестными метафорическими связями с планом иного языка. Транслингвизм (translingualism) возводит мерность каждого образа в энную степень и обновляет саму категорию литературного произведения, которое уже не тождественно одному тексту, но скорее выступает как волновая функция перемещения из языка в язык. Особенно этот переход от дискретной эстетики к континуальной очевиден в случае многократных переложений: например, «Conclusive Evidence» (1951), «Другие берега» (1954) и «Speak, Memory» (1967) В. Набокова представляют последовательную трансформацию автобиографического нарратива из английского в русский и обратно. Сам Набоков подчеркивал, что эти разные версии воспоминаний – вовсе не перевод. Скорее они представляют собой метаморфозу, подобную той, которая происходит с живыми организмами, когда они меняют среду обитания. «Пере-англизировать русское пере-ложение того, что было английским пере-сказом русских воспоминаний, – дьявольски сложная задача, но я нашел некоторое утешение в том, что такие множественные метаморфозы, знакомые бабочкам, никогда не предпринимались ни одним человеческим существом» [262].
«Метаморфозом» в биологии называется перемена всего строения организма, обычно связанная с резкой сменой образа жизни, например переходом от водного к наземному образу жизни. В применении к тексту как организму происходит перемена языковой среды, которая открывает путь для его потенциально бесконечной эволюции, «текстоморфозы». Это по сути микромодель культуры как целого, которая возрастает благодаря дивергенции текстов, соразводимых (interlated) в процессе взаимодействия языков (имея в виду и языки различных дисциплин, методологий, мировоззрений).
Возможно, стереотекстуальность – это будущее литературы и человеческого общения, когда языки будут служить не заменой, а дополнением друг другу. В эпоху мононациональных культур смешение языков воспринималось как комический прием, «макаронический стиль», демонстрирующий неестественность, смехотворность такого смешения. Но по мере того как языки смешиваются в планетарном обществе, двуязычие становится нормой для значительной доли населения и комический эффект стирается. Языки свободно сочетаются внутри одного авторского сознания, группы читателей или культурной среды, дифференцируясь по экспрессивно-стилевым функциям. В глобальной культуре многоязычие и, как следствие, стереотекстуальность становятся правилом, а не исключением. Поэтому вместо пере-вода и возникает деятельность с-ведения и раз-ведения языков для выражения смыслов, которые, таким образом, обнаруживают новые измерения в процессе своих языковых перевоплощений. Отсюда и новые возможности для многоязычия в самых разных жанрах и дисциплинах: стереопоэтика, стереоэстетика, стереофилософия, стереокультурология и т. п.
*Лингвовитализм, Транскультура
Амероссия: Двукультурие и свобода // Знак. С. 807–823.
Творчество. С. 318–322.
Стереотекст, как правило, состоит из параллельных разноязыких текстов, которые соотносятся как вольныe переложения. В отличие от перевода, стереотекст играет на разности, неэквивалентности языков и создает нелинейный, выпуклый, многомерный образ предмета благодаря совмещению разных языковых проекций. Стереотекст – это по сути анти-перевод, поскольку он стремится не к идентичности двух текстов, а, напротив, к наибольшей их дифференциации, рельефно заостряя именно разностный потенциал языков.
У каждого языка – свои пристрастия и возможности. Например, по-английски легко излагаются конкретные факты и технические подробности, которые порой громоздко передаются на русском. По-русски можно высказать ряд метафизических умозрений, которые по-английски звучат туманно или претенциозно. Русский текст в одних ситуациях пространнее, в других – экономнее, чем английский: двуязычное письмо растягивается, сокращается, переворачивается, как лента Мёбиуса, переходя с языка на язык. Вместо точного перевода читателю предлагается перекличка двух текстов, сохраняющих общую логико-тематическую последовательность, но несовпадающих даже на уровне глав и абзацев. Двуязычие здесь служит оправданием «двоению» мысли, ее многовариантному развитию. Например, для двуязычных читателей Иосифа Бродского представляет интерес тот стереотекст, который образуется взаимоналожением русских стихотворений и их английских автопереводов. Строка из стихотворения «К Урании» «Одиночество есть человек в квадрате» так переведена самим автором: «Loneliness cubes a man at random» («Одиночество наугад возводит человека в куб»). При этом к внутриязыковой метафоре одиночества как математического действия (возведение в степень = умножение себя на себя) добавляется межъязыковая фигура: «квадрат» по-русски – «куб» по-английски.
Разные языки обладают разной логико-грамматической метрикой и «кривизной» в смысловом пространстве, и если перевод (translation) вычитает этот эффект разности, оставляя в остатке эквивалентность двух языков, то стереотекст предлагает скорее соразвод (interlation) языков в объемной перспективе, их наложение друг на друга. Такой же стереоэффект создается и в сознании читателя – билингва или полиглота, параллельно читающего один и тот же текст в оригинале и в переводе на разные языки или в переложении самого автора. Для читателей, владеющих французским и английским, представляет интерес не столько тождество, сколько именно различие таких текстов С. Беккета, как «Malone meurt» и «Malone Dies». Несовпадение подлинника и перевода или переложения может стать источником дополнительной информации или самостоятельного эстетического эффекта, который не содержится ни в одном из них.
Собственно, в стереоэстетике упраздняется сама иерархия первичного и вторичного, оригинала и перевода, поскольку они образуют многомерный смысловой континуум, где внутритекстуальные тропы и фигуры дополняются их перекрестными метафорическими связями с планом иного языка. Транслингвизм (translingualism) возводит мерность каждого образа в энную степень и обновляет саму категорию литературного произведения, которое уже не тождественно одному тексту, но скорее выступает как волновая функция перемещения из языка в язык. Особенно этот переход от дискретной эстетики к континуальной очевиден в случае многократных переложений: например, «Conclusive Evidence» (1951), «Другие берега» (1954) и «Speak, Memory» (1967) В. Набокова представляют последовательную трансформацию автобиографического нарратива из английского в русский и обратно. Сам Набоков подчеркивал, что эти разные версии воспоминаний – вовсе не перевод. Скорее они представляют собой метаморфозу, подобную той, которая происходит с живыми организмами, когда они меняют среду обитания. «Пере-англизировать русское пере-ложение того, что было английским пере-сказом русских воспоминаний, – дьявольски сложная задача, но я нашел некоторое утешение в том, что такие множественные метаморфозы, знакомые бабочкам, никогда не предпринимались ни одним человеческим существом» [262].
«Метаморфозом» в биологии называется перемена всего строения организма, обычно связанная с резкой сменой образа жизни, например переходом от водного к наземному образу жизни. В применении к тексту как организму происходит перемена языковой среды, которая открывает путь для его потенциально бесконечной эволюции, «текстоморфозы». Это по сути микромодель культуры как целого, которая возрастает благодаря дивергенции текстов, соразводимых (interlated) в процессе взаимодействия языков (имея в виду и языки различных дисциплин, методологий, мировоззрений).
Возможно, стереотекстуальность – это будущее литературы и человеческого общения, когда языки будут служить не заменой, а дополнением друг другу. В эпоху мононациональных культур смешение языков воспринималось как комический прием, «макаронический стиль», демонстрирующий неестественность, смехотворность такого смешения. Но по мере того как языки смешиваются в планетарном обществе, двуязычие становится нормой для значительной доли населения и комический эффект стирается. Языки свободно сочетаются внутри одного авторского сознания, группы читателей или культурной среды, дифференцируясь по экспрессивно-стилевым функциям. В глобальной культуре многоязычие и, как следствие, стереотекстуальность становятся правилом, а не исключением. Поэтому вместо пере-вода и возникает деятельность с-ведения и раз-ведения языков для выражения смыслов, которые, таким образом, обнаруживают новые измерения в процессе своих языковых перевоплощений. Отсюда и новые возможности для многоязычия в самых разных жанрах и дисциплинах: стереопоэтика, стереоэстетика, стереофилософия, стереокультурология и т. п.
*Лингвовитализм, Транскультура
Амероссия: Двукультурие и свобода // Знак. С. 807–823.
Творчество. С. 318–322.
Источник: Проективный словарь гуманитарных наук. Новое литературное обозрение. 2017 г.