stereo-ethics, от греч. stereos - объемный, телесный, пространственный) - этика, исходящая из раздвоения и несовместимости добродетелей, из размытости ценностного поля и невозможности единственно правильного морального выбора; принцип совмещения разных нравственных перспектив, подобно тому, как зрение совмещает две разные проекции предмета и только поэтому воспринимает мир объемно, рельефно.
Стерео-этика определяется по контрасту с медиальной этикой "золотой середины". Один из самых влиятельных постулатов в истории этики восходит к Аристотелю: добродетель - это середина между двумя порочными крайностями. "...Избыток и недостаток присущи порочности (kakia), а обладание серединой - добродетели" ("Никомахова этика", 1106б). Однако сам Аристотель показывает, что между двумя крайностями есть не одна, а две середины. "Серединою же по отношению к нам я называю то, что не избыточно и не недостаточно, и такая середина не одна и не одинакова для всех" (там же, 1106а). Одна середина больше отстоит от одного края, а другая - от другого. Так, мужество дальше отстоит от трусости, а благоразумие - от безрассудства. Если излишек боязни - это трусость, а недостаток - безрассудство, то между ними размещаются и две середины, две добродетели: мужество, которое дальше отстоит от трусости, и благоразумие, которое дальше от безрассудства. Диапазон нравственного поведения не фокусируется в одной центральной точке "правильного поступка", а описывается большим промежутком между мужеством и благоразумием. В языке нет слов и понятий, чтобы точно центрировать добродетель, но есть дополнительные пары понятий, между которыми остается большой промежуток для свободных действий - нравственный континуум, волновая функция доброго: между щедростью и бережливостью, между мужеством и благоразумием, между прямотой и скромностью, между чувствительностью и воздержанием.
Стереоэтика - это объемное постижение ценностей, смещенных относительно друг друга и именно поэтому требующих совмещения в конечной перспективе, в полноте нравственного восприятия. Двоенравие в этике - то же, что двуязычие в культуре: способность переводить мысль или ценность с языка на язык и воспринимать или выражать ее в объеме расходящихся и сходящихся ассоциаций (см. Стереотекст). Именно потому, что мы двуглазы, мы можем долго всматриваться в предмет, сополагая разные его проекции. Нравственность - это способность не столько видеть, сколько всматриваться, выстрадывать зримость. Стереоэтика - нравственная зрячесть, двуглазие, стереоскопия, обусловленная схождением двух знаковых моральных проекций одного поступка: отвечая критерию бережливости, он опасно приближается к скупости, а взывая к чувству щедрости, может обернуться расточительностью. В этой двойной системе координат и блуждает наше нравственное чувство, никогда не находя полного успокоения, точки идеала, абсолютной середины.
Щедрость и бережливость, мужество и благоразумие можно назвать со-добродетелями, и они так же необходимы этике, как правая и левая рука - организму, а правое и левое полушарие - мозгу. Возможно, что с различием этих двух полушарий, с врожденной асимметрией мозга связана и двойственность моральных принципов. Через призму со-добродетелей мы постигаем нравственные ценности смещенными друг относительно друга - и одновременно совмещенными в одной перспективе, как объемный эйдос добродетели, который никогда нельзя полностью воплотить в одном поступке, но только в серии поступков, сочетающих в разной степени мужество и благоразумие, прямоту и скромность, смелость и смирение. Без попытки совмещения с другой добродетелью, своей парой, любая добродетель переходит в крайность, порок. Расточительность - это щедрость без бережливости, скупость - это бережливость без щедрости, и т.д. Порок - это именно одномерность, отказ от двоенравия и стереоскопического восприятия вещей, нравственная одноглазость.
Два основных полюса среди добродетелей: самоотдача и самосохранение. Мужество, щедрость, жертвенность - это действовать во имя других, отказываясь от себя. Благоразумие, осторожность, бережливость - сохранять, выращивать и приумножать себя, чтобы было чем жертвовать, что отдавать другим. Какая стратегия окажется морально выигрышной, невозможно заранее предсказать, это зона полнейшего риска. Можно отдать себя задаром, не успев себя еще взрастить. И можно всю жизнь взращивать, укреплять, лелеять себя - и так и не дожить до акта отдачи. Добродетель имеет два центра и представляет собой эллипс, а не круг. Смещаясь к одному из этих центров, мы отступаем от другого, и такая пульсация все время происходит в нравственной жизни. Добродетель - это движение, колебание, перемещение между двумя добродетелями. Плоский морализм - это мораль одной добродетели.
Наконец, есть две "сверхдобродетели", которые как бы регулируют отношение между со-добродетелями: мудрость и совесть. Мудрость - это метауровень морального самоопределения, которое взвешивает и соотносит ценности самоотдачи и самосохранения в каждый момент времени, подсказывая способ наибольшей ценностной самореализации. Мудрость нашептывает слова мужества в моменты слабости и малодушия и нашептывает советы благоразумия в моменты героического безрассудства.
Другая метаэтическая категория - совесть. Она тоже регулирует отношения между со-добродетелями таким образом, чтобы, склоняясь к одной из них, не впасть в крайность порока. Бережливому совесть напоминает о щедрости - чтобы он не впал в скупость; а щедрому - о бережливости, чтобы он не впал в расточительство. Но в отличие от мудрости, которая веселится на путях к целому, совесть болит и мучится оттого, что не в силах достичь полного равновесия добродетелей, поскольку добродетель как таковая недостижима. Есть добродетель мужества или добродетель терпения, но никому не свойственна добродетель как таковая. Если мудрость есть нравственная катафатика, поиск гармонии и соединения добродетелей, то совесть есть нравственная апофатика, чувство невозможности такой гармонии, и "угрызения", происходящего от такой ущербности. Мудрость встает над противоречиями, примиряет их; совесть мучается противозовиями (см.) и не может их разрешить. Мудрость - орган веселья... Совесть - это орган страдания, который здоров, когда болит.
Высшая нравственность - это совмещение двух метаэтических способностей, мудрости и совести. Но точно так же, как и те со-добродетели, которые мудрость примиряет, а совесть не может примирить, так и сами мудрость и совесть составляют две метаэтические со-добродетели, между которыми трудно найти точную середину. Мудрость говорит одно, совесть другое. Нельзя, нацелившись в добродетель, попасть в ее сердцевину, как стрелок попадает в яблочко. Такого места нет среди добродетелей, которые постоянно двоятся, требуют выбора, раскаяния, нового выбора, мудрых решений и угрызений совести. См. также Этика дифференциальная (разностная).
Михаил Эпштейн