Слово и объект
Слово и объект
«СЛОВО И ОБЪЕКТ» («Word and Object») — одно из главных произведений амер. логика и философа У Куайна, отражающее его основные достижения в области философии языка и эпистемологии. Книга опубликована в 1960 г. в Кембридже, Массачусетс; рус. пер. — М., 2000. В центре внимания книги находятся вопросы теория языка, сквозь призму которых, в свою очередь, преломляются проблемы эпистемологии. Куайн отказывается от принятой Р. Карнапом в качестве методологического ориентира любого лингвистического исследования аналогии, уподобляющей язык формальной дедуктивной системе. Вместо этого отправным пунктом книги становится анализ языка в генетическом аспекте — в терминах того, каким образом ребенок усваивает язык со всеми своими знаниями и убеждениями, обучаясь различным указаниям (референции) с помощью слов на реальность. Куайн называет язык социальным искусством. Нормы употребления языка прививаются индивиду обществом посредством механизмов поощрения и порицания. Обучение языку, цель которого состоит в достижении социально значимой успешной коммуникации, находится под жестким контролем языкового сообщества. Фундаментальными для языка являются термины, обозначающие физические объекты, с которыми человек сталкивается в повседневном опыте. Главным инструментом исследования языка становится бихевиоризм, в соответствии с максимой которого любое теоретическое описание функционирования языка должно осуществляться в терминах предрасположенности людей к вербальной реакции на наблюдаемые (вербальные или невербальные) стимулы. В духе бихевиоризма Куайн формулирует основную задачу книги как прояснение связанных с социально наблюдаемыми стимулами фундаментальных предпосылок обыденного разговора о физических вещах, а также то, каким образом между собой связаны этот разговор о физических вещах и постигаемые с помощью него др. предметы. Язык усваивается через запоминание целиком отдельных предложений посредством прямого их обусловливания невербальными стимулами и построения последующих предложений из заученных ранее путем подстановки терминов по аналогии. Механизм аналогии позволяет ассоциировать предложения и слова между собой, в результате чего язык можно представить в виде сети предложений, связанных друг с другом и, непофедственно или опосредованно через др. предложения, с невербальными стимулами. Аналогия и ассоциация вместе выводят язык за пределы описания феноменалистической сферы непосредственно данного и позволяют тем самым дезавуировать редукционистскую концепцию нейтрального языка наблюдений. Образ языка как связывающей стимул и реакцию вербальной сети, в узлах которой находится референция к физическим объектам, становится доминирующим. Такая картина языка служит главным лингвистическим аргументом в пользу развиваемой Куайном холистской эпистемологии, разрушающей каноническое для неопозитивизма представление об обособленном научном знании, выделенном среди др. областей культуры. Холизм утверждает, что все знание, выражаем о е в языке, составляет единое целое: оно взаимосвязано между собой и, прямо или косвенно, связано с опытом. Прослеживая до логического завершения бихевиористский принцип публичности в исследовании лингвистических значений, Куайн формулирует неопределенности перевода тезис и, как следствие, тезис непрозрачности референции. Неопределенность перевода охватывает весь референциальный аппарат языка: квантификацию, местоимения, тождество, разведение общего и единичного. С помощью различных способов указания на реальность (референции), развивающихся под непрерывным воздействием потока стимуляции от физического мира, формируется основополагающее представление о непрерывно существующих в пространстве и времени физических объектах среднего размера, которое характеризуют язык как особую концептуальную схему. Это позволяет Куайну сделать утверждение, что обыденные физические объекты являются теоретическими сущностями, следствием принятия неявно постулируемой в естественном языке теории, которая уходит корнями в далекое прошлое человечества. Любой объект — от физических предметов обыденного опыта до идеальных объектов науки — является, с точки зрения построения той теории или концептуальной схемы, теоретической сущностью, в которой он полагается, но это не мешает рассматривать его как реальный, когда принимается точка зрения самой теории. В этом смысле у Куайна прослеживается тенденция к сближению понятий теории, языка и концептуальной схемы. Теория, как и язык, определяется как строение, составленное из предложений, которые различным образом связаны друг с другом и с невербальными стимулами (эмпирическими свидетельствами) посредством механизма условной реакции. Обыденный язык, рассматриваемый, в свою очередь, как концептуальная схема, представляет собой разветвленную вербальную структуру, которая, в духе холизма, соотносится с опытом как единое целое, включая в себя все науки и все то, что можно вообще сказать о мире. Онтологию абстрактных объектов, выражающихся в языке посредством абстрактных единичных терминов, Куайн объявляет естественной частью нашей концептуальной схемы. Однако при построении научной теории необходимо стремиться к отказу от платонизма. Образцом здесь является такое построение теории множеств чисто экстенсиональными средствами, при котором индивиды и классы являются единственными допускаемыми в онтологию сущностями. В результате для Куайна эпистемология оказывается невозможной в качестве «первой философии», т.к. нам приходится рассматривать познание всегда изнутри нашей собственной концептуальной схемы. Др. языки, образующие др. концептуальные схемы, могут и не разделять образцов полагания объектов нашего собственного языка. Архетипом для полагания онтологии, свойственной нашему языку, является его способность выражаться в виде канонической символики логики квантификации: онтологическое содержание любого предложения языка, подобного нашему, может быть прояснено посредством его записи в первопорядковом исчислении предикатов. Все перестройки в концептуальной схеме также могут быть осуществлены только изнутри. В связи с этим Куайн использует предложенную О. Нейратом аналогию, уподобляющую все знание кораблю, который его пассажиры вынуждены перестраивать на плаву. ОД. Игнатов