ригоризм (в этике)

этическая позиция, согласно которой высшим предназначением и необходимым смыслом жизни человека является неукоснительное исполнение им его абсолютного, априорно устанавливаемого долга. «должен – значит, должен, а раз должен, значит, можешь». «нет таких обстоятельств, которые были бы сильнее человека в вопросе исполнения им своего нравственного долга, просто есть люди, которые оказываются слабее этих обстоятельств». Для р. Характерны тезисы о полном подчинении чувств разуму («доминирование разума над страстями», поэтому р. Всегда был следствием последовательного проведения доктрины этического рационализма), об игнорировании чувственных благ как таковых (единственное благо – добродетель, единственное зло – порок). По сути, первую модель последовательного р. Построили стоики (см. Апатия, автаркия), опираясь на общие установки рационалистической этики сократа и аскетические принципы жизнеустройства, которые как ее следствия, установили представители школы киников. Согласно стоикам, человек, постигая устройство мира, узнает, что его собственное отдельное бытие – лишь маленький элемент в огромном живом механизме вселенной, в предопределенном (см. Провиденциализм, фатализм) бытии мироздания в целом. Отсюда чисто логически делаются выводы этического характера относительно надлежащего способа жизни в таком мире. Рационально устанавливаемый принцип долга – жить в согласии с природой, подчиняться ей (= судьбе) так же, как часть во всех возможных смыслах (включая онтологический и этический) подчиняется целому. Крайности стоического р. (добродетель сама себе награда, исполняющий долг и сознающий это будет априори в силу этого счастлив, причем актуально и непосредственно, даже в «фаларидовом быке») обусловили то, что в этике спинозы и в особенности канта ищутся новые формы обоснования р. (см. Антиномия практического разума). Согласно канту, моральный закон (см. Категорический императив) априорен и безусловен к исполнению тем субъектом, который является в подлинном смысле этого слова разумным существом. При этом единственность основного морального закона, связанная с абсолютностью долга его исполнения и ясностью осознания этого долга в качестве такового, дополняется единственностью мотива его исполнения, каковым является априорное же, по сути, уважение к самому этому нравственному закону, уважение к тому во мне, что делает меня человеком. В этике канта ригористически трактуется и свобода – как способность связывать себя безусловными законами практического разума (см. Автономия воли). Это в первую очередь свобода «для», ибо только тогда, когда есть универсальный и безусловный, принудительный к исполнению принцип организации деятельности, можно говорить о ее конструктивности и стратегической эффективности. В «парадоксе палача и жертвы» (жертва сильнее палача, ибо ее воля автономна) свобода «от» (внешнего принуждения) является лишь реверсом свободы «для». Жертва, бросая вызов палачу и духовно побеждая его, устанавливает тем самым в определенном смысле объективную действительность свободы воли и определенный объективный порядок в нравственном и социальном пространстве, возводит нерушимое здание обители духа на земле («они не просто говорили, что дух сильнее страстей и телесных страданий, они это доказали»). Ригористически понятая свобода «для» оказывается самой мощной из всех конструктивных в человеческом измерении мира сил.