Эти понятия фиксируют вопросы о возможности использования в философии, прежде всего в теории познания, психологических понятий и представлений, о допустимости принятия психологии как науки о сознании (посредством которого человеку даются любые явления) в качестве базисной науки, фундирующей самою философию. Термин "психологизм" впервые использовался в первой половине XIX в. нем. философами Я. Фризом (1773-1843) и Ф. Бенеке (1798-1854) для обозначения философского направления, противоположного гегельянству. Кантианец Я. Фриз считал основой философии психологическую антропологию. Он истолковал учение Канта в духе психологизма, полагая, что априорные элементы познания могут быть установлены эмпирически.
В общем же плане психологизм, как философско-методологическая позиция, полагает, что проблемы философских дисциплин (эпистемологии, логики, философии науки и т.п.) могут быть решены с помощью понятий и методов одной из позитивных наук - психологии. При этом психология трактуется как некая основополагающая наука о сознании и мышлении и понимается в обобщенном виде. В более конкретном смысле психологизм возник как методологический подход в логике, трактующий ее основные понятия с психологической точки зрения. Необходимость логических законов усматривается его сторонниками в непосредственных ассоциациях сознания, а суждения и умозаключения, таким образом, являются сознательным синтезом представлений, реализуемым в "живом процессе" мысли. Поскольку для психологистов мышление и язык представляют собой весьма отличные способности человека, то логика не должна ограничиваться изучением только языковых форм мысли. Ее основная задача - исследовать внутренние механизмы познавательного процесса, опираясь на психологические методы. Психологизм был достаточно влиятельной установкой с середины XIX в. Следует отметить, что новаторские работы Дж. Буля, Фреге и Э. Шредера по логике были восприняты его представителями как возрождение схоластики, что вызвало убедительную ответную критику и привело к ослаблению философского влияния психологизма в начале XX в.
Вместе с тем в это время возник весьма своеобразный вариант психологизма в рамках "неофризовской школы" кантианства, возглавляемой Нельсоном. Представители этой школы видели ядро кантовской философии в критицизме, и, воспринимая учение Канта под влиянием взглядов Я. Фриза, доказывали невозможность создания нормативной теории познания. С их точки зрения, всякая теория познания, основная цель которой - установление критериев истинности знания, в свою очередь является знанием и, следовательно, уже предполагает наличие такого критерия, т.е. содержит в себе логический "порочный круг". Значимость априорных форм познания представители неофризовской школы пытались обосновать методом психологической интроспекции.
В противовес этому в неокантианстве Марбургской и Баденской школ преобладала тенденция к поискам в философии Канта основ для разработки философской концепции познания объективно-идеалистического характера. Неокантианцы Марбургской школы (Коген, Наторп, Кассирер и др.) предложили антипсихологическую и, в целом, антинатуралистическую программу обоснования научного знания, в которой акцент делался на логической стороне кантовского учения, а познание рассматривалось как понятийное конструирование. С позиций этой школы, бессмысленно постигать психологию человека, чтобы выявить трансцендентальную логику и установить объективные свойства познания. Необходимо выделить такие свойства и характеристики последнего, которые не зависят не только от познающего субъекта, но и от конкретной области знания.
Сходный по направленности с неокантианским, но иной по форме и способам аргументации антипсихологизм был характерен для неопозитивизма. Продолжая эмпирицистскую линию Маха, неопозитивисты искали основу знания в непосредственно воспринимаемом, в sense data, пытаясь, однако, преодолеть психологизм и натурализм, свойственный эмпириокритицизму Маха. Рассматривая структуру научного знания с помощью строгих логических средств, неопозитивизм постепенно пришел к позиции умеренного редукционизма, приняв требование косвенной сводимости научных положений к констатации чувственных данных.
Важным шагом в преодолении психологизма в логическом позитивизме было также введенное Рейхенбахом различение "контекста открытия" и "контекста обоснования" знания. Эпистемология и методология науки должны заниматься только такими проблемами, которые относятся ко второму "контексту", тогда как проблематика первого оставляется "психологии научного творчества". В философии науки постпозитивизма это жесткое различие стало оспариваться (Полани, Н.Р. Хэнсон, Фейерабенд и др.) в пользу создания более "человечески соразмерных" и в этом смысле допускающих психологизм моделей познания.
Начиная с "Логических исследований" и затем с программной статьи "Философия как строгая наука" принципиальным противником психологизма выступил Гуссерль. Психологизм для него только часть более общего заблуждения - натурализма. Для последнего все существующее или отождествляется с физической природой, или допускается существование психического, находящегося от физического в причинно-функциональной зависимости. В переходе к не-психологически понимаемой субъективности Гуссерль видел избавление от "натурализирования" разума не только в гносеологии и теории науки, но и в человеческой культуре в целом, поскольку натурализм, по его мнению, стремится сделать относительными не только смысловые данности сознания, но и абсолютные идеалы и нормы. Объективирующему пониманию психического и натуралистическому релятивизму Гуссерль противопоставил методологию строгой науки о сознании, феноменологическим обоснованием возможности которой является структурное единство интенциональности.
М.И. Салазкина
Гуссерль Э. Логические исследования СПб., 1909; Кассирер Э. Познание и действительность. СПб., 1996; Фреге Г. Предмет. Значение. Смысл. М., 1996; Твардовский К. Логико-философские и психологические исследования. М., 1997.
ПСИХОЛОГИЗМ И АНТИПСИХОЛОГИЗМ
ПСИХОЛОГИЗМ И АНТИПСИХОЛОГИЗМ
Источник: Современная западная философия: словарь
психологизм и антипсихологизм
ПСИХОЛОГИЗМ И АНТИПСИХОЛОГИЗМ — методологические подходы по отношению к логике, один из которых рассматривает последнюю как науку, признающую существование особых «законов мышления» и реализующую их в некоторой объективированной форме — в виде рассуждений, представленных в языковом материале (см. Психологизм); а другой отрицает саму возможность истолкования логики как своего рода модели мышления, связывая законы логики лишь с материей рассуждения, не признавая их укорененность в живом процессе мышления (А.). По отношению к социологии П. предлагает объяснение социальных явлений посредством апелляции к имманентным свойствам личности или национального характера (напр., причины войн и конфликтов усматриваются в имманентно присущей личности агрессивности). Если несколько упрощать ситуацию, то речь здесь идет о принципиальной сводимости или несводимости логических структур к психологическим, а также о признании или непризнании факта доминирования в познавательном процессе в большей или меньшей степени элементов психологической организации индивида. Так, НА. Васильева можно отнести к сторонникам более или менее сильной версии П. на том основании, что операция отрицания в его «воображаемой логике» определяется в некотором «воображаемом мире» соответствующей психологической организацией познающего субъекта. Начала методологии П. можно найти в философии Дж. Локка и Д. Юма, в известном смысле — у И. Канта. П. представлен именами А. Бэна, В. Вундта, У Джеймса, Хр. Зигварта, Дж. Милля, Ж. Пиаже, Б. Эрдмана, в некоторой мере — Дж. Буля; в России к его сторонникам можно отнести Н.Я. Грота, В.Н. Ивановского, М.М. Троицкого, а по некоторым позициям и А.И. Введенского, который хотя и возражал против сведения логики к психологии, но все-таки интерпретировал логику в качестве части теории познания. Многие установки П. близки натуралистической теории познания. Еще А.С. Лубкин видел в логике «антропологическую» науку, которая демонстрирует способы управления разумными способностями и позволяет здраво судить о вещах (см.: Лубкин А.С. Начертание логики. Спб., 1807). Традиционный подход к логике, который разделял А.С. Лубкин, был «пропитан» антропологическими по своему существу установками, которые и выразились в концепции П., призывавшей заниматься изучением «реального» мышления, а не нормативностью логических законов и соответствующих принудительных мыслительных конструкций. Математическое же направление в логике (нетрадиционное в смысле своей новизны), которое постоянно укреплялось с середины 19 в., делало акцент как раз на нормативности и принудительности логических конструкций, занимая тем самым последовательно антипсихологические позиции. А. был характерен для таких мыслителей, как Ф. Г. Брэдли, Э. Гуссерль, Г. Фреге, Ч. Пирс, Б. Рассел, Н. Хомский, в значительной мере Л. Витгенштейн. Именно идеология А. явилась мощным катализатором развития математической логики в 20 в. Вообще, П. преодолевается в направлениях, придерживающихся установок последовательного платонизма и/или социологизма. Принято считать, что П. тормозил развитие логики. В определенном смысле с этим можно согласиться. Тем не менее в случае, скажем, с НА. Васильевым именно эвристический потенциал П., относящийся к механизмам активности субъекта познания, позволил высказать и реализовать идею «воображаемых логик», совершив тем самым важный прорыв к созданию семейства неклассических логик. Линия П. вовсе не умерла с торжеством логики математической; она продолжилась в более интеллектуально гибких и тонких концепциях типа интуиционизма (Л.Э.Я. Брауэр, А. Гейтинг) или эффективизма (Э. Борель, А. Лебег, А. Пуанкаре, Н.Н. Лузин). О том, что потенциал П. не исчерпан, свидетельствует и идея Дж. фон Неймана о логике и математике как «вторичном» языке, надстроенном над «первичным» языком мозга, и ее развитие как концепции биологической (нейрофизиологической) предзаданности логики и математики (В.Н. Тростников). Кроме того, возможен и своеобразный синтез психологических и антипсихологических установок (СЮ. Маслов, В.Н. Брюшинкин), что не позволяет считать историю противостояния П. и А. завершенной. Более того, в последнее время линия П. заметно оживилась в связи с развитием когнитивных наук, которое определяется потребностями практики (разработка экспертных систем, компьютерного моделирования и т.п.). Речь идет, напр., о попытке обоснования нормативной роли логики по отношению к человеческому мышлению с использованием последних достижений этой науки (С. Хаак) или концепции метапсихологизма (В.Н. Брюшинкин), которая предполагает возможность моделирования с помощью логических средств механизмов «живого» мышления. Если признать правомерность использования абстракций отождествления или неразличимости как элементов познавательной деятельности, так или иначе определяемых особенностями субъекта, равно как и понятия гносеологической точности как внутреннего свойства абстракции (теории), лишь генетически связанного с фактами единичных измерений, то оппозиция П. и А. становится менее выраженной. В.А. Бажанов Лит.: Брюшинкин В.Н. Логика, мышление, информация. Л., 1988; Сорина Г.В. Логико-культурная доминанта: Очерки теории и истории психологизма и антипсихологизма в культуре. М, 1993; Логическое Кантоведение—4. Труды международного семинара. Калининград, 1998; Aach ). Psychologism Reconsidered: A Re-Evaluation of the Arguments of Frege and Husserl // Synthese 1990. Vol. 85. P. 315—338; Kusch M. Psychologism. A Case Study in the Sociology of Philosophical Knowledge. L., N. Y., 1995; Psychologism. Dordrecht, 1997; Jacquette D. Psychologism the Philosophical Shibboleth // Philosophy and Rhetoric. 1997. Vol. 30. P. 312—331; Grzegorczyk A. Is Antipsychologism Still Tenable? // Alfred Tarski and the Vienna Circle: Austro-Polish Connections in Logical Empiricism. Dordrecht, 1998. P. 109 — 114; Pechhaus V. 19th Century Logic Between Philosophy and Mathematics // The Bulletin of Symbolic Logic. 1999. № 4. P. 433—450.