Познание и интерес . Пересечение идей Хабермаса и Апеля

Широкую известность уже не только в Германии, но и за ее пределами, принесла Хабермасу книга "Познание и интерес", которая вскоре была переведена на основные европейские языки. В ней, как и в вышедшей в том же 1968 г. небольшой работе "Техника и наука как идеология", он переосмысливает ряд положений представителей старшего поколения франкфуртской школы, для которых инструментальный разум и техника всегда были орудиями насилия и отчуждения. Хотя Хабермас в 60-е годы ничуть не менее жестко, чем Адорно или Хоркхаймер, критиковал "позитивистски ополовиненный разум", он уже в то время был далек от одностороннего отрицания Просвещения.
Хабермас отталкивается от учения М.Вебера о целерациональном действии, где рациональность выступает как эффективный выбор средств для достижения цели. Материальные интересы, планирование, индустриализация и секуляризация связаны с господством целерациональности. Г.Маркузе в те годы интерпретировал веберовское понятие "рационализации" в духе Фрейда, для которого "рационализация" была одним из защитных механизмов, скрывающих подлинный мотив поведения путем замещения его другим, иллюзорным мотивом. Маркузе делал из такого отождествления ряд социально-политических выводов. В частности, легитимация современного капитализма императивами науки и техники, модернизации, рационального управления объявлялась им идеологией, изощренной апологетикой классового общества.
В отличие от Маркузе, полагавшего, что науку и технику можно трансформировать путем бунта и "раскрепощения чувственности", Хабермас не был утопистом. Естествознание связано с техническим контролем и с инструментальным действием, труд всегда будет иметь целерациональный характер, он не станет "игрой". Но область применения такого рода рациональности ограничена. Хабермас приходит к своеобразной дихотомии труда и интеракции, целерационального действия и коммуникации.
Эмпирические науки опираются на инструментальный контроль над данными опыта, поскольку эксперимент и наблюдение предполагают операции по измерению; аналитическое знание есть исчисление, "перебор" стратегий, т.е. также относится к сфере целерационального действия. Напротив, коммуникация принадлежит к области взаимных ожиданий, интерпретации мотивов, интерсубъективного понимания, согласия относительно интенций, прав и обязанностей. В семье, в отношениях родства, соседства, во всех традиционных обществах доминировали нормы интеракции, тогда как подсистема целерациональных действий занимала подчиненное положение. Вместе с возникновением капитализма произошло резкое расширение этой подсистемы, она постепенно заняла господствующее положение, вплоть до того, что основаниями этики и права стали труд и эквивалентность обмена в рыночных отношениях. Рост государственного регулирования экономики способствовал увеличению планово-административного вмешательства сначала в хозяйственную и политическую жизнь, а затем в самые разнообразные "жизненные миры". Не только тоталитарные и авторитарные режимы, но и любое индустриальное общество увеличивает давление на индивидов, тогда как наука и техника приобретают идеологические функции: происходит фетишизация науки, а человек с технократическим сознанием начинает интерпретировать себя самого и других людей в терминах целерационального действия. "Идеологическим ядром этого сознания является элиминация различии между практикой и техникой" ". Практическое принадлежит сфере коммуникации, "жизненного мира", а не инструментального манипулирования.
Различию этих двух сфер соответствует различие номологических и герменевтических наук, в которых применяются различные методы - "объяснение" и "понимание". Эта давняя классификация наук, восходящая к Дильтею, с определенными оговорками принимается Хабермасом, но он стремится дать ей иное обоснование, разрабатывая учение о "познавательных интересах". Это учение одновременно развивалось другим немецким философом, К.-О.Апелеи (род. в 1924). Оба они учились в начале 50-х годов у Э.Ротхакера, который, вслед за М.Шелером, уже предлагал сходное подразделение научных дисциплин. При небольших различиях в терминологии, Хабермас и Апель одновременно пришли к идее "трансцендентальной антропологии", которая становится фундаментом "наукоучения".
К.-О. Апель сформулировал основные идеи этой "антропологии познания" чуть раньше, в докладах и статьях середины 60-х годов. Ранее он пытался развить философскую герменевтику Хайдеггера и Гадамера, соединяя ее с аналитической философией, в которой, начиная с "Философских исследований" Витгенштейна, Апель фиксирует переход от логического синтаксиса к семантике и прагматике, отказ от физикалистского идеала "единой науки" и сближение с "герменевтикой интенциональных смыслов, а тем самым с традиционной проблематикой наук о духе". В семиотике Ч. Пирса он видит способ переосмысления трансцендентальной логики Канта: трансцендентальным субъектом становится не просто "сообщество экспериментаторов", о котором писал Пирс, но "сообщество коммуникаций", к которому относятся и ученые со своими сообществами. Научное познание невозможно без согласия ученых мужей относительно употребляемых ими терминов, а монологический язык науки остается все же языком людей (подобно тому, как монолог является пограничным случаем диалога - разговор ведется с самим собой). Апель подвергает критике тот вариант "сциентизма", в котором один и тот же метод объяснения - путем подведения единичного случая под общий закон - выступает как единственный инструмент научного познания. Проект "наукоучения" Апеля должен включать в себя не только "сциентистику", но также герменевтику и "критику идеологии". Базисом для подобного понимания науки "должно служить расширение традиционной теории познания в смысле антропологии познания14, ставящей вопрос не только об условиях возможности математики и естествознания, но и любого "осмысленного вопрошания".
Условия возможности познания не могут быть приписаны объекту познания, но они не сводятся и к логическим функциям категориального мышления. Традиционная теория познания, восходящая к Декарту и Канту, упускает из виду язык, материально-техническое вмешательство в природу, "телесную вовлеченность" человека в познавательные акты. Познание находится в зависимости от "конституирующего смысла познавательного интереса". В случае герменевтики такой интерес оказывается иным чем в случае объективирующего естественнонаучного познания: естествоиспытатель стремится проникнуть в законы природы, имея своей целью техническое освоение мира; герменевтика связана с необходимостью взаимопонимания и совместной практики людей. "Этот интерес к осмысленному взаимопониманию относится не только к коммуникации между современниками, но также к коммуникации живущих ныне с предшествующими поколениями посредством традиции" 16. Сами технические знания и навыки сохраняются лишь благодаря их передаче от поколения к поколению. Две группы наук - "сциентистика" и герменевтика - взаимодополнительны уже потому, что "существование сообщества коммуникации является предпосылкой всякого субъект - объектного отношения.
Однако Апель не согласен с той трактовкой герменевтики, которая была дана ей Гадамером, поскольку у него "истина оказалась принципиально противопоставленной "методу", а "несокрьгтость бытия" - методическому поиску истины в конкретных науках. Для Апеля исторические дисциплины требуют разработки собственной методологии: помимо экзистенциальной вовлеченности в традицию всегда должна существовать рефлексивная дисциплина. Традиции Просвещения и немецкого идеализма должны в "снятом" виде сохраняться в герменевтике. Историческое познание сталкивается не только с "темнотой Ты" (Шлейермахер) или экзистенциальной неподлинностью (Хайдеггер); "оно также сталкивается с противоречиями в понимаемых явлениях жизни, идет ли речь о противоречивости переданных по традиции текстов, либо о противоречиях между текстами и действиями их авторов. Эти противоречия не решаются с помощью герменевтических методов, выявляющих имплицитный смысл". Мотивы человеческого поведения не являются прозрачными для самих субъектов - существуют разрывы в коммуникации. Примером такой "непрозрачности" субъекта и сокрытости от него смыслов служит ситуация невротика. Моделью "диалектического опосредования" объяснения и понимания для Апеля выступает психоанализ, а "критика идеологии", направлена уже на освобождение не индивида, страдающего от власти над ним иррациональных сил, но на освобождение общества от "темноты" многих традиций, от слепого следования историческим образцам.
Для Хабермаса, который на протяжении всего своего творчества уделял большое внимание социально-политическим вопросам, эта тема "критики идеологии" приобрела принципиальное значение. Но исходный пункт оставался тем же самым: он подверг критике позитивистскую модель "единой науки". Основным оппонентом Апеля и Хабермаса на протяжении двух десятилетий был Х.Г.Альберт, немецкий последователь К.Поппера. Согласно Апелю и Хабермасу, "критический рационализм" Поппера подменяет философскую рефлексию методологией естественнонаучного познания. Правда, Поппер, вслед за Пирсом, писавшем о "сообществе экспериментаторов", делает сообщество ученых прообразом своего "открытого общества" - в науке не должно быть препятствий для обсуждения и критики какого бы то ни было тезиса. Но свободное от идеологического принуждения общество не может обосновываться с помощью той инструментально-технической рациональности, которая предполагает овеществление других людей, а то и подразделение их на манипулирующих и манипулируемых средствами той или иной политической технологии. Согласие относительно применения тех или иных инструментов не проистекает из самих инструментов.
Вопрос об условиях возможности познания имеет трансцендентальный и нормативный характер, но ставится он не на уровне трансцендентального субъекта Канта, а применительно к коммуникативному сообществу. "Трансцендентальный прагматизм" Апеля и учение о познавательных интересах Хабермаса должны установить регулятивные принципы познания - его границ и его прогресса. Для Апеля "герменевтически трансформированная трансцендентальная философия исходит из априори реального коммуникативного сообщества, каковое для нее практически идентично человеческому роду или обществу". У Хабермаса речь также идет о трансцендентальной антропологии, проясняющей условия возможности идеального взаимопонимания и достижения истины. Учение о познавательных интересах выступает как трансцендентальная дедукция различных видов познания и практики.
Условием возможности естествознания является технический контроль над данными - современное экспериментальное познание тесно связано с техникой, промышленностью, экономикой. Науки о духе ориентированы практическим интересом, который направлен на поиски взаимопонимания. "Строгие опытные науки зависят от трансцендентальных условий инструментального действия, в то время как герменевтические науки работают на уровне коммуникативного действия". В этих двух областях различны соотношения языка, действия и опыта. Если номологические науки открывают действительность "под углом зрения специфических условий всегда и всюду возможного технического применения", то герменевтические науки открывают строение различных жизненных форм, задающих условия возможности и монологичного знания науки, и диалогичного межличностного понимания.
Трансцендентальным субъектом для Хабермаса выступает человеческий род, а так как последний находится в развитии - и развивает он себя сам на протяжении истории, - то возникает вопрос относительно еще одного интереса, который Хабермас называет эмансипативным. Пока что он не нашел своего выражения в системе наук, но одна дисциплина кажется Хабермасу приближающейся к идеалу освобождающего познания: "Психоанализ для нас - это единственный осязаемый пример науки, принимающей во внимание методическую рефлексию", которая освобождает индивида от "систематически искажаемой коммуникации". Всякая герменевтика восстанавливает нарушения в общении, но психоанализ делает это на уровне самого субъекта (сознания и бессознательного; слова, жеста и действия и т.д.). Психоанализ представляет собой "глубинную герменевтику", которая изучает скрытые источники того или иного "предпонимания", которая имеет своей целью освободить человека от владеющих им иррациональных сил. Поэтому он выступает в качестве образца "эмансипативной науки".
Разумеется, Хабермас во многом переосмысляет метапсихологию Фрейда, для которого психоанализ вовсе не был герменевтической дисциплиной. Но и представления о герменевтике у Хабермаса явно расходятся с учениями Хайдеггера и Гадамера: ориентированная на "предпонимание" (или даже на "предрассудки") традиции герменевтика, по мнению Хабермаса, игнорирует "систематические искажения коммуникации", связанные с несовершенством социального устройства и с господством ложного идеологического сознания. Поэтому для него "эмансипативная наука" выступает прежде всего как "критика идеологии". Так как идеология служит репрессии, сокрытию подлинного интереса, легитимизации общества эксплуатации и насилия, то аналогом психоанализа, освобождающего от страданий индивида, становится "критическая теория" - фактически, вариант "западного марксизма". Эта теория способствует освобождению от господствующих "предрассудков".
В дальнейшем Апель, продолжая работать над проблематикой "наук о духе", сохранил не только учение об особого рода "эмансипативной науке", но и основные положения своей "трансцендентальной антропологии". (Более подробно о дальнейшей эволюции взглядов Апеля см. в разделе, посвященном дискуссии вокруг этики дискурса.) Эволюция воззрений Хабермаса была значительно более сложной. Психоанализ он все реже прославляет в качестве "эмансипативной науки", поскольку обращается к иным психологическим теориям (Пиаже, Кольберга), а в области социологии к Марксу добавляются и Вебер, и Дюркгейм, и Мид. Итогом его работы в 70-е годы был двухтомный труд "Теория коммуникативного действия" (1981).