ПОТЕНЦИАЦИЯ, ОВОЗМОЖЕНИЕ

Найдено 2 определения
Показать: [все] [проще] [сложнее]

Автор: [российский] Время: [современное]

ПОТЕНЦИАЦИЯ, ОВОЗМОЖЕНИЕ
potentiation, possibilization) - переход из актуального состояния в потенциальное, возрастание степеней возможного, превращение фактов в вероятности, теорий - в гипотезы, утверждений - в предположения. Потенцировать или овозможивать предмет или суждение - значит переводить его из области бытия в область можествования (см.), из изъявительного наклонения - в сослагательное.
Простейший и нагляднейший пример того, как действует потенциация на уровне повседневности, мы найдем в романе Льва Толстого "Война и мир". Как известно, Виктор Шкловский открыл у Л. Толстого прием "остранения", когда известное и привычное воспринимается как странное, незнакомое. Но у Толстого можно найти еще один прием, "овозможение", который внутренне связан с "остранением". Если действительность представляется странной, значит, открывается такая иноположная точка зрения на нее, откуда начинает восприниматься возможность иной действительности. Остранение показывает, от чего, а овозможение - к чему движется такое "удивленное" восприятие. Овозможение - это как бы лицевая сторона того, изнанкой чего выступает остранение.
И остранение, и овозможение передаются у Толстого через наивное, удивленное восприятие Наташи Ростовой. Обреченная на год разлуки с князем Андреем, Наташа ходит по деревенскому дому и тоскует от того, что все в этом мире есть, как оно есть, и пытается внести в это "есть" те "бы", те возможности, которые не предназначены для реализации - но раздвигают стеснившееся пространство жизни.
"Что бы мне с ними сделать?" - подумала Наташа.
-Да, Никита, сходи, пожалуйста...- "куда бы мне его послать?" - Да, сходи на дворню и принеси, пожалуйста, петуха; да, а ты, Миша, принеси овса. /.../ Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время. /.../
"Боже мой, боже мой, все одно и то же! Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать?"/.../
Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала.
- Остров Мадагаскар, - проговорила она. Ма-да-гас-кар, - повторила она отчетливо каждый слог и, не отвечая на вопросы m-me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты".
В этой сцене Наташа ничего не делает, но создает возможности, которые повисают в воздухе. Из серой жизненной мути она взбивает разноцветные мыльные пузыри, которые лопаются, как только область возможного в лице Наташи проходит мимо. "Мадагаскар" - это чистая, самоценная возможность в той действительности, где Москва и Одесса существуют реально.
Умножение возможностей - свойство жизни в ее росте, в ее поступательности. От камня до дерева, от дерева до животного, от животного до человека, от раба до свободного проходит возрастание степеней возможного в его отношении с наличным бытием. По-видимому, общество в своем развитии от деспотизма до демократии также следует этому вектору. Исторически возможности растут быстрее, чем способы их реализации.
Вся современная действительность пронизана "возможностными" образованиями, из "есть" переходит в модус "если" и требует к себе соответственного "поссибилистского" подхода. Жан-Франсуа Лиотар в своей критике Юргена Хабермаса подчеркивает, что главный европейский проект Просвещения не был реализован вовсе не потому, что он был отброшен, - он разрушился именно в ходе своей реализации, приведя к Освенциму и Колыме. Именно в той исторической точке, где проект разрушается в силу своей реализации, где срабатывает ироническая диалектика идеи Просвещения, начинается новое движение к потенциации бытия. Либерально-демократическое общество уже не выдвигает отвлеченных идей, которые привлекались бы на служение обществу. Здесь действует иная модель и модальность: непрестанное порождение все новых возможностей, которые не требуют реализации, которые самоценны и действенны, оставаясь возможностями.
Славой Жижек так обобщает этот парадокс: "возможность как таковая оказывает актуальное воздействие, которое прекращается, как только возможное актуализируется. /.../ Эта прибавка того, что "в возможности есть больше, чем только возможность" и что теряется в ее актуализации, есть реальное как невозможное." [1] Иными словами, возможность заключает в себе невозможность своей полной реализации. Когда предчувствие или догадка о возможном событии переходит в знание об уже свершившемся событии, исчезает то волнение, надежда, ожидание, которые были связаны именно с возможностью события, а не с его актуальностью.
Свойство возможного - оказывать воздействие на действительность именно в меру своей недействительности. Известно, что возможность наказания - более мощный фактор предотвращения преступлений, чем суровость актуальных наказаний. Когда в 1980-ом году возможность выдвижения сенатора Эдварда Кеннеди кандидатом в президенты носилась в воздухе, опросы общественного мнения сулили ему победу над любым другим кандидатом от демократов; но в тот момент, когда он выдвинул себя в кандидаты, его популярность резко упала. Реальность многих явлений исчезает, если отнять у них их же фиктивность. Потенция сильнее по своему воздействию именно оставаясь потенцией, так сказать, действуя недействительно.
20-ый век продемонстрировал две основные модели развития. Первая, революционная, увенчала собой многовековой европейский опыт, хотя и была приведена в действие на востоке Европы и в Азии: это модель "реализации возможностей", т.е. сужения их до одной, желательной и обязательной реальности. В основе другой исторической модели - не революция, а потенциация: развитие не от возможного к реальному, а от реального к возможному.
Например, современный Запад, как "общество возможностей", имеет всеобъемлющие системы кредита и страхования, которые переводят повседневную жизнь в сослагательное наклонение. Я живу не в своем доме, а в доме, который станет моим, если в течение тридцати лет я буду вносить за него регулярную плату. Этот дом дан мне в модусе возможности. В современном обществе реальность так же исчезает, как и в физике. Я имею не то, что имею, а то, что мог бы иметь, если бы... Страхование и кредит - это две соотносительные формы условности. В страховке я плачу заранее за свои возможные несчастья: болезнь, аварию, безработицу, скоропостижную смерть или увечье. В кредите мне оплачивают возможные формы благополучия: дом, машину, телевизор и пр.
Информационное общество стремится наращивать объем информации, которой оно владеет, поскольку это и есть его главное богатство. Но рост информации требует увеличения вероятностного характера общественной жизни. Информация растет по мере того, как мир становится все менее предсказуемым. Общество, построенное на информационных ресурсах, внутренней логикой своего развития становится все в большей мере "обществом возможностей".
В развитых обществах смысловой и ценностный акцент переносится с реального на возможное, потому что жизнь, насыщенная возможностями, ощутимо богаче и событийнее, чем жизнь, сведенная в плоскость актуального существования. В конце концов, реальность жизни ограничена временными и пространственными параметрами, присущими человеку как родовому существу и более или менее одинаковыми для всех цивилизаций. Нельзя съесть больше того, что можно съесть, нельзя увидеть больше того, что можно увидеть. Реальность есть постоянный в своем значении знаменатель, а возможность - непрерывно возрастающий числитель цивилизации. Их соотношением и определяется внутренняя значимость жизни, ее смыслонасыщенность. По мере развития цивилизации на одну единицу реальности приходится все больше возможностей. В этом и состоит модально-трансцендентная сторона прогресса, которая обычно заслоняется его практической стороной.
Потенциация - не только бытийный процесс, но и способ мышления, метод философского анализа, переходящего в синтез новых понятий и терминов.Само мышление, по Шеллингу, который ввел этот термин в философию, есть поступательная потенциация своего предмета, восхождение от потенций низшего к потенциям высшего порядка. "...Вся внутреняя связь трансцендентальной философии покоится только на постоянном потенциировании самосозерцания, от первой и простейшей потенции в самосознании до высшей, эстетической". [1]
В наше время потенциация, как метод, продолжает работу деконструкции по "рассеянию" смыслов, но переводит эту работу из критического в конструктивный план и может быть оксиморонно названа "позитивной деконструкцией". В своем критическом применении деконструкция выступила как процесс "расплетения, разложения, расслоения" структур, хотя исходной установкой, по словам Ж. Деррида, была "не негативная операция. Было необходимо не разрушать, а скорее понять, как "построен "ансамбль" - реконструировать его с этой целью" ("Письмо японскому другу").
На основе такого определения деконструкции можно дать контрастное определение потенциации: это реконструкция возможностей, заключенных в данном культурном ансамбле, с целью построения альтернативных ансамблей. Деконструкция устанавливает в тексте "неопределимость значений", тогда как конструктивное преобразование этого метода состояло бы в работе с беспредельными значимостями, откуда и вырастают новые ансамбли культуры.
Потенциация - это не критическая деконструкция того типа, которая распространена сейчас в академических кругах Запада; это деконструкция идей путем создания их множественных альтернатив, вариаций, соперничающих моделей - креативная деконструкция, которая демонстрирует, что рядом с каждой дисциплиной, теорией, понятием, термином живет их "тень", которая при иных условиях освещения могла бы выступить как самостоятельный, первичный объект сознания.
Например, существует лингвистика - королева гуманитарных наук второй половины 20 века. Но почему именно вокруг слов и звуков, нарушающих тишину, происходит выделение и становление дисциплины, а не вокруг самой тишины, из которой выделяются ее объекты? Молчание задает языку границы его деятельности и ту форму, в которой он осмысленно расчленяет себя. Так потенцируется альтернативная дисциплина - лингвистика молчания, или сайлентология (по-русски - "молчесловие"): наука о паузах, о формах умолчания и замалчивания, о "молках" - единицах молчания, формирующих речь и определяющих глубину ее семантических переносов, метафорических значений. Соответственно потенцируются такие темы возможных исследований, как "На границе языка: введение в лингвистику молчания", "История молчания в русской культуре", и др.
Возможны цивилизации, где основной гуманитарной дисциплиной была бы сайлентология, а не лингвистика; где философия была бы наукой о единичном, а не всеобщем (см. Универсика); где главой языческого пантеона был бы не Юпитер, бог неба и грозы, а Термин, бог рубежей и границ, и т.д. Потенциация не просто расшатывает основание какой-то системы понятий, показывает ее зыбкость и относительность, оставляя читателя перед лицом иронического "ничто", - но развертывает ряд альтернатив для каждой теории и термина: не критикует их, а именно "потенцирует", т.е. вводит в беспредельно раздвигающийся ряд понятий, каждое их которых иначе трактует то же самое явление. Потенциация наук, искусств, жизненный стилей, теоретических моделей и т.д. - это процедура расширения каждого умопостигаемого предмета путем его мультипликации, встраивания в виртуальные поля сознания. Логика, стоящая за потенциацией, не является ни индуктивной, ни дедуктивной и радикально отличается от редукции, которая сводит многоразличное к единому. В потенциации наоборот, одно обнаруживает множественность, отличие от себя, раскладывается на ряд инаковостей (см. Абдукция).
Разнообразные формы овозможения - как бытийного процесса и как научной методологии - рассматриваются потенциологией (см.).
----------------------------------------------------------------
[1] Slavoj Zizek, Tarrying with the Negative: Kant, Hegel, and the Critique of Ideology. Durcham: Duke University Press, 1993, pp. 159, 160.
[2] Ф. В. Шеллинг. Система трансцендентального идеализма. Соч. в 2 тт., М., Мысль, 1989, т. 1, с. 486.
---------------------------------------------------------------
Василий Налимов. Вероятностная модель языка. О соотношении естественных и искусственных языков. М. Наука, 1979.
Vassily Nalimov. Space, Time and Life: The Probabilistic Pathways of Evolution. Philadelphia: ISI Press, 1985.
М. Эпштейн. Философия возможного. Модальности в мышлении и культуре. СПб, Алетейя, 2001.
Михаил Эпштейн

Источник: Проективный философский словарь

ПОТЕНЦИАЦИЯ ОВОЗМОЖЕНИЕ
(potentiation, possibilization). Процесс, обратный реализации: переход не возможного в действительное, а действительного в возможное, актуального – в потенциальное, утверждения – в предположение. Потенцировать, или овозможивать, – значит расширять сферу мыслимого, говоримого, *существуемого, переводить явление из области бытия в область возможного, переводить суждение из изъявительного наклонения в сослагательное.
Наглядный пример того, как действует потенциация в обыденной жизни, дает роман Л. Толстого «Война и мир». Обреченная на год разлуки с князем Андреем, Наташа Ростова ходит по деревенскому дому и тоскует от того, что все в этом мире есть, как оно есть, и пытается внести в это «сущее» те возможности, которые не предназначены для реализации – но раздвигают стеснившееся пространство жизни.
«“Что бы мне с ними сделать?” – подумала Наташа.
– Да, Никита, сходи, пожалуйста… – “куда бы мне его послать?” – Да, сходи на дворню и принеси, пожалуйста, петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
… “Боже мой, боже мой, все одно и то же! Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать?” … Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала.
– Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма-да-гас-кар, – повторила она отчетливо каждый слог и, не отвечая на вопросы m-me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты».
В этой сцене Наташа ничего не делает, но «овозможивает» свою жизнь, создает возможности, которые расширяют пространство ее мира. «Мадагаскар» – это чистая, самоценная возможность в той действительности, где Москва и Одесса существуют реально.
Умножение возможностей– свойство бытия в его поступательном росте. От камня к дереву, от дерева к животному, от животного к человеку, от раба к свободному проходит возрастание степеней возможного в его отношении с наличным бытием. Общество в своем развитии от деспотизма до демократии также следует этому вектору. Исторически возможности растут быстрее, чем способы их реализации.
Вся современная действительность пронизана «возможностными» образованиями, из «есть» переходит в модус «если» и требует к себе соответственного «поссибилистского» подхода. ХХ век продемонстрировал две основные модели развития. Первая, «революционная» – реализации возможностей, то есть сужения их до одной, желательной и обязательной реальности. В основе другой исторической модели – не революция, а потенциация: развитие не от возможного к реальному, а от реального к возможному. В либерально-демократическом обществе действует модель непрестанного порождения все новых возможностей, которые не обязательно требуют реализации, которые самоценны и действенны, оставаясь при этом возможностями.
С. Жижек так обобщает этот парадокс: «возможность как таковая оказывает актуальное воздействие, которое прекращается, как только возможное актуализируется. … Эта прибавка того, что ‘в возможности есть больше, чем только возможность’ и что теряется в ее актуализации, есть реальное как невозможное» [161]. Иными словами, возможность заключает в себе невозможность своей полной реализации. Когда предчувствие или догадка о возможном событии переходит в знание об уже свершившемся событии, исчезают те волнение, надежда, ожидание, которые были связаны именно с возможностью события, а не с его актуальностью. Свойство возможного – оказывать воздействие на действительность именно в меру своей недействительности. Возможность наказания – более мощный фактор предотвращения преступлений, чем суровость актуальных наказаний. Потенция сильнее по своему воздействию, именно оставаясь потенцией, так сказать, действуя недействительно.
Современный Запад, как «общество возможностей», имеет всеобъемлющие системы кредита и страхования, которые переводят повседневную жизнь в сослагательное наклонение. В страховании человек платит заранее за свои возможные несчастья: болезнь, аварию, безработицу, скоропостижную смерть или увечье. В кредите оплачиваются возможные формы благополучия: дом, машина, телевизор и пр. Человек живет в доме, который может перейти в его собственность, если в течение тридцати лет он будет вносить за него регулярную плату. Дом дан ему в модусе возможности. И положительные, и отрицательные стороны жизни оказываются условными с точки зрения экономики, которая основана на статистике, подсчете вероятностей, а не на однократности случившихся фактов. Ничто не существует просто так, в изъявительном наклонении, но все скользит по грани «если бы», одна возможность приоткрывает другую, как при смене линий кредита, и вся реальность состоит из чередования возможностей, которые сами по себе редко реализуются.
«Общество возможностей» есть также информационное общество. В нем производятся и потребляются не столько предметы, единицы физической реальности, сколько тексты, знаки, образы – единицы информации. Мера информации – это вероятностная величина, которая увеличивается по мере уменьшения вероятности сообщения. Информационное общество стремится наращивать объем информации, которой оно владеет, поскольку это и есть его главное богатство, – тенденция столь же неоспоримая, как закон роста капитала или увеличения прибыли. Но рост информации требует усиления вероятностного характера общественной жизни. Информация растет по мере того, как мир становится все менее предсказуемым, состоит из все менее вероятных событий. Отсюда культ новизны, стремление каждого человека хоть в чем-то быть первым. В этом смысле выражения «общество возможностей» и «информационное общество» – синонимы, поскольку именно обилие возможностей делает осуществление одной из них информационным событием.
В развитых обществах смысловой акцент переносится с реальности на возможность, потому что жизнь, насыщенная возможностями, ощутимо богаче и полноценнее, чем жизнь, сведенная в плоскость актуального существования. В конце концов, эта актуальность ограничена для человека параметрами, присущими ему как родовому существу и более или менее одинаковыми для всех цивилизаций (устройство органов восприятия, уровень потребностей, продолжительность жизни и т. д.). Нельзя съесть больше того, что можно съесть, нельзя увидеть больше того, что можно увидеть, и этот потолок актуального благосостояния в развитых странах Запада близок к достижению, по крайней мере для значительной части населения. Но богатство жизни зависит от разнообразия ее возможностей больше, чем от степени их реализации. Актуальность есть постоянный или медленно растущий в своем значении знаменатель, а возможность – стремительно возрастающий числитель цивилизации. По мере развития цивилизации на одну единицу реальности приходится все больше возможностей. В этом и состоит поэтическая сторона прогресса, которая обычно заслоняется его практической стороной (*сверхпоэзия).
Потенциация распространяется и на историю, которая, как оказывается, имеет сослагательное наклонение, позволяющее понять значение прошлых событий. По мысли Макса Вебера, «вопрос, что могло бы случиться, если бы Бисмарк, например, не принял решения начать войну, отнюдь не “праздный”. Суждение, что отсутствие или изменение одного исторического факта в комплексе исторических условий привело бы к изменению хода исторического процесса в определенном исторически важном отношении, оказывается все-таки весьма существенным для установления “исторического значения” факта…» [162] История, с точки зрения историка, это не только то, что было, но и то, что могло бы быть, иначе любой факт лишается своего смысла. Отсюда взгляд на саму историю как на процесс накопления возможностей: каждая последующая эпоха вбирает в свой смысловой состав возможности предыдущих. На нее приходится больше возможностей, чем на предыдущую, хотя объем и мера реальности остаются прежними: день, год, век… Арнольд Тойнби назвал этот поступательный процесс «этериализацией» (etherialization), имея в виду утончение материального субстрата истории и ее переход в более духовное, эфирное состояние. Если творческое Слово, каким создан мир, есть глагол, Слово-Действие, то история есть парадигма спряжения этого Глагола, его переход из изъявительного наклонения в сослагательное.
Итак, в общественном и духовном бытии постоянно происходит процесс, обратный тому, который обычно называется реализацией. Потенциация – развитие от реального к возможному. В настоящее время актуальный мир все еще выступает точкой отсчета для большинства видов человеческой деятельности, направленных на постижение и изменение реальности. Но постепенно текстуальная, знаковая, информационная, виртуальная вселенная все более поглощает и потенцирует вселенную фактов, делает возможным то, что раньше было возможным делать. Происходит смена мировых модальностей. На входе в новую эпоху начинается избывание бытия, его переход в форму «бы». Сослагательное наклонение – огромная сфера душевного опыта и творческих терзаний, новая деликатность, терпимость и интеллектуальная щедрость, которая открывает путь к мирному «врастанию» будущего в настоящее в виде ветвящихся, множимых будущностей. Они привходят даже в наши трактовки прошлого – как многообразие альтернатив, позволяющих понять смысл исторических событий, которые значимы лишь постольку, поскольку «могли и не быть» или «быть другими».
Потенциация – это не только процесс, происходящий в истории, но и метод гуманитарных наук: умножение мыслимых объектов путем создания их альтернатив, вариаций, соперничающих моделей. Рядом с каждой дисциплиной, теорией, понятием, термином живет его «тень», которая при иных условиях освещения могла бы выступить как самостоятельный, первичный объект сознания. В отличие от релятивистски понятой деконструкции, потенциация не просто расшатывает основание какой-то системы понятий, показывает ее зыбкость и относительность, оставляя читателя перед лицом скептического и иронического «ничто», – но развертывает ряд альтернатив для каждой теории и термина. Не критикует их, а именно потенцирует, то есть вводит в раздвигающийся ряд понятий, каждое из которых альтернативно другому, открывает иную смысловозможность в том же явлении.
Так, анализируя язык, можно обнаружить в нем разные формы потенциальности – лакуны и альтернативы существующим терминам, семантические и грамматические пробелы, которые заполняются в актах синтеза новых языковых единиц. Проективная лингвистика потенцирует структуру языка, «топографически» растягивает его лексические поля, демонстрирует семантическую и грамматическую эластичность его значимых элементов – корней и прочих морфем, вступающих в новые осмысленные сочетания. Современный русский (и любой естественный) язык – это только один срез языковой *потенциосферы, которая распространяется в прошлое и будущее; в ней присутствуют тысячи слов, еще не опознанных, не выговоренных, но призываемых в речь по мере того, как расширяется историческое сознание народа, и в свою очередь его расширяющих.
Потенциация продолжает работу деконструкции по «рассеянию» смыслов, но переводит эту работу из критического в креативный план и может быть оксиморонно названа «конструктивной деконструкцией». Потенциация как метод мышления – это моделирование возможностей, заключенных в исследуемом культурном ансамбле, в целях построения новых, альтернативных ансамблей. Деконструкция устанавливает в тексте «неопределимость значений», тогда как конструктивное преобразование этого метода состоит в работе с «беспредельными значимостями», с множимыми альтернативами данного явления. Потенциация наук, искусств, жизненных стилей, теоретических моделей и т. д. – это процедура расширения каждого понятия путем его мультипликации, встраивания в виртуальные поля сознания. Критерий этого метода – не верность, соответствие объекту, но веерность, многообразие альтернативных путей мышления.
Метод потенциации лежит в основании многих концептов и проектов автора этого Словаря, таких как *Импровизация коллективная, *Книга виртуальная, *Культуроника, *Персонажное мышление, *Протеизм, *Синтез языка, *Транскультура. Один из опытов потенциации – электронная «Книга книг», собрание альтернативных гуманитарных дисциплин и теорий [163]. Другой сетевой проект «Дар слова. Проективный словарь русского языка» – это потенциация лексико-морфологической системы русского языка, создание альтернативных моделей словообразования [164]. Данный «Проективный словарь» также представляет собой опыт потенциации гуманитарных наук, их понятийно-терминологической системы.
*Альтерология, Аугментальность, Вит, Витоверификация, Возможностное, Гипотетизм, Интересное, Концептивизм, Культуроника, Многомирие, Модальность, Модальные чувства и действия, Персонажное мышление, Потенциология, Потенциосфера, Потенциотерапия, Проективность, Протеизм, Прото-, Творчество, Трансформация, Транскультура, Умножение сущностей
Из тоталитарной эпохи – в виртуальную. К открытию Книги Книг // Русский журнал. 17.04.1998.
Возможное.С. 33–38, 111–118, 199–212, 278–282.
Humanities. Р. 258–272.

Источник: Проективный словарь гуманитарных наук. Новое литературное обозрение. 2017 г.