ПОСЛАНИЯ АПОСТОЛА ПАВЛА

древнейшие произведения Нового Завета (14 посланий); созданы в основном в 50-е - нач. 60-х гг. 1 в. н.э. Для первых христиан П.а.П. — это не результат авторских усилий, предполагающий опосредованное видение мира - субъективное, быть может, неадекватное. То, что происходит за текстом, осуществляется также и в нем; в Павле, устных увещеваниях или письменной речи; в П.а.П. — повсюду наступающее Царство Божие. Его пока еще неприметное присутствие началось земной жизнью Христа, его смертью и воскресением, и продолжается в первых подвижниках, живущих во Христе — в Духе. Жизнь и текст вплетаются друг в друга; даны Богом — это одно благовестие. Текст сказывается в жизни; жизнь распространяется в текст. Христос выказывает себя в Павловой речи (ср: Гал. 1:10-11, 20, 2 Кор. 10:11-12, 12:19 и Тим. 9:17, 9:8-9). Поэтому П.а.П. не являлись для Павла его произведением; наоборот, Павел вместе с другими христианами воплощал этот текст, являлся его итогом. Поэтому П.а.П. и не зачитывались как обыкновенное сообщение, быстро вошли в богослужение церкви (Кол. 4:16). Заповеди Торы, речь пророков не даны как цитаты (т.е. чужая речь) в речи самого Павла, а вместе с явными аллюзиями на слова Христа (Рим. 12:14) даны как одно благовестие о Христе и Царстве Божисм. П.а.П. не рассказывают о жизни Христа, тем не менее П.а.П., так же как и накопленные устные и (или) письменные изречения, на к-рыс они намекают, хранят обстоятельный контекст его жизни. И не только потому, что отстоят от Христа всего на несколько лет. П.а.П. и Павел переплелись с жизнью Христа потому, что жизнь вообще воспринималась первыми христианами (как и древними иудеями) экспрессивно — как речь Создателя, поэтому и речь оказывалась продолжением жизни, оказывалась не просто речью, а и наступающим Царством Божиим. Это переплетение текста и жизни обусловило императивно-действенный вид П.а.П.: даже там, где речь как будто повествовательна, она все равно нормативно предъявлена, — но предъявлена не как в принципе отстраняемое от человека повеление (необязательно морально исполняемое, а то и вовсе - неисполняемое).
В П.а.П. нет современного разграничения должного и сущего, как нет и (современного) субъекта, противостоящего должному (или сущему). То, что могло бы быть названо сущим с этической т.з., есть уже свершаемая полнота долженствования — Царство Божие, или погибающий греховный мир. Отступник или праведник вместе со всем миром во всем физическом естестве обречен на проклятье или - благословляется. Поэтому многое из того, что отнесено в П.а.П. к человеческому, близко лукавому веку (Гал. 1:4, Фил 2:15, Рим. 10:3 и 13:2), а спасение христиан имеет в виду и весь мир (Рим. 8:19 и ел.). Конкретнонормативный способ действий задан не через всеобщие предъявляемые разуму требования, а в подражании смерти и воскресению Христа, его земной жизни, как она исполнилась в этом событии, и его образу в Павле и других протагонистах. Т.к. именно Христос является основанием действий, исполнение Торы меняется — продолжают действовать только те заповеди, к-рые способствовали спасению (закон Духа), остальные (закон буквы) не исполнялись (по мнению большинства исследователей, это - обрезание и суббота). Впрочем, возможно, что и эти «ритуальные» заповеди ради спасения все-таки соблюдались Павлом, когда он жил среди иудеев, и в таких случаях являлись для него законом Духа. Главное в законе Духа - это любовь, надежда и вера. Они не были для Павла лишь чувствами; для него это объективные, как бы природные признаки наступающего Царства Божия. Тот, кто помогает ближнему, верен Богу и надеется на спасение, вступает уже в новую жизнь. Субъективно-психологическая сфера жизни дана в П.а.П. в единстве с миром; то, что человек испытывает в себе, - это и поступок, и состояние всего существующего: Царство Божие или погибающий греховный мир. Поэтому и откровение Духа не воспринималось как субъективное переживание или отстраненный от конкретной земной жизни мистический процесс. Плоды Духа — это любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал. 5:22—23). Откровение являлось действенно — в подражании Христу.
В конкретной помощи людям, испытывая лишения и преследования, искореняя пороки, христианин приобщался к смерти и воскресению и вступал в Царство Божие. Следы побоев, боли, страданий - это стигматы Христа, знаки его присутствия. Смерть и мучения ради Христа воспринимались как жизненная потребность и радость, а радость любви — и как смертельная мука. Смерть и любовь событийно принадлежат друг другу, они едины, потому что событие смерти и воскресения не разрывается на составные части и всегда остается одним и тем же во Христе и в христианах. Возлюбивший — он Умерший и Воскресший: «... любовь Христова объемлет нас, рассуждающих так: если один умер за всех, то все умерли» (2 Кор. 5:14, ср.: Рим. 5:5—6).
В соборных посланиях и неподлинных посланиях Павла о подражании сказано слишком общо: предлагают подражать Богу (Еф. 5:1), вере (Евр. 13:11), добру (3 Ин. 11), верным (Евр. 6:12), только для Павла и протагонистов подражание остается конкретным способом действия: слова о подражании направляют к примеру Павла, имея в виду запечатлевшийся в нем образ. Неприятие благовестия влечет в погибель, и возможно не в результате свободного выбора, а в резуль- v тате греховной слабости. Покорность закону буквы не означала формально-легалистское исполнение Торы, противостоящее спасению одной лишь верой, - вера в законе Духа не противоположна делам. Покорность закону буквы предавала греху и смерти. Вне Христа грех, так же как смерть или закон буквы, неотвратим, не является следствием собственно-субъективной вменяемости. Это все властвующая над миром, хотя и не обособленная от него, погибающая вместе с ним сатанинская сила.
В приобщении к смерти и воскресению христиане не только достигают прощения, но освобождаются из-под гнета «этого мира». Конечно, не своими собственными усилиями, а действующей в них через подражание благодатью и благостью (милостью) Божьей (ср. 1 Кор 13:4 - любовь действует благостно (милосердствует, ц ау&пц хрткгайетса). Поэтому в П.а.П. почти не говорится о прощении или раскаянии (ср: Рим. 2:4, 1 Кор. 5:10-11, 13, 2 Кор. 7:9-10), редко упоминается вина (1 Кор. 11:27 и м.б. Рим. 3:19). Противостояние христиан «этому миру» вызывало активно-деятельностное подвижничество, а не противоборство. «Этот мир» уже охвачен апокалиптическим пламенем (ср: 1 Кор. 15:22—28), поэтому борьба со злом направлялась к спасению, а не к искоренению грешников. Царство Божие наступало, число праведников росло. Возможное противостояние властям и государственным ин-там определялось эсхатологической ориентацией (к Царству Божиему, к спасению) и было ситуативным. Просьба о прощении беглого раба Онисима не была вызвана отрицанием рабства (Флм. и 1 Кор. 7:21), борьба со «зверями» в Эфесе (15:32), нежелание прибегнуть к услугам нечестивого суда (6:1 и ел.) не приводили к отрицанию любой власти и государственных обязанностей (Рим 13:1 и ел.). Жить ли в браке или аскезе, выходить ли замуж вдове, — эти и другие текущие нужды разрешались все в той же нормативной практике (ср 1 Кор. 7:16-17, 29-31 и Флп. 4:11-13). Необычный эсхатологический смысл приобрели эллинистические заимствования. Ум для Павла — это внутренний человек, вступающий в Царство Божие, пророчествующий, а рассуждения — греховные мнения и сомнения. Совесть свидетельствовала о человеческой слабости или силе жизни в Духе, связана с Божьим гневом. Свобода во Христе означала освобождение от греховного мира, а не стоическую независимость от обстоятельств, о к-рой, казалось бы, напоминает атлетическая метафора (1 Кор. 9:24—27. Именно эсхатологическая нацеленность предопределяет своеобразие этики П.а.П. и преобладание в них иудейской традиции. Вне эсхатологии содержание Посланий неуникально; заповеди Декалога, перечисляемые в П.а.П. добродетели были распространены и среди язычников. Только полный запрет гомосексуализма и проституции был для эллинов несколько необычен. Благодаря эсхатологии происходило разграничение внешнего и внутреннего — греховного мира и праведной жизни во Христе, т.е. развивалась человеческая индивидуальность. Вся чуждая «этому миру (веку)» христианская жизнь развивала человеческую индивидуальность, но индивидуальность всегда значительную (так сказать, объективную), индивидуальность присутствия в Духе - в сообществе христиан. Целостная, совершенно практическая этика жизни во Христе препятствовала отстраненно-созерцательному отношению к миру, аскетической изоляции, или наоборот, стремлениям к неге, подавляла презрение к физическому труду — препятствовала растворению церкви в язычестве и подготавливала эллинизацию христианства. См. Паулинизм. Лит.: Швейцер А. Мистика апостола Павла // Швейцер А. Благоговение перед жизнью. М.: Прогресс, 1992; Conzelmann II. GrundriftdcrTheologiedcs Ncuen Testaments. MUnchcn: Chr. Kaiser \ferlag, 1968; Houden J. Ethics and the New Testament. London: Penguin Books, 1973; Meeks W. The Moral World of the First Christians. London: SPCK, 1981. И. В. Кирсберг