ПЕРСОНАЛИСТИЧЕСКИЙ АРГУМЕНТ

(personalistic argument). Аргумент существования Бога как Личности, создающей возможность личностного бытия и внутренней жизни у всех субъектов. По Канту, трансцендентальная субъективность, составляющая условие всякого персонального опыта, не может быть его объектом, но выступает лишь как основа для религиозных и моральных построений практического разума. Персоналистический аргумент, в отличие от чисто трансцендентального, позволяет установить общезначимость личностного опыта и таких *есмь-истин, как воля, вера, любовь, свобода, творчество, интенциональность, смыслополагание, в качестве свойственных всякому «Я», как божественному, так и человеческому.
Если есть некое предельное «что» в мире объектов (материя, субстанция), то должно быть и некое предельное «кто» в мире субъектов. Основание нашей субъективности само не может не быть субъектом, это не «что», а «кто». Сверхсубъект, в обыденном языке именуемый Бог, есть Кто, то есть Личность как условие и предпосылка личностности как таковой. В этом утверждении не больше догматизма или авторитаризма, чем в научных представлениях об общих началах материального мироустройства (будь это единое поле, элементарные частицы, суперструны, вакуум, темная материя или что-либо еще). Если разум ищет единые основания всего объективного мироустройства в предельно обобщенных понятиях, то разум же побуждает нас искать то общее, что объединяет внутреннюю, духовную жизнь многих людей, о которой мы узнаем и по собственному опыту, и по общению с другими.
Бог – это Всеобщее Я, которое так же согласуется с требованием разума обобщать, как понятия материи, числа и т. д. обобщают природу объектов. В Новом Завете сказано: «Царствие Божие внутри нас». Любое доказательство бытия Бога, если оно осуществляется внутри иудео-христианско-исламской традиции, представляет собой теологию первого лица, исходит из самоопределения Бога как «Я». По Канту, «необходимое существо должно иметь волю и рассудок, то есть быть духом» [191]. Переживая свое «я» как «я», мы одновременно вступаем во взаимодействие с «Я» этого Всеобщего Существа именно как Существа, а не отвлеченной, законообразной сущности.
При этом разумность такого обобщения совпадает с его нравственным смыслом. Нравственность не только в том, чтобы человек был больше своего индивидуального «я», больше своего эгоизма, но и в том, чтобы «я» человека было больше его самого, ибо оно, по сути, сверхчеловечно. Вспоминается И. Фихте: «Таков человек; таков каждый, кто может самому себе сказать: Я – человек. Не должен ли он испытывать священного благоговения перед самим собой, трепетать и содрогаться перед собственным своим величием?» [192] Это не собственное, эгоцентрическое величие человека, это величие того Я, которое он разделяет с Богом.
Персоналистический аргумент помогает провести демаркацию между сферами науки и религии без ущерба для той или другой. В той мере, в какой религия объективизирует и натурализует Бога, она притязает на место науки – и сама подставляет себя под ее удар. Атеизм естественных наук, точнее их идеологов и популяризаторов, оказывается оборотной стороной натуралистической теологии. Перед лицом старого и «нового» атеизма, нападающего на натуралистическую теологию от имени естественных наук, важно очистить теологию от какого бы то ни было натурализма и четко обозначить ее персоналистическую сферу.
*Бедная вера, Божествовать, Гуманистика, Есмь-истина, Ипсеизм, Ипсеистика, Лирическая философия, Самь, Суб-объект
Теология первого лица: персоналистический аргумент бытия Бога // Философские науки. 2010. № 6. С. 80–91.