английский логик (Ланкастер, 1911 — Оксфорд, 1960). Его статьи и заметки были собраны в три тома («Philosophical Papers», 1961; «Sense and Sensi-bilia», 1962; «Язык ощущения», перевед. на фр. в 1972; «Когда чтение становится деланием», 1962, перевед. на фр. в 1970). Использовал «феноменблогическую лингвистику» речевого акта (speech act), живого слова («иллокутивного акта») как реакцию на общую ситуацию (куда вмешиваются контексты мира, других людей и т.д., обеспечивающие действенность коммуникации).
ОСТИН Джон
ОСТИН Джон
Источник: Философский словарь
ОСТИН (Austin) Джон
род. 26 марта 1911, Ланкастер - ум. 8 февр. 1960, Оксфорд) - англ, философ, представитель лингвистической философии. Осн. цель философского исследования видел в преодолении неверного употребления отдельных слов и выражений философами, в прояснении выражений обыденного языка, полагая, что в результате может возникнуть самостоятельная новая наука, которая бы впитала в себя философию и лингвистику. Разделил высказывания на "перформативные", отражавшие конкретное исполнение определенных намерений, и "констатирующие", к которым применимы понятия истины (правдоподобия) и ложности. Осн. произв.: "Sense and sensibilia", 1962; "How to do things with words", 1962; "Philosophical papers", 1970.
Источник: Философский энциклопедический словарь
ОСТИН Джон
26.3.1911, Ланкастер -8.2. 1960, Оксфорд), англ. философ, представитель лингвистич. философии. В своей концепции О. абсолютизировал позицию аналитической философии, согласно к-рой осн. цель филос. исследования - прояснение выражений обыденного языка. О. выступал против неверного употребления отд. слов и выражений теми или иными философами; он полагал, что результатом подобной критич. деятельности явится возникновение новой науки - некий симбиоз философии и лингвистики. Важное место в ранних работах О. занимает концепция «перформативных» и «констатирующих» высказываний; под первыми он понимал исполнит. высказывания, к-рые являются конкретным исполнением определ. намерения, под вторым - высказывания, к к-рым применимы понятия истины (правдоподобия) и ложности. В дальнейшем под влиянием исследования новых лингвистич. фактов от этой концепции отказался. В детальных анализах О. вариантов значений слов обыден. яз. отчетливо выражены присущие лингвистич. философии субъективно-идеалистич. тенденции.
Источник: Советский философский словарь
ОСТИН (Austin) Джон
1911-1960) - брит. философ-аналитик, представитель лингвистической философии. Проф. Оксфордского ун-та (1952-60). Его философия не носит систематического характера. Пафос многих работ О. был направлен против неверного, т.е. нарушающего логику естественного языка, употребления слов и целых фраз отдельными философами. Он, в частности, подверг критике широко распространенную в англоязычной философии теорию "чувственных данных", утверждающую, что содержание ощущений и восприятий непосредственно даны нам в познавательном акте. Другая проблема, стоявшая в центре его внимания, - возможность познания "чужих сознаний" и его отражение в языке. О. надеялся, что на основе его установок и в результате коллективной деятельности его сторонников возникнет новая дисциплина - лингвистическая феноменология, являющаяся симбиозом философии и лингвистики. Важное место в его ранних работах занимает концепция "перформативных" и "констатирующих" высказываний. Под первыми он понимал высказывания, являющиеся исполнением некоторого действия ("Я обещаю, что..."), под вторыми - дескриптивные высказывания, способные быть истинными или ложными. В дальнейшем О. преобразовал эту концепцию в теорию "речевых актов": локутивного акта (акта говорения самого по себе, несущего семантическую нагрузку), иллокутивного акта (осуществления одной из языковых функций - вопроса, оценки, приказа и проч.) и перлокутивного акта (вызывающего целенаправленный эффект воздействия на чувства и мысли воспринимающих речь людей). Все глаголы он разделил на пять групп в зависимости от их иллокутивной силы. Эта теория оказала большое влияние на современную лингвистическую прагматику и логику (иллокутивная логика, трактующая речевые акты как интенциональные действия говорящего).
Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. М., 1986; Чужое сознание // Философия, логика, язык. М., 1987; Philosophical Papers. Oxford, 1961; Sense and Sensibilia. Oxford, 1962; How to Do Things with Words. Oxford, 1962.
Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. М., 1986; Чужое сознание // Философия, логика, язык. М., 1987; Philosophical Papers. Oxford, 1961; Sense and Sensibilia. Oxford, 1962; How to Do Things with Words. Oxford, 1962.
Источник: Современная западная философия: словарь
ОСТИН Джон
26 марта 1911, Ланкастер - 8 февраля 1960, Оксфорд) — британский философ-аналитик, представитель лингвистической философии. Профессор Оксфордского университета (1952—60).
В основе философской концепции Остииа лежит мысль о том, что главной целью философского исследования является прояснение выражений обыденного языка. Поскольку значительная часть работы по анализу обыденного языка осуществлялась скорее в устных обсуждениях, чем в печати, постольку у Остина сравнительно мало опубликованных работ. Многие выступления Остина были направлены против неверного, т е. нарушающего логику «обыденного» языка, употребления слов и целых фраз отдельными философами, но основное внимание Остина направлено на анализ употребления таких терминов, как «знать» и «истинный». Согласно ему, сказать, что я что-то знаю, не значит просто утверждать это что-то. Последнее, строго говоря, означает просто, что я так полагаю, а не то, что я знаю это; так что если человек что-либо утверждает, то его можно спросить, знает он это или нет (Other Minds.— Logic and Language. Oxf., 1953, p. 124). Специфический характер познания выявляется в тех возражениях, с которыми может столкнуться наша претензия на знание. Прежде всего могут быть поставлены под сомнение наш прошлый опыт и наши нынешние возможности. Остин, в частности, подверг критике широко распространенную в аналитической философии теорию «чувственно данного», т. е. содержания ощущения и восприятия, якобы непосредственно постигаемых в познавательном акте. Остин считает, что на самом деле никогда нельзя быть уверенным в своих же собственных ощущениях. Мы не только можем их неправильно назвать или обозначить (How to Talk.— Proceedings of the Aristotelian Society. 1952—53, v. LUl, p. 230—256), но и можем испытывать серьезную неуверенность относительно них (Other Minds, p. 135). Напр., мы можем просто быть недостаточно знакомы с данным ощущением, чтобы позволить себе уверенно судить о нем (там же, р. 137), или мы можем пытаться «распробовать» свое ощущение более полно. Кроме того, добавляет Остин, за термином «знать» обычно следует не прямое дополнение, а придаточное предложение с союзом «что», и если этот факт полностью осознан, различие между знанием об ощущениях и другими видами знания теряет всякое значение (там же, р. 140 f). Общее философское возражение против всех претензий на знание, согласно Остину, выражается в следующем рассуждении: знание не может быть ошибочным, а «мы, по-видимому, всегда или практически всегда подвержены ошибкам» (там же, р. 142). Но такого рода возражение обнаруживает внутреннюю связь между глаголом «знать» и такими «исполнительными» словами, как «обещать», которая и лишает это возражение его силы. Фраза «я знаю» — не просто «описательная фраза»; в некоторых важных отношениях она является ритуальной фразой, подобно фразам «я обещаю», «я делаю», «я предупреждаю» и т. п. (там же, р. 146 fi). Прилагательное «истинный», по Остину, не должно применяться ни к предложениям, ни к суждениям (propositions), ни к словам. Истинными являются высказывания (statements) (Truth.— Proceedings of the Aristotelian Society, SuppL 1950, vol. XXIV, p. 111— 134). Высказывание истинно, когда положение дел, с которым оно соотносится посредством разъясняющих соглашений, однотипно тому положению дел, с которьм употребленное предложение соотносится посредством описательных соглашений (там же, р. 116). А всякая попытка сформулировать теорию истины как образа оказывается неудачной вследствие чисто конвенционального характера отношения между символами и тем, к чему эти символы относятся. Остин считает, что многие фразы, рассматриваемые часто как высказывания, вообще не должны рассматриваться как истинные или ложные — напр., «формулы в исчислении... определения. исполнительные фразы... оценочные суждения... цитаты из литературных произведений» (там же, р. 131); признание этого факта дает возможность избежать многих затруднений в теории истины.
Др. проблема, находившаяся в центре внимания Остина, — возможность познания «чужих сознаний» и его отражение в языке. Остин надеялся, что в результате его деятельности возникнет новая дисциплина, являющаяся симбиозом философии и лингвистики, — «лингвистическая феноменология». Он полагал, что познание сознания других людей сталкивается с особыми проблемами, но, подобно познанию любого другого вида, оно основывается на предшествующем опыте и на личных наблюдениях. Предположение о том, что это познание переходит от физических признаков к фактам сознания, ошибочно (Other Minds, p. 147 f). Остин считает, что вера в существование сознания других людей естественна; обоснований требует сомнение в этом. Сомневаться в этом только на основании того, что мы неспособны «самонаблюдать» восприятия других людей, — значит идти по ложному следу, ибо дело здесь попросту в том, что, хотя мы сами и не наблюдаем чувств других людей, мы очень часто знаем их (там же, р. 158 и).
Важное место в ранних работах Остина занимает введение понятий перформативного и констатирующего высказывания, которое он рассматривает как очередной шаг в развитии логических представлений о границе между осмысленными и бессмысленными высказываниями. Под первым он понимал высказывание, являющееся исполнением некоторого действия («Я обещаю, что...»), под вторым — дескриптивное высказывание, способное быть истинным или ложным. В дальнейшем эти идеи были преобразованы в теорию речевых актов (speech act theory). В целостном виде они были изложены Остином в курсе лекций «How To Do Things With Words», прочитанном в Гарвардском университете в 1955. Единый речевой акт представляется Остину как трехуровневое образование. Речевой акт в отношении к используемым в его ходе языковым средствам выступает каклокугивный акт; в отношении к поставленной цели и ряду условий его осуществления — как иллокутивный акт; в отношении к своим результатам — как перлокутивный акт. Главным новшеством Остина в этой схеме является понятие иллокуции, т. к. локуцией всегда занималась семантика, а перлокуция была объектом изучения риторики. Остин не дает точного определения понятия иллокутивного акта. Он только приводит для них примеры (How То Do Things With Words. Oxf., 1962, p. 8) — вопрос, ответ, информирование, уверение, предупреждение, назначение, критика и т. п. Остин пытается обнаружить отличительные признаки иллокуции. В дальнейшем П. Ф. Стросон свел замечания Остина к четырем признакам, из которых главными являются признаки целенаправленности и коцвенциональности. Остин считал, что в отличие от локутивного в иллокутивном акте соглашения не являются собственно языковыми. Однако ему не удалось объяснить, в чем состоят эти соглашения. Остину принадлежит и первая классификация иллокутивных актов. Он полагал, что для этой цели нужно собрать и классифицировать глаголы, которые обозначают действия, производимые при говорении, и могут использоваться для экспликации силы высказывания — иллокутивные глаголы. С точки зрения современного уровня развития лексической семантики, классификация Остина представляется первым общим приближением к сложной структуре данного объекта исследования. Теория «речевых актов» оказала большое влияние на современную лингвистику и логику (т. н. иллокутивная логика, трактующая речевые акты как интенциональные действия говорящего).
Соч.: Are There A Priory Concepts.— Proceedings of the Aristotelian Society, 1939. XVIII, pp. 83-105; A Plea for Excuses.- Proceedings f the Aristotelian Society. 1956—1957, v. LVII, pp. 1—30; Ifs and Cans. L., 1956; Philosophical Papers. Oxf., 1961; Sense and Sensibilia. Oxf., 1962; How To Do Things With Words. 1962; Чужое сознание.— В кн.: Философия, логика, язык. М., 1987, с. 48—96; Слово как действие.— В кн.: Новое в зарубежной лингвистике, вып. 17. M., с. 22—129; Истина.— В кн.: Аналитическая философия: становление и развитие (антология). М., 1998, с. 174-191.
Лит.: Xu.w Т. И. Современные теории познания. М., 1965, с. 489—92. О. А. Назарова
В основе философской концепции Остииа лежит мысль о том, что главной целью философского исследования является прояснение выражений обыденного языка. Поскольку значительная часть работы по анализу обыденного языка осуществлялась скорее в устных обсуждениях, чем в печати, постольку у Остина сравнительно мало опубликованных работ. Многие выступления Остина были направлены против неверного, т е. нарушающего логику «обыденного» языка, употребления слов и целых фраз отдельными философами, но основное внимание Остина направлено на анализ употребления таких терминов, как «знать» и «истинный». Согласно ему, сказать, что я что-то знаю, не значит просто утверждать это что-то. Последнее, строго говоря, означает просто, что я так полагаю, а не то, что я знаю это; так что если человек что-либо утверждает, то его можно спросить, знает он это или нет (Other Minds.— Logic and Language. Oxf., 1953, p. 124). Специфический характер познания выявляется в тех возражениях, с которыми может столкнуться наша претензия на знание. Прежде всего могут быть поставлены под сомнение наш прошлый опыт и наши нынешние возможности. Остин, в частности, подверг критике широко распространенную в аналитической философии теорию «чувственно данного», т. е. содержания ощущения и восприятия, якобы непосредственно постигаемых в познавательном акте. Остин считает, что на самом деле никогда нельзя быть уверенным в своих же собственных ощущениях. Мы не только можем их неправильно назвать или обозначить (How to Talk.— Proceedings of the Aristotelian Society. 1952—53, v. LUl, p. 230—256), но и можем испытывать серьезную неуверенность относительно них (Other Minds, p. 135). Напр., мы можем просто быть недостаточно знакомы с данным ощущением, чтобы позволить себе уверенно судить о нем (там же, р. 137), или мы можем пытаться «распробовать» свое ощущение более полно. Кроме того, добавляет Остин, за термином «знать» обычно следует не прямое дополнение, а придаточное предложение с союзом «что», и если этот факт полностью осознан, различие между знанием об ощущениях и другими видами знания теряет всякое значение (там же, р. 140 f). Общее философское возражение против всех претензий на знание, согласно Остину, выражается в следующем рассуждении: знание не может быть ошибочным, а «мы, по-видимому, всегда или практически всегда подвержены ошибкам» (там же, р. 142). Но такого рода возражение обнаруживает внутреннюю связь между глаголом «знать» и такими «исполнительными» словами, как «обещать», которая и лишает это возражение его силы. Фраза «я знаю» — не просто «описательная фраза»; в некоторых важных отношениях она является ритуальной фразой, подобно фразам «я обещаю», «я делаю», «я предупреждаю» и т. п. (там же, р. 146 fi). Прилагательное «истинный», по Остину, не должно применяться ни к предложениям, ни к суждениям (propositions), ни к словам. Истинными являются высказывания (statements) (Truth.— Proceedings of the Aristotelian Society, SuppL 1950, vol. XXIV, p. 111— 134). Высказывание истинно, когда положение дел, с которым оно соотносится посредством разъясняющих соглашений, однотипно тому положению дел, с которьм употребленное предложение соотносится посредством описательных соглашений (там же, р. 116). А всякая попытка сформулировать теорию истины как образа оказывается неудачной вследствие чисто конвенционального характера отношения между символами и тем, к чему эти символы относятся. Остин считает, что многие фразы, рассматриваемые часто как высказывания, вообще не должны рассматриваться как истинные или ложные — напр., «формулы в исчислении... определения. исполнительные фразы... оценочные суждения... цитаты из литературных произведений» (там же, р. 131); признание этого факта дает возможность избежать многих затруднений в теории истины.
Др. проблема, находившаяся в центре внимания Остина, — возможность познания «чужих сознаний» и его отражение в языке. Остин надеялся, что в результате его деятельности возникнет новая дисциплина, являющаяся симбиозом философии и лингвистики, — «лингвистическая феноменология». Он полагал, что познание сознания других людей сталкивается с особыми проблемами, но, подобно познанию любого другого вида, оно основывается на предшествующем опыте и на личных наблюдениях. Предположение о том, что это познание переходит от физических признаков к фактам сознания, ошибочно (Other Minds, p. 147 f). Остин считает, что вера в существование сознания других людей естественна; обоснований требует сомнение в этом. Сомневаться в этом только на основании того, что мы неспособны «самонаблюдать» восприятия других людей, — значит идти по ложному следу, ибо дело здесь попросту в том, что, хотя мы сами и не наблюдаем чувств других людей, мы очень часто знаем их (там же, р. 158 и).
Важное место в ранних работах Остина занимает введение понятий перформативного и констатирующего высказывания, которое он рассматривает как очередной шаг в развитии логических представлений о границе между осмысленными и бессмысленными высказываниями. Под первым он понимал высказывание, являющееся исполнением некоторого действия («Я обещаю, что...»), под вторым — дескриптивное высказывание, способное быть истинным или ложным. В дальнейшем эти идеи были преобразованы в теорию речевых актов (speech act theory). В целостном виде они были изложены Остином в курсе лекций «How To Do Things With Words», прочитанном в Гарвардском университете в 1955. Единый речевой акт представляется Остину как трехуровневое образование. Речевой акт в отношении к используемым в его ходе языковым средствам выступает каклокугивный акт; в отношении к поставленной цели и ряду условий его осуществления — как иллокутивный акт; в отношении к своим результатам — как перлокутивный акт. Главным новшеством Остина в этой схеме является понятие иллокуции, т. к. локуцией всегда занималась семантика, а перлокуция была объектом изучения риторики. Остин не дает точного определения понятия иллокутивного акта. Он только приводит для них примеры (How То Do Things With Words. Oxf., 1962, p. 8) — вопрос, ответ, информирование, уверение, предупреждение, назначение, критика и т. п. Остин пытается обнаружить отличительные признаки иллокуции. В дальнейшем П. Ф. Стросон свел замечания Остина к четырем признакам, из которых главными являются признаки целенаправленности и коцвенциональности. Остин считал, что в отличие от локутивного в иллокутивном акте соглашения не являются собственно языковыми. Однако ему не удалось объяснить, в чем состоят эти соглашения. Остину принадлежит и первая классификация иллокутивных актов. Он полагал, что для этой цели нужно собрать и классифицировать глаголы, которые обозначают действия, производимые при говорении, и могут использоваться для экспликации силы высказывания — иллокутивные глаголы. С точки зрения современного уровня развития лексической семантики, классификация Остина представляется первым общим приближением к сложной структуре данного объекта исследования. Теория «речевых актов» оказала большое влияние на современную лингвистику и логику (т. н. иллокутивная логика, трактующая речевые акты как интенциональные действия говорящего).
Соч.: Are There A Priory Concepts.— Proceedings of the Aristotelian Society, 1939. XVIII, pp. 83-105; A Plea for Excuses.- Proceedings f the Aristotelian Society. 1956—1957, v. LVII, pp. 1—30; Ifs and Cans. L., 1956; Philosophical Papers. Oxf., 1961; Sense and Sensibilia. Oxf., 1962; How To Do Things With Words. 1962; Чужое сознание.— В кн.: Философия, логика, язык. М., 1987, с. 48—96; Слово как действие.— В кн.: Новое в зарубежной лингвистике, вып. 17. M., с. 22—129; Истина.— В кн.: Аналитическая философия: становление и развитие (антология). М., 1998, с. 174-191.
Лит.: Xu.w Т. И. Современные теории познания. М., 1965, с. 489—92. О. А. Назарова
Источник: Новая философская энциклопедия