Ортега-и-Гассет, Хосе

род. 9 мая 1883, Мадрид - ум. 18 окт. 1955, там же) - исп. философ; профессор (1911 - 1954). Находился под влиянием Дильтея и Ницше; осн. задачу современности видел в ориентировке разума на биологию и подчинении его конкретной жизни. Подобно тому как глаз действует относительно колебаний эфира, так и дух каждого индивида и народа, дух любой эпохи избирательно относится к истинам. И именно в этом все народы и эпохи обретают свою полную причастность к истине. Та перспектива, которая выдается за единственно возможную, всегда ложна (см. Перспективизм). Великие философские системы отнюдь не являются общезначимыми картинами мира, а характеризуют индивидуальный горизонт их творцов. И только в том случае, если бы удалось сразу понять эти индивидуальные перспективы, можно было бы, подобно Богу, претендовать на обладание абсолютной истиной в ее бесконечном многообразии. Ортега-и-Гасет с воодушевлением отстаивал идею новой Европы. Осн. произв.: "El tema de nuestro tiempo", 1923; "La rebelion de las masas" ("Восстание масс"), 1933; "Obras completas", v. 1-9. Madrid, 1953-1971; "Obras ineditas", v. 1-7. Madrid, 1957-1962; "El espectador", v. 1-8. Madrid, 1960-1963.

исп. философ, субъективный идеалист, занимал переходную позицию между философией жизни ницшеанского толка и совр. экзистенциализмом. В центре внимания О. стояли социальные проблемы. В своих работах “Дегуманизация искусства” (1925) и “Восстание масс” (1929—30) О. впервые в зап. философии изложил осн. принципы доктрины “массового общества”, под к-рым он понимал духовную атмосферу, сложившуюся на Западе в результате кризиса буржуазной демократии, бюрократизации общественных институтов, распространения денежно-меновых отношений на все формы межличностных контактов. Складывается система общественных связей, внутри к-рой каждый человек чувствует себя статистом, исполнителем извне навязанной ему роли, частицей безличного начала — толпы. О. критикует данную духовную ситуацию “справа”. Он считает ее неизбежным результатом развязывания демократической активности масс и видит выход в создании новой, аристократической элиты - людей, способных на произвольный “выбор”, руководствующихся только непосредственным “жизненным порывом” (категория, близкая ницшеанской “воле к власти”). Рационализм О. считает своеобразным интеллектуальным стилем “массового об-ва”. Он призывает вернуться к донаучным формам ориентации в мире, к древней, еще не расчлененной “любви к мудрости”.

(9.5.1883, Мадрид, - 18.10.1955, там же), исп. философ-идеалист, публицист и обществ. деятель. Активно выступал кан журналист. С началом гражд. войны (1936) эмигрировал в Лат. Америку; в 1945 вернулся в Европу, в 1948 - в Испанию, где под его руководством был основан Ин-т гуманитарных наук. До конца живни оставался открытым противником франкизма.
Филос. взгляды О.-иГ. складывались под влиянием марбургской школы неокантианства. Неокантианский тезис о самополагании познающего субъекта в процессе развития культуры он стремился раскрыть в дальнейшем как жизненное выражение субъекта в историч. бытии, к-рое он вначале в духе философии жизни трактовал антропологически, затем под влиянием нем. экзистенциализма (Хайдеггер) - как духовный опыт непосредств. переживания, как «вслушивание» в жизнь с помощью «жизненного разума» (свой синтез различных филос. концепций О.-иГ. называл «рациовитализмом»),
В социологии наибольшую известность получило соч. О.-иГ. «Восстание масс» («La rebelion de las masas», 1930). Исходя из противопоставления духовной «элиты», творящей культуру, и «массы» людей, довольствующихся бессознательно усвоенными стандартными понятиями и представлениями, он считал осн. политич. феноменом 20 в. идейно-культурное разобщение «элиты» и «масс», а следствием этого - общую социальную дезориентацию и возникновение «массового общества». В эстетике выступал как теоретик модернизма («Дегуманизация иск-ва», 1925, в рус. пер. 1957, в кн.: «Совр. книга по эстетике»). Оказал влияние на европ. бурж. социологию (гл. обр. в постановке проблем «массового общества» и «массовой культуры»),

(1883—1955)—испанский философ и публицист, в мировоззрении к-рого противоречиво сочетались мотивы неокантианства, философии жизни и феноменологии; сам он характеризовал свой способ философствования как рациовитализм. В основе эстетических воззрений О. лежит мысль о «расширении реальности» в иск-ве путем вовлечения «неизменной материи» в процесс «ирреализации», обособления форм живой жизни от их вещественного содержания с помощью погружения их в мир творческой субъективности художника — мир его чувств
244
и переживаний. Эстетически постичь окружающий мир — значит, по О., выразить его «увиденным изнутри», что под силу лишь художнику, открывающему в «объектах» необъективируемое, в эмпирически реальном — «ирреальное», т. е. идеальное бытие. Способ, каким О. предлагает это делать, напоминает гуссерлевский метод «редукции» («вынесения за скобки»): художник поворачивает свой глаз «зрачком вовнутрь», чтобы взять образы вещей безотносительно к ним самим — так, как они рождаются и переживаются в его душе, в стихии его «чистой субъективности». С этим способом «дереали-зации» (стилизации) реальности О. и связывает специфику эстетического акта, что изначально роднит его эстетику с авангардистски-модернистскими тенденциями и устремлениями XX в. В духе экспрессионистской эстетики, с одной стороны, и феноменологии Э. Гуссерля — с др., О. утверждает, что подобным образом толкуемый худож. акт позволяет эстетически проникнуть в сущность вещей — открыть их «внутреннюю жизнь». Создаваемый иск-вом «мир новой (идеальной) предметности», в к-ром предметы предстают такими, какие они есть «сами по себе», возникает на обломках эмпирической внешней реальности, уничтожаемой («ирреализуемой») художником, и не имеет ничего общего с повседневным, привычным («слишком человеческим») обликом — таков исходный тезис, лежащий в основе ортегианской концепции дегуманизации искусства. Способностью к восприятию этого «нового», «дегуманизированного», иск-ва обладает, согласно О., особая категория людей, отличающихся от всех др. своей восприимчивостью к худож, достоинствам подлинно «совр.» произв. А гл. их достоинство, достигаемое на путях эстетического «обесчеловечивания» эмпирической реальности, заключается именно в оторванности от действительности, в противостоянии ей. Т. обр., область «нового иск-ва» создается как особая («высшая») область реальности, доступная лишь избранным худож. натурам, утверждающим в процессе наслаждения произв. иск-ва и свою «особливость», и свое единство друг с другом — единство элиты (Элитарное искусство). Таков путь, на к-ром О. видел выход из ситуации социальной нивелировки («омассовления»), сложившейся, по его мнению, в Западной Европе. На место специфически классовой формы структурирования об-ва должна прийти, считает О., социо-культурная — деление об-ва на массу и элиту, осуществляемое на основе культурного, а точнее, эстетического критерия: отношения к авалгардистски-модернистско.му иск-ву. Осн. работы О,, раскрывающие его эстетические воззрения: «Эссе на эстетические темы», «Дегуманизация искусства» (1925), «Восстание масс» (1929—30).

1883 1955) - испанский философ и эссеист. Изучал философию в университетах Мадрида, Лейпцига, Берлина и Марбурга. С 1910 по 1936 г. был профессором метафизики в Мадридском университете. Эмигрировал из Испании в Латинскую Америку во время гражданской войны и вернулся в Европу в 1945 г. Ортега довольно плодовитый философ - полное собрание его сочинений насчитывает одиннадцать томов.
Подобно многим испанским интеллектуалам Ортега в своих работах касался широкого круга проблем - истории, искусства, литературы, музыки, живописи, социологии, женщин, спорта, образования, психологии - и имел большой вес среди интеллигенции. В своих первых социологических работах «Дегуманизация искусства» (1925) и «Восстание масс» (1929) он утверждал, что культура и цивилизация внутренне противоположны демократии. Современный век уникален в своем отвержении понятия элитарного общества. Вместо послушного получения ценностей, моделей и целей от аристократии, «суперчеловека» «массовый человек» в настоящее время позволяет навязывать себе конформизм, терпимость и невоспитанность как ведущие социальные принципы. В «Дегуманизации искусства» Ортега показывает, что современное искусство есть антиэгалитарное, недемократическое искусство. Он утверждает, что цель таких «трудных» художников, как Малларме, Стравинский, Пикассо, Джойс, Пиранделло, состоит в том, чтобы целенаправленно исключать массы из культурной жизни, которая во все времена является деятельностью элитарной.
В работе «Восстание масс» он выступает за европейское единение в защиту общей западной культуры против варварства масс. Под элитой он понимает тех, кто имеет определенное «превосходство» (не в деньгах), а «суперчеловек» - это тот, кто свободно выбирает свои цели, в то время как массы пассивно повинуются нормам, «установленным другими».
Сущность концепции Ортеги, концепции разделения общества на элиту и массы состоит в критике рационализма. В работах «Современная тема» (1923), «История как система» (1935) он утверждает необходимость «подчинять разум жизни». Для него характерен утопический рационализм - стремление развить критическую способность за счет «биологической» непрерывности жизни. Мы должны, считает Ортега, научиться рассуждать «исторически», т.е. определять нашу умственную деятельность в границах, созданных временем и пространством, в котором мы живем: «Мы должны искать наши собственные обстоятельства... в их пределах и особенностях... Заново освоить обстоятельства есть реальная судьба человека... Я есть сам и мои обстоятельства». Это утверждение можно считать испанским вариантом экзистенциализма.
По мнению Ортеги, мир и сознание развиваются с одной скоростью, и рационализм не должен пытаться изменить результат. Однако Ортега не отождествляет себя с консервативными и ультраправыми движениями современности. Он всегда считал себя либералом, а нацизм и милитаризм, а также социализм - заслуживающими осуждения, как любые проявления деятельности масс.
Так же, как «высший» человек своеволен, так и мы должны все «владеть рядом убеждений о мире, которые должны быть истинно нашими», ибо «ошибочно говорить о человеческой природе, ...человек должен не только делать себя, но и быть свободным по принуждению». Таким образом, человек должен думать о себе и стремиться к личной аутентичности, но такое мышление не должно идти против господствующих идеологических течений современности, оно должно, по словам Ортеги, «идти в ногу со временем». _П

(1883-1955) - исп. философ, публицист, издатель. С 1910 по 1936 руководил кафедрой метафизики Мадрид. ун-та, оказав заметное влияние на формирование исп. филос. мысли 20 в. Принимал активное участие в полит. жизни до начала гражд. войны, в 1936 эмигрировал. Вернулся в Испанию в 1945, но жил “во внутр. эмиграции”, будучи противником франкистского режима. Основал Ин-т гуманитарных наук (1948), журнал и изд-во “Ревиста де Оксиденте”, гл. целью к-рых было ознакомление исп. и латиноамер. читателя с лучшими произведениями европ. философов и ученых. Филос. учение О., возникшее под влиянием неокантианства (см. Неокантианство), феноменологии, “философии жизни” и экзистенциализма, получило название “рациовитализм”, т.е. учение о “жизненном” или “истор. разуме”. О. можно считать одним из ведущих представителей историцизма (“История как система”). В 30-40-е гг. он развил близкое экзистенциализму учение о человеке как “радикальной реальности” и социол. доктрину (в опубликованной посмертно книге “Человек и люди”). Философия культуры О. базируется на его учении об “идеях и верованиях”, составляющем ядро его философии истории. Все системы идей опираются на дорефлективные верования: идеи принимаются или отвергаются на уровне мышления, тогда как в верованиях живут, и отказаться от них “как последней инстанции нашей жизни” можно лишь вместе с трансформацией всего нашего существования. Помимо индивидуальных имеются коллективные верования, представляющие собой фундамент социальной жизни и сердцевину любой существовавшей культуры. Истор. кризис наступает вместе с крушением традиц. верований. Излишне разветвленная, ритуализированная, омертвевшая культура уже не может ориентировать человека в мире, он теряется в идеях и конвенциональных нормах, утрачивает живую веру. Сомнения и поиски новых идей и убеждений насыщают эти кризисные периоды разнообр. теор. построениями, филос. доктринами, религ. ересями, но одновременно происходит “варваризация” массы. Кризис Рим. империи “был не просто нашествием варваров, затопивших рим. культуру, но и превращением в варваров людей этой культуры” (“Вокруг Галилея”). Победившее христианство заложило основы новой системы верований, продержавшейся до эпохи Возрождения, представляющей собой кризис, завершившийся победой рационалистич. мировоззрения и “веры в науку”. С Декарта и до конца 19 в. господствует “геометрич. разум”. Этот способ мышления вступает в кризис в нач. 20 в.; совр. эпоха для О. — время истор. кризиса, заявляющего о себе во всех областях культуры, равно как и в полит. области. В каждый переломный момент истории на полит. сцене оказывается “человек действия”, ведущий порожденных самой культурой варваров. Полит. движения 20 в. — фашизм, коммунизм — О. связывает с появлением “массового об-ва”. Широкую известность получили произведения О. “Дегуманизация искусства” и “Восстание масс”, в к-рых рассматриваются разл. стороны кризиса совр. культуры, в частности появление “массовой культуры” (см. Массовая культура). Поскольку в центре внимания О. находится соотношение “элиты” и “массы”, его часто характеризуют как сторонника элитарно-аристократич. критики совр. цивилизации. Соч.: Obras Completas. Т. 1-6. Md., 1957-58; Gesammelte Werke. Bd. 1-4. Stuttg., 1954-56; Что такое философия? М., 1991; Дегуманизация искусства и другие работы. М., 1991; Эстетика. Философия культуры. М., 1991; Философия. Эстетика. Культура. М., 1993; Этюды об Испании. Киев,1994. Лит.: Гайденко П.П. Бурж. философия в поисках реального содержания истор. процесса // ВИ. 1966. № 1; Давыдов Ю.Н. Искусство и элита. М., 1966; Зыкова А. Б. Учение о человеке в философии X. Ортеги-и-Гассета. М., 1978; Rukser U. Bibliografia de Ortega. Md., 1971. A.M. Руткевич. Культурология ХХ век. Энциклопедия. М.1996

1883-1955) Испанский философ и эстетик, оказавший существенное влияние на развитие эстетической мысли в XX в. и на осмысление современного искусства. В его мировоззрении «противоречиво сочетались мотивы неокантианства, философии жизни и феноменологии; сам он характеризовал свой способ философствования как рациовитализм. В основе эстетических воззрений О. лежит мысль о «расширении реальности» в искусстве путем вовлечения «неизменной материи» в процесс «ирреализации», обособления форм живой жизни от их вещественного содержания с помощью погружения их в мир творческой субъективности художника — мир его чувств и переживаний. Эстетически постичь окружающий мир — значит, по О., выразить его «увиденным изнутри», что под силу лишь художнику, открывающему в «объектах» необъективируемое, в эмпирически реальном — «ирреальное», т. е. идеальное бытие. Способ, каким О. предлагает это делать, напоминает гуссерлевский метод «редукции» («вынесения за скобки»): художник поворачивает свой глаз «зрачком вовнутрь», чтобы взять образы вещей безотносительно к ним самим — так, как они рождаются и переживаются в его душе, в стихии его «чистой субъективности». С этим способом «дереализации» (стилизации) реальности О. и связывает специфику эстетического акта, что изначально роднит его эстетику с авангардистски-модернистскими тенденциями и устремлениями XX в. В духе экспрессионистской эстетики, с одной стороны, и феноменологии Э. Гуссерля — с другой, О. утверждает, что подобным образом толкуемый художественный акт позволяет эстетически проникнуть в сущность вещей — открыть их «внутреннюю жизнь». Создаваемый искусством «мир новой (идеальной) предметности», в котором предметы предстают такими, какие они есть «сами по себе», возникает на обломках эмпирической внешней реальности, уничтожаемой («ирреализуемой») художником, и не имеет ничего общего с повседневным, привычным («слишком человеческим»), обликом — таков исходный тезис, лежащий в основе ортегианской концепции «дегуманизации искусства». «Под дегуманизацией искусства О. понимал процесс устранения из произведения искусства, его эстетически воздействующей структуры всего того, что он считал, пользуясь терминологией Ницше, «слишком человеческим», — ориентацию на обычный человеческий способ восприятия, предполагающий воспроизведение жизни «в формах самой жизни». Источником истинно эстетического восприятия, в отличие от «обыденного», является, согласно концепции О., не то, «что» воспроизводится в произведении, а то, «как» воспроизводится, точнее, конфликт, разрыв между этими «что» и «как». Данный факт и был осмыслен «новым», по терминологии О., искусством, стремящимся извлечь максимум эстетического наслаждения из процесса преодоления «что» — объекта, заимствованного из жизни, с помощью «как» — фантазии художника, отбрасывающего в своем произведении все «человеческие» (доступные обычному восприятию) свойства эстетически осваиваемой действительности». «Способностью к восприятию этого «нового», «дегуманизированного», искусства обладает, согласно О., особая категория людей, отличающихся от всех других своей восприимчивостью к художественным достоинствам подлинно «современных» произведений. А главное их достоинство, достигаемое на путях эстетического «обесчеловечивания» эмпирической реальности, заключается именно в оторванности от действительности, в противостоянии ей. Таким образом, область «нового искусства» создается как особая («высшая») область реальности, доступная лишь избранным художественным натурам, утверждающим в процессе наслаждения произведением искусства и свою «особливость», и свое единство друг с другом — единство элиты. Таков путь, на котором О. видел выход из ситуации социальной нивелировки («омассовления»), сложившейся, по его мнению, в Западной Европе. На место специфически классовой формы структурирования общества должна прийти, считает О., социокультурная — деление общества на массу и элиту, осуществляемое на основе культурного, а точнее, эстетического критерия: отношения к авангардистски-модернистскому искусству». (Эстетика. Словарь. М., 1989. С. 243-244; 70-71). Соч.: Эстетика. Философия культуры. М., 1991. Лит.: Фридлендер Г.М. Философия искусства и искусство философа (Эстетика Хосе Ортеги-и-Гассета) // Указ, работа. С. 7-48.

9 мая 1883, Мадрид — 18 октября 1955, Мадрид) — крупнейший испанский философ 20 в. Учился в университетах Бильбао и Мадрида, в 1904 защитил докторскую диссертацию. В 1905 уехал в Германию, учился в Лейпциге, а затем, после недолгого пребывания в Испании, в Берлине и в Марбурге. Учеба у Г. Когена и П. Наторпа оказала значительное влияние на Ортегу — первый этап его творчества можно охарактеризовать как неокантианский. По возвращении в Испанию с 1908 преподавал в Мадридском университете; с 1910 по 1936 возглавлял кафедру метафизики. Им были основаны журнал и издательство «Ревистаде Оксиденте», сыгравшие значительную роль в формировании нескольких поколений испанских интеллектуалов. Ортега принимал активное участие в политической жизни как либеральный публицист, в 1930-е гг. был депутатом кортесов. Вскоре после начала гражданской войны 1936— 39 покинул Испанию; вернувшись на родину в 1945, остался в оппозиции франкистскому режиму, жил во «внутренней эмиграции». В 1948 основал Институт гуманитарных наук, где читает курсы лекций по философии истории и социологии. В 1950-е гг. ортегианство выступало как единственное светское учение, противостоящее схоластике в испанских университетах и франкизму как либеральная политическая доктрина. Наряду с учениками-эмигрантами (X. Гаос, М. Самбрано и др.), сыгравшими значительную роль в развитии философии в странах Латинской Америки, к ученикам Ортеги относятся и ведущие испанские философы 1950—70-х гг. (X. Субирч, X. Мараас, П. Лат Энтральго, X. Л. Арангурен).
Эволюцию воззрений Ортеги правомерно рассматривают как движение от неокантианства к «философии жизни», а затем к экзистенциализму. Вместе с тем подобная схематизация учитывает только внешние влияния, сказывавшиеся на терминологии Ортеги, тогда как основные положения его философии обнаруживаются уже в «Размышлениях о Кихоте» (Meditationes del Quijote, 1914) и с тех пор существенно не меняются. Отталкиваясь от неокантианства, «философии жизни», феноменологии Гуссерля, Ортега создает учение о «жизненном разуме» (си.рациовиталчзм), напоминающее и аналитику Dasein Хайдеггера, н учение о «жизненном мире» 1уссерля. Центральная формула его философии такова: «Я есмь «я» и мои обстоятельства». Первое «Я» — это «радикальная реальность человеческой жизни», в ней укоренены все остальные реальности; второе «я» — это сознание, субъект классической философии; «обстоятельства» (circunstancia) — это все, что может стать предметом акта сознания, причем акта не только познавательного, но также волитивного, эмоционального и т. д. Обстоятельства суть предметности, включающие в себя не только внешний, но и внутренний мир, они иевыводимы из «Я» и не конструируются субъектом; любому акту сознания сопутствует предмет, а сами обстоятельства всегда уже истолкованы — поэтому «вещи» суть наши интерпретации, даже «метафоры». Бытие — это и не материя, и не дух, не какая-то субстанция, но «ракурс», «перспектива». Организующим принципом реальности является точка зрения, а всякая попытка получить «безличную» картину мира оканчиваются неудачей — перспективы sub specie aetemi не существует.
Перспективизм Ортеги дополняется учением о «жизни» как «радикальной реальности» и изначальной активности, а также о творческом воображении и смысяопорождении. Ортега создает собственный вариант герменевтики, который лежит в основе его историциша. У человека нет природы, у него есть история. Ортега разграничивает рефлексивный и дорефлексивный уровни жизни, которые получают у него наименования «идеи» и «верования». Человеческое существование изначально практично, мы «считаемся» с миром до всяких «идей», мы разомкнуты на него в «верованиях». За всякой системой идей, теорией скрывается система верований, самоочевидных «предрассудков». Никакое методологическое сомнение не может отменить верований, без которых нет самого человека. Верования оказываются под сомнением, когда сотрясается сама жизненная почва, когда человек теряет ориентацию в мире и пребывает в экзистенциальном отчаянии. К помощи идей человек прибегает именно в целях восстановления безопасности и уверенности, гармоничного равновесия с миром. В верованиях человек живет «по истине», в сомнении у него появляется вдея истины как чего-то требующего усилий для достижения. Найденная такими усилиями мышления идея-истина со временем становится верованием. Философия и наука возникли именно потому, что была разрушена традиция, рухнули прежние коллективные верования — философия начинается с «кораблекрушения» и попыток выплыть из «моря сомнений». Философия имеет свое начало, но вполне возможен и конец такого способа поиска истины.
Учение об идеях и верованиях лежит в основании философии истории Ортеги. Системы верований коллективны, каждая эпоха характеризуется господством какого-то базисного верования. Исторический кризис происходит вместе с крушением такой системы координат. Человек остается без точки опоры, без твердых убеждений — он теряется в мире. Кризисные периоды насыщены поисками идей-ориентиров: множатся философские доктрины, религиозные ереси и секты. Старая культура уже не вызывает доверия, она непонятна массе — на сцену истории выходят варвары, которые вторгаются не извне, но порождаются самой культурой. Она стала ритуализировашгой, излишне специализированной, фарисейской — боги умирают, а человек оказывается отчужденным от тех смыслов, которые веками несли культурные образцы. В работе «Вокруг Галилея» (En torno a Galileo, 1933) Ортега подробно рассматривает «кризис Возрождения», который завершился вместе с появлением «геометрического разума» картезианской метафизики и физики. Новый способ мышления заявляет о себе и в научных трактатах, и в полемических сочинениях просветителей, и в классицизме, и в парках Версаля, и в отрицающей всякое «неразумие» дисциплине, и в расчетливости законопослушных буржуа, и в революционных декларациях прав и свобод. В 19 в. рассудочная цивилизация одерживает победу за победой, но в первой трети 20 в. кризис охватывает все области культуры — от искусства до политики и экономики. Этому кризису Ортега посвятил целый ряд работ — «Дегуманизация искусства» (La deshumanizacion del arte.., 1925), «Восстание масс» и др. В собственном учении о «жизненном или историческом разуме» он видел путь преодоления того кризиса, который возник в результате крушения «геометрического разума», т. е. классического рационализма и сциентизма.
Ортега написал большое число работ по самым различным философским проблемам — философской антропологии, философии техники, эстетики, философии истории, истории науки и др. Из вышедших посмертно работ наибольшее значение имел набросок теоретической социологии («Человек и люди»), в котором им была развита теория обычая как базисного элемента социальной жизни. Ортега был одним из основоположников теории массового общества.
Соч.: Obras completas, v. 1—9. Madrid, 1953—71; в рус. пер.: Что такое философия? М., 1991; Эстетика. Философия культуры. М., 1991; Избранные труды. М., 1997; Obras Completas, v. I Madrid, 19531971.
Лит.: Зыкова А. С. Учение о человеке в философии X. Ортеги-и-Гассета. М-, 1978; ferrater Moral. Ortega у Gasset: an outline of his philosophy. L., 1956; Abellan J. L. Ortega у Gasset en la fflosofla espaftoia. Madrid, [1966]; Moron A.C. El sistema de Ortega y Gasset. Madrid, 1968]; Aguado E. Ortega y Gasset. Madrid, [1970]; Rukser U. Bibliografia de Ortega. Madrid, 1971.
A, M. Руткевич

(9 мая 1883 – 18 окт. 1955) – исп. философ, представитель философии культуры и филос. антропологии, обществ. деятель. Род. в Мадриде. Учился в Мадридском Центр, ун-те, затем в ун-тах Лейпцига, Берлина и Марбурга. В 1911–36 руководил кафедрой метафизики Мадридского ун-та. Вместе с Мараньоном и Айелой основал "Союз защиты республики" и в 1931 участвовал в свержении монархии. Эмигрировав из Испании (1936), О.-и-Г. публично выступал против фашизма. Возвратившись в Мадрид (1948), основал Ин-т гуманитарных наук. Филос. деятельность О.-и-Г. начал как неокантианец (был учеником Когена). Его дальнейшее идейное развитие связано с влиянием философии жизни, прежде всего Ницше (в частности, в концепции "массовой культуры") и Дильтея, отождествившего понятия "жизнь" и "история" и создавшего на основе философии жизни т.н. историч. мировоззрение, на позиции к-рого встал О.-и-Г. О.-и-Г. выражает характерную для философии истории 20 в. тенденцию к построению онтологии; он представляет то направление в философии, к-рое в противовес гносеологизму ("методологизму") неокантианства с его исследованием специфики историч. знания и феноменализму позитивистского мышления стремилось возвратиться к рассмотрению самого предмета, т.е. ответить на вопрос, что такое историч. бытие. Неокантианский подход к истории О.-и-Г. критикует за противопоставление естеств. наук историческим, исходящее из метода, а не из предмета самих наук. Он осуждает "индивидуализирующий" метод Л. Ранке, противополагающий историю философии, доказывая, что всякий историч. факт требует истолкования, а это связано с определ. пониманием реальности, обнаружением к-рой этот факт является. О.-и-Г. подвергает критике позитивизм, воспринимающий историч. реальность по аналогии с природной. Фиксируя увлечение позитивистски настроенных историков заимствованными из естествознания методами статистики, О.-и-Г. подчеркивал неизбежную потерю контакта с той реальностью, с к-рой исследователь по существу должен иметь дело. Позитивизм, по мнению О.-и-Г., приводит к засилью методов, "механизирующих исследовательскую работу и позволяющих заниматься наукой людям, духовно ограниченным" (Gesammelte Werke, Bd 3, Stuttg., 1954, S. 375). О.-и-Г. уже в 1928 объявляет задачей философии истории исследование вопроса "... об онтологической структуре исторической реальности, об элементах, из которых она строится..." (S. 382). Однако на пути к этому стоит непримиренный в рамках философии жизни дуализм природного и исторического (духовного). Попытку преодолеть этот дуализм О.-и-Г. предпринимает в последний период своей деятельности, опираясь на новую теоретич. базу – феноменологию Э. Гуссерля и экзистенциальную онтологию Хейдеггера. Исходя из теоретич. предпосылки экзистенциализма (рассмотрения бытия "изнутри", из факта существования Я), О.-и-Г. переосмысливает роль и значение самой философии истории (философии человека) – он видит в ней ключ к решению вопроса о том, что такое бытие вообще; философия истории становится философией как таковой. Природа, по мнению О.-и-Г., перестала быть для совр. человека бытием, она оказалась умств. конструкцией, создаваемой наукой. Он оценивает науку с прагматистских позиций, как производств. силу, не имеющую никакого отношения к истине (см. "Toward a Philosophy of History", N. Y., 1941). "Техника – средство для реализации человеческого проекта. Но она не создает этот проект". Человеч. проект (здесь О.-и-Г. предвосхищает Сартра), или "жизненную программу", создают "поэты, философы, политики, основатели религий, открыватели ... Инженер (имеются ввиду представители естеств. наук.– Ред.) зависит от них всех" (там же, S. 119–121). Подлинной реальностью оказывается реальность, к-рая дает смысл человеч. бытию, и ее О.-и-Г. стремится обнаружить в истории. В качестве способа для достижения этой цели он предлагает рассмотреть историю как "специфически человеческую драму", попадая, т. о., в логич. круг: ведь, согласно О.-и-Г., смысл человеч. существования должен быть обнаружен в истории; само обращение к истории было предпринято именно для того, чтобы понять человека. Выйти из этого круга О.-и-Г. пытается путем анализа различных типов мировоззрений в надежде ухватить, с помощью внимательного всматривания в структуру той или иной историч. эпохи, то, что придает этим мировоззрениям смысл. Однако, несмотря на то, что О.-и-Г. подчас удается выявить логику развития и разложения того или иного типа мировоззрения, своей задачи он не решает: история культуры обнаруживает кладбище вымерших идеалов и верований – то, что давало им жизнь, остается невыясненным. В результате О.-и-Г. создает еще одну морфологию культуры, к-рая, хотя и отличается от других (напр., от шпенглеровской) своей формальной структурой (в ней антич. мир не отгорожен от западно-европейского, а, напротив, органически связан), но не принципиально: историч. формы культур выступают как последовательность сменяющих друг друга иллюзий. В центре внимания О.-и-Г. – проблема "массового общества", "массовой культуры". В европ. обществе конца 19–20 вв. О.-и-Г. усматривает опасные тенденции "омассовления", к-рые превращают человеч. личность в "усредненного", обезличенного индивида, мироощущение и поведение к-рого целиком определяется извне. В "массовом обществе" человек "действует в соответствии с сознанием имперсонального, неопределенного субъекта, который есть "все" и „никто“" ("El nombre y la gente, Md., 1957, p. 25) (ср. с учением о "man" Хейдеггера). В отличие от органич. обществ прошлого, где индивиды составляли народ, совр. "массовое общество", согласно О.-и-Г., представляет собой "механич. совокупность индивидов" – "толпу". Стандартизация обществ. жизни, нивелирование людей, классов и даже континентов (см. "La rebeli?n de las masas", Md., 1930, p. 33–34) ликвидирует, по мнению О.-и-Г., сословное деление и создает новую дифференциацию общества: на "массу" и "элиту" (духовную аристократию). Причины этого бедственного состояния совр. общества О.-и-Г. усматривает прежде всего в том, что смысловая реальность существования человека вытеснена эмпирико-технической, и, т. о., средство "земного устроения людей" превращено в цель их существования. "Техническая эра" обеспечила практич. могущество человека, к-рый, однако, не осознал, что такое он сам и поэтому, "оказываясь способным потенциально совершить все, он не знает, что он делает актуально" ("Toward a Philosophy of History", p. 151). Выступая с критикой "массового общества", О.-и-Г. рассматривает его как благоприятную почву для тоталитарного режима, поскольку усредненный индивид, неспособный к самостоятельному мышлению, служит объектом манипулирования со стороны определ. социально-политич. группировок. О.-и-Г. с позиции аристократического, избранного меньшинства стремится защитить культуру от "масс, решивших управлять обществом без способностей к этому". Он полагает, что социальная активность масс может привести человечество к катастрофе: "Если этот тип человека ("человек-масса".– Ред.) будет продолжать господствовать в Европе и решать ее судьбы, достаточно тридцати лет, чтобы наш континент вернулся к варварству" ("La rebelion de las masas", p. 76–77). Сознавая опасность фашизма, О.-и-Г. стремится найти средство спасения от него в культурных ценностях, сохранять и развивать к-рые призвана духовная элита. В осн. эстетич. работе "Дегуманизация искусства" ("La deshumanizacio delarte", 1925) О.-и-Г. исходит из несовместимости обыденного переживания "жизненной реальности" и художеств. "созерцания", имеющего дело с вымышленными "ирреальными" образами. В этом плане О.-и-Г. сопоставляет традиц. "реалистич". иск-во 19 в. и "новое" иск-во, родоначальниками к-рого он считает Дебюсси, Малларме, Пиранделло, Пикассо. Если традиц. иск-во стремилось уподобиться реальности, создать иллюзию существующего мира, то новое иск-во сосредоточивает внимание на "чисто эстетических элементах", подчеркивая условность, "нереальность" художеств. объекта. В этом и заключается "дегуманизация" иск-ва: отказываясь от "очеловечивания" своих созданий и "смело деформируя" заключенные в них элементы "человеческой реальности", художник самой структурой своих произведений делает невозможной проекцию в них обыденных "человеческих" переживаний. Популярность традиц. иск-ва 19 в., массовое восприятие к-рого основывалось на эффекте сопереживания, сменяется враждебной реакцией "непонимания" нового иск-ва массовым сознанием, к-рое не может встать на чисто эстетич. т. зр., свойственную художнику. Поскольку значение "дегуманизации" исчерпывается у О.-и-Г. демонстрацией неадекватности художеств. образа и жизненной реальности, иск-во теряет у него "трансцендентный смысл" и оказывается лишенным содержания. Соч.: Obras completas, 4 ed., t. 1–6, Md, 1957–58; Gesammelte Werke, Bd 1–4, Stuttg., 1954–56; Ideas y creencias, Md, 1959; в рус. пер. – Дегуманизация искусства, в кн.: Совр. книга по эстетике, М., 1957. Лит.: Тертерян И., Гуманизировать или погибнуть, "Вопр. лит-ры", 1961, No 6; Xюбшер ?., Мыслители нашего времени, М., 1962; Карьева-Угринович В. Б., Реакционность концепции человека в философии Хосе Ортега-и-Гассета, "ФН" (НДВШ), 1964, No 6; Гайденко П. П., Бурж. философия в поисках реального содержания историч. процесса, "Вопр. истории", 1966, No 1; Зыкова А. В., в сб.: Совр. экзистенциализм, М., 1966; Давыдов Ю. Н., Искусство и элита, М., 1966; Mаrias J., La filosotia espanola actual, В. Aires, 1948; его же, Jos? Ortega y Gasset und die Idee der lebendigen Vernunft, Stuttg., [1952]; его же, Ortega su clrcunstancia y vocacion, Md, [I960]; S?nchez Vlllasenor J., Ortega y Gasset, existentialist, Chi., 1949; Hern?ndez-Rubio J., Sociolog?e y polit?ca en Ortega y Gasset, Barc, [1956]; Caecal?s Сh., L´humanisme d´Ortega y Gasset, P., 1957; Ramirez S., La fllosof?a de Ortega y Gasset, Barc, 1958; его же, Ortega у el nucleo de su filosofia. El tema del hombre. Los primeros principios, Md, 1959; Niedermayer F., Jos? Ortega y Gasset, В., [1959]; Вorel J. P., Raison et vie chez Ortega y Gasset, [Nch?t.], 1959; Vela F., Ortega y Ios existencialismos, Md, [1961]. П. Гайденко. Москва.

испанский философ. Докторская диссертация О. (1904) - "Ужасы тысячного года" (об исторических условиях и хилиастических умонастроениях во Франции эпохи раннего средневековья). Профессор Высшей педагогической школы в Мадриде (с 1908). Преподавал курс метафизики в Мадридском университете, возглавляя одноименную кафедру факультета философии и языка (1910-1936). Основатель (1923) журнала и издательства "Revista de Occidente". Основатель (1948) Института гуманитарных наук в Мадриде. Творчество О. оказало существенное воздействие на испанскую и мировую философию и культуру. Не являясь философом-систематиком, ориентируясь на заочный диалог в сократическом стиле с классиками предшествующей философской традиции (Галилей, Лейбниц, Кант, Гегель и др.), О. стремился в первую очередь конструктивно преодолеть постулаты рационализма Декарта, в соответствии с которыми, по О., человек в главной своей ипостаси, - человек "познающий", а не человек "живущий". (Наука, согласно О., выступала "общественной догмой", не способной при этом высказать что-либо вразумительное "о великих переменах в судьбах человечества".) О. акцентировал собственное неприятие тезисов учения Декарта, в соответствии с которыми деятельность человека разграничивалась на духовную и психофизическую. (Схема Декарта о независимости самосознающего человека вкупе с необходимостью разработки нового философского метода, который, по Декарту, требовал "ума, способного легко отрешаться от услуг внешних чувств", принадлежащих телу, результировалась в противопоставлении двух субстанций бытия человека - мыслящей и протяженной. Таким образом, человек у Декарта выступал в двух мыслимых "вещных" ипостасях: мыслящей, но не протяженной, либо протяженной, но не мыслящей.) То, что для Декарта в конечном счете являлось изощренной игрой воображения, для общественной практики 20 в. выступило как реальность: человек в контексте определенных целенаправленных трансформаций культуры превращался в вещь, в компонент соответствующей системы отношений мира, а содержание его связей с природной и социальной действительностью редуцировалось к получению подлежащего калькуляции практического результата. По мнению О., культура есть не только особый живой организм, но также и совокупность устремлений самих людей. "Верования", "идеи, которыми мы являемся", по мысли О., суть неотъемлемая "конститутивная потребность каждой человеческой жизни, какова бы она ни была". Полагая главной угрозой для культуры 20 в. утрату человечности как таковой, О. акцентировал внимание на утрате современным человеком "ощущения трагизма", на его пагубной самоуспокоенности. Последняя, по О., "способствует тому, что человек перестает воссоздавать в себе те человеческие начала, которые являются основой его истинно человеческой структуры, и для человечества становятся возможны "движения назад", гораздо более основательные, чем все известные до сих пор, вплоть до полного исчезновения человека, полной потери человеком самого себя и его возвращения на лестницу животного царства". Роковая для 20 в. интенция европейского интеллектуализма об управляемости человеком и людьми, о допустимости внешней заданности их бытия стала фокусом неприятия для О. О. в числе первых осознал, что Европа вступает в новый период исторического развития, аналогичный двухвековому Возрождению: "мы покидаем одно время, чтобы вступить в другое". По мысли О., современная ему Европа родилась именно в тот момент, когда Сократ открыл Разум. Сопряженным с этой же проблемой выступило и неприемлемое для О. допущение Декарта о неравноправии, "разносортности" миров искусственных, условных, идеально создаваемых - продуктов мышления человека, с одной стороны, и предметно-реального мира, с другой. Последний, таким образом, являл собой всего лишь объект для приложения творческих преобразующих потенций рафинированного разума и соответствующих философских систем. Поэтому спонтанные феномены бытия человека, согласно О., особенно значимы в качестве предмета философского исследованния. Именно личностные структуры сознания и существования индивида интересовали О. в первую очередь. О. отвергает продуктивность введения в традицию классического философского рационализма категории "чистый разум" с приданием ему статуса всеобъемлющего теоретико-познавательного средства. Сфера иррационального как в общественной, так и в индивидуальной жизни людей остается, по мнению О., вне возможностей освоения рационалистическим разумом, стремящимся постигать область человеческого бытия по калькам объяснения природных феноменов. Как отмечал О., "чудесные успехи естественных наук по познанию вещей находятся в резком противоречии с их бессилием перед собственно человеческим. Человеческое ускользает от физико-математического разума ... Физический разум не способен сказать о человеке ничего определенного. Прекрасно! Но это означает лишь то, что мы должны со всей решимостью отказаться от изучения человека с помощью физических и естественнонаучных методов. Вместо этого рассмотрим человека в его спонтанности, таким, каким он нам видится, каким выходит нам навстречу. Иными словами, крах физического разума открывает путь жизненному и историческому разуму". По убеждению О. (сходному с подходами экзистенциально-феноменологической философии), человек создает жизнь ежеминутно, "здесь и сейчас", в процессе этого самотворения он перманентно находится в положении выбора. Человек по истинной природе своей суть усилие явиться собственным проектом
- тем, чего еще нет. По О., "жизнь - это проект или программа существования" ("Размышления о технике", 1939). Бытие индивида не данность, а возможность. Именно в таком контексте О. и предлагает собственную теорию "перспективизма". Развивая главный тезис последнего (любое познание задается личной позицией мыслителя, исследователя, вне ее невозможна реально достижимая значимость всеобщности; разнообразие возможных мыслимых миров есть следствие соответствующих различным точкам зрения перспективных взглядов на единый мир), О. отмечал, что дух любого народа, каждого индивида, всякой эпохи в высшей степени избирателен в выборе истин. Только подобным образом реализуется конечная причастность людей к ним. Перспектива, претендующая на статус единственно возможной, - всегда ложная. Универсальность философских систем отражает лишь потенциальный и реальный индивидуальный горизонт их авторов. Мир, окружающий людей, по мнению О., организуется, структурируется и приобретает будущность лишь в контексте творческой активности сознания, познающего феномены бытия и живущего в них. В произведении "Размышления о Дон Кихоте" (1914) О. провозглашал приобщенность человека к миру, его неотъемлемость от него: "Я есть Я и мои обстоятельства" ("обстоятельства" не только природного, но также и культурно-социального порядка). Все вещи и существа Вселенной, по О., формируют наше окружение: эта реальность для человека исполняет роль неизбывного источника забот и проблем. "Техника" у О. - плод "усилия, труда и идей" человека, "зона безопасности" от диктата окружающей среды. Именно из этой зоны человек возвращается, вновь и вновь обретая и восстанавливая самого себя, обладая собой, - собой, которого у индивида "раньше не было". Благодаря технике люди оказываются в состоянии "моделировать планету в соответствии со своими пристрастиями", каждый раз генерируя "план" противостояния вещам окружающего мира. Согласно О., техника "противоположна приспособлению субъекта к среде, представляя собой, напротив, приспособление среды к субъекту". Как полагал О., "человек, техника и благосостояние - синонимы". Но исключительно верой в технику жить нельзя - жизнь становится бессодержательной и пустой. В отличие от всего в универсуме человек "никогда не является человеком безусловно; напротив, быть человеком как раз и означает быть всегда на грани того, чтобы не быть им, быть животрепещущей проблемой... драмой... опасностью... риском. В то время как тигр не может перестать быть тигром, детигрироваться. человек живет в постоянной опасности дегуманизироваться". В попытках разрешения указанных экзистенциальных проблем человек вынужденно конструирует собственную экзистенцию и тем самым осуществляет избранный им самим проект жизни на основании полета собственной фантазии. Фантазия - основание и предпосылка индивидуальной свободы, жить - означает "упражняться в свободе". По идее О. ("Человек и люди" - работа издана посмертно, в 1957, на основе курса лекций, прочитанного в 1930- 1940-е), человек по природе своей неизбывно вынужден контактировать с вещами окружающего мира, но иногда (и в этом его отличие от животного) он способен поворачиваться к миру спиной в процессе "самоуглубления". Эту "чудесную способность человека временно освобождаться от порабощения вещами" О. связывал с наличием у людей собственного внутреннего мира: индивиду есть куда устремиться, есть, где находиться, когда он временно отвлекается, уходит от мира. Человек, по мнению О., - это "существо, обреченное перевести необходимость в свободу". О. постулирует особую роль спонтанных проявлений индивидуальной и межиндивидуальной жизни, обладающих существенной мерой и степенью независимости и противопоставленных жизни социальной. В основании индивидуальной жизни, по О., находится подлинно свободный выбор человека в отличие от общественного отношения, которое не зависит от воли и сознания людей и в определенном смысле репрессивно по отношению к ним. Так, согласно О., обычаи, которые люди исполняют, не осознавая их значения в полном объеме, относятся именно к этой категории социальных феноменов. Изучение человеческого бытия как на общественном, так и на индивидуальном уровне, выступает у О. предметом т.наз. "философской социологии". (В идеологическом ракурсе подобная позиция О. в конечном счете была противоположена идеям революционизма, пронизывающим европейскую культуру 17- 19 вв. Вера в самоценность и самодостаточность крупномасштабных социально-экономических экспериментов, призванных оптимизировать жизнь отдельно взятых представителей рода человеческого, была неприемлемой для О.) В работе "Восстание масс" (1929) О. одним из первых зафиксировал феномен возникновения "массового сознания" в европейском менталитете: "масса" у О. трансформируется в толпу, представители которой захватывают господствующие позиции в иерархии общественных структур, навязывая собственные люмпенские псевдо-ценности остальным социальным движениям. Основное свойство существа из "массы" - не столько его стандартность, сколько физическая инертность. "Масса" конституируется, согласно О., не на основе какого-либо определенного общественного слоя. Речь идет о таком "способе быть человеком", в рамках которого предпринимаются насильственные попытки преобразовывать устройство общества, принципиально игнорируя закономерности его функционирования. Репрезентанты "массы" живут без определенного "жизненного проекта", находя смысл существования в достижении предельной идентичности с другими. Они не осознают, что демократические культурные институты требуют постоянной поддержки, бдительности людей - "человек массы" социально безответствен. Всю свою жизнь он готов передоверить государственной власти. В книге "Что такое философия?" (1929) О. пришел к выводу о том, что философия начинается там и тогда, где и когда она трансформируется в самоосознающий интеллектуальный феномен, самостоятельный по отношению к науке и обращенный не к фрагментам реальности, а к реальности в целом (Фихте, Шеллинг, Гегель). Эти философские системы, по мысли О., были избыточно сопряжены с уверенностью в разумном характере прогресса европейской культуры, в ходе эволюции которой предполагалось заведомо обреченным на гибель все трагическое и несчастное. Результатом такого философского самодовольства и самолюбования, по мысли О., явилась катастрофа философии второй половины 19 в., трагическая нефилософичность этого исторического периода. Разрабатывая собственную концепцию культуры ("Дегуманизация искусства", 1925; "Человек и люди", 1927, и др.), О. обращал особое внимание на то обстоятельство, что идеями культуры человек живет, они вплавлены в его повседневные репертуары поведения и жизнедеятельности. О. предлагал различать "идеи-изобретения", заключающие в себе наиболее строгие истины науки - наши творения, и "верования" - "молчаливое наследие", полученное от прошлых эпох. Когда последние начинают впадать в противоречие друг с другом, человек пытается изобрести новые идеи, которые суть удавшиеся фантазии ("треугольник и Гамлет имеют одну и ту же родословную. Они дети безумной семьи", - утверждал О., имея в виду фантазию людей). Идеи подлинно человеческой культуры не анонимны и не автономны от людей (как идеи науки). Кризис культуры в 20 в., как утверждал О., - это кризис "чистого разума картезианского человека", оттесняемого "жизненным разумом", носителем спонтанной человеческой культуры. ("Чистый разум, - провозглашал О., - должен передать свое господство жизненному разуму...") Анализируя соотношение понятий "жизнь" и "разум", О. в работах "Тема нашего времени" (1923), "Ни витализм, ни рационализм" (1924), "История как система" (1935) подчеркивал неизбывную значимость проблемы взаимосвязей и взаимозависимости жизни человека в ее тотальности с разумом и его проявлениями. Жизнь - это энергия космоса, аккумулирующаяся в единичных вещах, в каждом отдельном случае содержащих потенциальный проект своего существования. Осуществление последнего и есть основа процесса жизни,жизнь есть "сама себя пожирающая деятельность". Наука не в состоянии сказать что-либо определенное о грядущих значимых изменениях в жизни людей. Грандиозные успехи в изучении природы, по мнению О., не исключают, а скорее предполагают возможность и неизбежность "провала" науки, т.е. физического разума в исследовании жизни человека в целом. Разум (наука) у О. - не более чем аппарат для конституирования условной субъективной картины мира, неправомерно отождествляющий собственные закономерности с законами бытия. Преодолевая стартовую избыточную биологизированность собственных трактовок "жизни", О. впоследствии отказался от самообозначения "витализм" (заместив его термином "рациовитализм") применительно к своим философским воззрениям. Жизнь у О. - это жизнь любого человека, т.е. того первоначального Я, которое и призвано, должно прожить жизнь. Человек - всегда человек в собственной истории, его жизнь - это драма, "чистый случай". Недопустима любая детерминированность, заданность, социальная ангажированность жизни человека, недопустима идеологическая обусловленность последней: только внутренние установки индивида вправе нести его от ситуации к ситуации. Рефлексия над этими феноменами, согласно мнению О., возможна и осуществима только в контексте специально употребляемых категориально-понятийных средств: "Я", "этот", "здесь" и т.п. Все понятия, посредством которых возможно мыслить подлинную реальность человеческой жизни, - полагал О., - могут быть лишь окказиональными, ибо жизнь человека есть "чистый случай". Не сознание в единстве его жизненных функций, по О., выступает опосредующим звеном между "субъектом" и "объектами" (хотя О. в принципе не принимал саму эту модель), а человек и вещи в их взаимной открытости друг другу. Философия призвана прояснять взаимосвязь человека и мира в состоянии открытости, обнаженности последнего, лишь в состоянии одиночества индивид вправе ждать от феноменов окружающей действительности свидетельства их подлинности. Смысл и пафос в оценке конструктивных усилий философов-профессионалов сводится, согласно О., не столько к выяснению меры истин и заблуждений, сколько к определению искренности их самих. [См. также "Восстание масс" (Ортега-и-Гассет).]