OПСОДИЦЕЯ

(от греч. opsis «зрение» и dik/dikaia «справедливость, правосудие, суд», букв. «оправдание зрения», а также «суд, процесс над зре-ием», по аналогии с теодицеей) – термин, обозначающий мотив, идеологию и практику обвинения и/или оправдания зрительной способности, которую постметафизическая философия обвиняет в агрессивности, сексизме, субъективизме, репрезентативизме и т. д. История опсодицеи обрамлена в истории, с одной стороны, платоновской философской разработкой проблематики зрения и, с другой, анти-опсоцентристский переворот 20-х гг . ХХ в. Предысторию опсодицеи образует встречающаяся у досократиков критика зрения за его иллюзорный или доксический характер. Будучи самым точным и/или необходимым чувством (см. «состязание [органов] чувств», уже у Гераклита и в развернутой форме у Аристотеля), зрение делает иллюзию тем труднее обнаружимой, а значит тем коварнее вводит в заблуждение. Платоновская философия колеблется между отвержением зрения как познавательного средства и признанием за ним стимулирующей роли побудителя к восхождению к «видению невидимого». Oтсюда двусмысленность платоновского метафорического обращения к зрению: дружески-соседский взаимно-надзирательный режим полиса; разнообразная демиургия по невидимому «образцу», на который все же демиург неустанно «смотрит»; идеи-эйдосы (амбивалентную суть которых прекрасно сохранило русское слово «виды»); шутливая апология зрения в «Тимее»; эротическая гидравлика истечений из глаз и в глаза в «Федре»; вся эйдетическая составляющая «гносеологии» «Менона» и «Теэтета»; три притчи «Политейи»; наконец, сквозной мотив «ока души». Платоновская общая экономия зрительного (которую удобно обозначить как скопию, в отличие от оптики, т. е. скопии частной, научной, физикалистской) позволила впервые разделить (и тем самым собственно создать, сконструировать) два зрения, телесное и духовное, со всей их диалектикой «собственного» (прямого) и «метафорического» (переносного). Их взаимодействие отмечено антропологическим фактом гигантской важности: собственным в зрении оказывается его метафоричность. Наряду с признанием зрения самым мыслящим чувством, у Платона встречается и другой «оправдательный» мотив, эксплицированный затем Аристотелем: само зрение – без ошибочно; источник ошибки – «общее чувство», «koinê aisthêsis», которое координирует, сравнивает, выносит суждение по поводу данных разных органов чувств. При этом безошибочность зрения ограничена, разумеется, тем, что оно верно передает кажимость, ложную реальность, тень подлинной. Амбивалентность платоновской скопии задала тот факт, что впредь и крайний рационализм, и разнообразные ему альтернативы оформляли себя через фигуры зрения: с одной стороны, визионерство в различных типах мистики, с другой, эйдетико-эвидентная парадигма картезианства и феноменологии. Kритика метафизики приняла характер опсодицеи в определенный исторический момент, который можно довольно точно датировать серединой 20-х годов ХХ века, хотя определенные его предпосылки можно проследить у Шопенгауэра, Ницше, неокантианцев. Kлючевыми фигурами были здесь независимо друг от друга и по-разному Дж. Дьюи и М. Хайдеггер. Дж. Дьюи подвергает решительной критике то, что он называет «созерцательной концепцией знания» («the spectator conception of knowledge»). Хайдеггеровская же критика диктата зрения вырастает на почве феноменологии и как ее де(кон)струкция. В это же время кристаллизуется внимание к визуальности в трудах историков философии и особенно платонизма. Начиная с этого же времени, в (преимущественно немецких) культурологических трудах по античности (Райнхардт, затем Поленц, Рутберг) формулируется понимание классического грека как «глазного человека» (Augenmensch). История этого внутрифилософского «визуального» поворота еще не написана, хотя его общекультурный фон хорошо изучен (рефлексия над зрением в практике и теории фотографии, кино, архитектуры, пластических искусств). Констатация преобладания визуальности в истории метафизики сменилась в 60–70-е годы более критической проблематизацией последствий этого преобладания: опсодицея приняла отчетливые формы обвинения, суда над «окул(ар)оцентризмом», «опсоцентризмом», «фито-гелио-лого-( ...) -центризмом», а также над «скопическим режимом», «картезианским перспективизмом», «гегемонией визуального» и т. д. Тематизировались политические (включая пенитенциарные), гендерные, религиозные, эстетические, литературные, психологические и аналитические, научные, педагогические и пр. импликации «опсоцентризма». Для самой философии важным было резюме критики репрезентативизма у Р. Рорти «Философия и зеркало природы» (1979) и, разумеется, целый ряд работ Ж. Деррида (особенно «Белая мифология», 1972). В последние годы судебный баланс – «за» и «против» зрения – выравнивается: «глазной человек» понял и признал, что дар зрения чреват, двусмыслен, опасен и – неизбежен. М. А . Маяцкий