работа Н.А.Бердяева, вышедшая в парижском изд-ве «Современные записки» в 1931.
В «О н.ч.» систематически рассматриваются вопросы этики. Бердяев считал «О н.ч.» одной из самых значительных своих книг, позволяющих судить о его «окончательной философии» и мировоззрении в целом. Значимость «О н.ч.» определяется тем, что в ней Бердяев предпринимает «пересмотр» традиционных этических проблем в свете основополагающих принципов своей философии: идеи «несотворенной свободы», объясняющей возникновение зла; идеи «объективации», показывающей символико-рационалистический, условно-знаковый характер моральных норм и оценок; идеи творчества как реального привнесения «еще не бывшего в мире добра»; наконец, идеи персонализма и эсхатологизма, раскрывающей назначение человека в его конечном устремлении к царству «сверхдобра», лежащего «по ту сторону» различения добра и зла. Все это и обусловило парадоксальность его этического учения, выразившуюся в столкновении традиционной дуалистической морали добра и зла - «этики закона» и этики живого, индивидуального творчества — этики «сверхдобра» и красоты. Осью парадоксальности стал при этом принцип сомнения в изначальности и беспроблемности добра. Бердяев подвергает сомнению доброту самого добра: является ли «добро» добром и не есть ли оно зло? Смысл данного парадокса становится очевидным в связи с проблемой критерия добра и зла, причиной и источником различения и оценки вообще. Откуда берется само различение и может ли быть его критерием добро, если оно само является следствием различения и имеет «греховное» происхождение? Пытаясь объяснить этот парадокс, Бердяев выдвигает мысль, что высший ценностный критерий этики должен иметь сверхэтический характер, лежать «по ту сторону добра и зла». Отсюда — основной метафизический вопрос этики: что есть «добро» до (и после) различения добра и зла? Пытаясь найти ответ на этот вопрос, Бердяев приходит к пересмотру самого предмета этики. Этика - не просто кодификация нравственных норм и оценок. Она шире той сферы, к-рую ей обычно отводят. Она есть учение об источнике и смысле различения и оценки, пронизывающих человеческое сознание в целом и относящихся ко всему миру. Основанием различения, определяющим сам предмет этики, является, согласно Бердяеву, «отношение между свободой Бога и свободой человека». Тем самым этические построения Бердяева ставятся на теолого-антропологическую почву, причем исходным пунктом и предпосылкой этики оказывается проблема теодицеи. Бердяев отвергает традиционный взгляд, согласно к-рому зло возникает в результате злоупотребления свободой, дарованной человеку Богом, Бог не мог не предвидеть роковых последствий свободы, поэтому его акт человекотворения в лучшем случае был бы трансцендентной игрой. Никакая теодицея невозможна, если исходить из догмата грехопадения как злоупотребления свободой. Единственным аргументом богооправдания может быть идея «несотворенной свободы», недетерминированной никаким бытием, предшествующей всякому бытию, изначально укорененной в Ничто, из к-рого Бог творит мир. Согласно Бердяеву, миф о фехопадении говорит о бессилии Творца предотвратить зло, рождающееся из «меонической» свободы. Но именно это «бессилие», несовершенство и есть источник творчества, сущность к-рого «в переходе от небытия к бытию через акт свободы». Творческая сущность человека определяется единством двух начал: «несотворенной» свободы и тварной природы, созданной по образу и подобию Божьему. Творческое призвание человека получает свое высшее выражение в этике творчества, рассматриваемой Бердяевым в сравнении с этикой закона и этикой искупления. Этика творчества есть реальное преодоление дуализма добра и зла. Борьба со злом осуществляется здесь не столько пресечением и уничтожением зла, сколько творческим преображением зла в добро. Именно в этом моменте обнаруживается глубинная связь этики творчества Бердяева с этикой непротивления Л.Н.Толстого, к-рую Бердяев всегда высоко ценил. Однако этика творчества идет гораздо дальше по пути преображения зла в добро. Добро перестает быть для нее конечной целью жизни и бытия. Осуществление добра, включающее в себя претворение зла в добро, есть вместе с тем и упразднение самого добра, ибо в добре важнее всего реализуемая творческая энергия, а не нормативная цель. Человек «заключает в себе творческую энергию добра», и поэтому он осуществляет добро. Этика творчества раскрывает свой смысл только в эсхатологической перспективе; она должна говорить о последних вещах бытия. Эту завершающую часть своего учения Бердяев ценил особенно высоко, считая, что это, может быть, самое важное из того, что он написал. Обосновывая эсхатологизм в этике, Бердяев подчеркивает, что этика творчества должна строиться не в перспективе блага и счастья преходящей жизни, а в перспективе неизбежной смерти и победы над ней, в перспективе воскресения и вечной жизни. Кардинальной проблемой эсхатологической этики творчества Бердяев считает проблему ада и рая, незаслуженно игнорируемую нравственной философией. Категории ада и рая призваны выразить вечное и целостное бытие, лежащее «по ту сторону добра и зла». Однако эти понятия оказались подвержены «объективации» в духе дуализма этики закона как «царство вечного добра» и «царство вечного зла». Переоценивая эти понятия в свете идеи всеобщего спасения как высшей этической истины, Бердяев приходит к выводу, что и «злые», находящиеся в аду, и «добрые», пребывающие в раю, должны быть равно приведены к «сверхдобру», «т.е. введены в Царство, лежащее по ту сторону добра и зла».
В конечном счете «этика из учения о добре превращается в учение о сверхдобре, о путях к Царству Божьему». Весьма характерно, что Бердяев приходит к пониманию сверхдобра как красоты, обнаруживая тем самым внутреннюю преемственность этики творчества и «этики всеединства» В.С.Соловьева, поставившего перед философией задачу оправдания добра как красоты (см. «Оправдание добра»). Лит.: Бердяев Н.А. О назначении человека. М.: Республика, 1993; Бердяев Н.А. Самопознание. М.: «ДЭМ», 1990; Зеньковский В.В. История русской философии. Л.: ЭГО, 1991. Т. II. Ч. 2. С. 64-72; Левицкий С.А. Очерки по истории русской философии. М.: Канон, 1996. Т. II. С. 364-368. В. Н. Назаров
О НАЗНАЧЕНИИ ЧЕЛОВЕКА. Опыт парадоксальной этики
О НАЗНАЧЕНИИ ЧЕЛОВЕКА: Опыт парадоксальной этики
Источник: Этика. Энциклопедический словарь. М. Гардарики 2001
О НАЗНАЧЕНИИ ЧЕЛОВЕКА. Опыт парадоксальной этики
соч. Бердяева, опубликованное в Париже в 1931 г. В России впервые издано в 1993 г. (в сб. его трудов под названием "О назначении человека"). Работа состоит из 3 ч. В 1-й ч. ("Начала") раскрываются общефилософские принципы познания проблем этики. Будучи приверженцем экзистенциального типа философствования, Бердяев считает, что философия призвана познавать бытие из человека и через человека, из его духовного опыта. Поэтому она неизбежно становится философией духа, центральной частью к-рой является философская антропология. Последняя принципиально отличается от биологического, социологического и психологического изучения человека. Философия, в отличие от науки, есть необъективированное познание, познание духа в себе, а не в его объективации в природе. В нем. гносеологии, считает Бердяев, бытие разлагается, заменяется субъектом и объектом; познает не живой человек, а гносеологический субъект, находящийся вне бытия и познающий не бытие, как таковое, а противостоящий ему объект, создаваемый ("полагаемый") специально для познания. В результате бытие исчезает из субъекта и из объекта, а человек превращается в функцию, орудие "мирового духа". Смысл вещей, по Бердяеву, раскрывается не в объекте и не в субъекте, а в духовном мире. Дух - это свободная энергия, прорывающаяся в природный и исторический мир. Духовная сила в человеке изначально носит богочеловеческий характер. Задача философии - посредством творческой интуиции и нравственного опыта раскрыть экзистенциальную диалектику божественного и человеческого, совершающуюся в глубине существования человека. В основании философии лежит нравственный опыт. Поэтому центральное место в познании духа принадлежит этике, т. е. учению о добре и зле, проблемам различения, оценки и смысла. Бердяев стремится создать не очередной вариант нормативной этики (к-рая "всегда тиранична"), а учение о смысле, целях и ценностях человеческой жизни, т. е. учение о человеке. Этика должна быть не только теоретической, но и практической, т. е. призывать к нравственному преобразованию жизни, не только к усвоению ценностей, но и к их переоценке. При этом можно использовать научные данные по истории культуры, социологии, мифологии, психопатологии и т.д., но этика прежде всего должна быть профетической и опираться на личный духовный опыт. Она призвана раскрывать чистую совесть, незамутненную социальной обыденностью. Осн. вопрос этики - критерий добра и зла. Но задача заключается в познании не происхождения и развития нравственных идей о добре и зле (как считают эволюционисты), а самого добра и зла. Вопросу о различении добра и зла Бердяев предваряет проблему происхождения свободы, порождающей возможность зла. Он считает, что свобода как потенция коренится в добытийном "ничто ", из к-рого Бог сотворил мир и человека. Ничто и свобода - первичнее Бога. Он в принципе не мог победить потенцию зла в свободе, т. к. для этого ему пришлось бы уничтожить и саму свободу. Поэтому с Бога как творца снимается ответственность за свободу, породившую зло. Человек не вправе перекладывать на него эту ответственность. В ортодоксальной теологии, считает Бердяев, о свободе вспоминают лишь тогда, когда речь идет о грехопадении, вине и наказании, а применительно к творчеству человека ее отрицают. Между тем творчество возможно лишь посредством акта свободы. Бердяев исходит из того, что учение о человеке есть, прежде всего, учение о личности. В отличие от индивидуума, к-рый есть категория натуралистически-биологическая, личность - категория религиозно-духовная. Ценность личности предполагает существование сверхличных ценностей, верховной ценности Бога. Под влиянием духовного начала происходит преображение биологического индивидуума, конституирование личности. В мире всегда происходит борьба социального нравственного сознания и личного нравственного сознания. Отсюда возникает различие между правом и нравственностью. Ссылаясь на 3. Фрейда, К. Г. Юнга и Розанова, Бердяев подчеркивает, что человек есть не просто половое существо, но и бисексуальное, совмещающее в себе мужской и женский принципы в разных пропорциях, к-рые не только стремятся к соединению, но и ведут постоянную борьбу друг с другом. Этим характеризуется полярность человеческой природы. Человек хотя и обладает разумом, но есть существо иррациональное. Достоевский и теоретики психоанализа показали конфликт сознания и бессознательного, а также последствия этого. Бердяев считает, что есть 3 типа этики: теологическая, гуманитарная и теоандрическая (богочеловеческая). Исходя из того, что этика не может быть основана на разрыве Бога и человека, он ставит своей задачей обосновать богочеловеческую этику. Во 2-й ч. труда ("Этика по сю сторону добра и зла") рассматривается диалектически противоречивое соотношение этики закона (в дохристианской и социально-обыденной формах), этики искупления (христианская мораль) и этики творчества. Этика закона организует жизнь человеческих масс, демонстрирует господство об-ва над конкретной личностью, над внутренней жизнью человека. Парадокс в том, что закон имеет и положительное значение, ибо он не только калечит личную жизнь, но и охраняет ее. Этика И. Канта, по Бердяеву, есть законническая этика потому, что она интересуется общеобязательным нравственным законом, одинаковой у всех природой человека и оставляет в тени живую конкретную личность с ее нравственным опытом и духовной борьбой. Нравственная максима Канта, что каждого человека нужно рассматривать не как средство, а как самоцель, подрывается тем, что человек все же оказывается средством осуществления безличного, общеобязательного закона. Этике закона Бердяев противопоставляет этику творчества. Он считает, что внес вклад в разработку этой проблематики уже в своей ранней работе "Смысл творчества" (М., 1916). Новое в этике творчества заключается в том, что она утверждает ценность индивидуального и единичного. По пути этого утверждения тли С. Кьеркегор, Ф. Ницше, Г. Ибсен, Достоевский, М. Шелер и др. экзистенциальные мыслители. Только в творчестве обнаруживается призвание и назначение человека в мире. Для этики творчества свобода означает не простое принятие закона добра, а индивидуальное творчество добра. Человек не есть пассивный исполнитель законов этого миропорядка. Он - изобретатель и творец. Этика творчества есть этика энергетическая, ибо в основе жизни лежит энергия, а не закон. Борьба со злом должна происходить не столько пресечением его, сколько творческим осуществлением добра и преображением злого в доброе. Нравственной целью жизни должно быть не самоспасение, не искупление вины, а творческое осуществление правды, бескорыстная любовь к божественному в жизни. Тайна жизни скрыта в любви - жертвующей, дающей, творческой. В ходе дальнейшего анализа Бердяев высказывает суждения по конкретным вопросам нравственной жизни человека - о любви, браке, семье, сексуальной и эротической этике, совести, страхе, сострадании и др. Трагизм нравственной жизни, подчеркивает он, не в столкновении добра и зла, а в столкновении одного добра с другим, одной ценности - с другой. Человек, будучи свободным, постоянно вынужден делать тот или иной выбор, лично решая при этом вопрос, что лучше и что хуже. Выбор же зачастую связан с проявлением жестокости, необходимостью преодолевать сострадание, причинять страдание, чтобы избежать большего страдания. Разрешение нравственных конфликтов порождает трагизм жизни, к-рый ставит нас перед проблематичностью добра. Парадокс: борьба со злом нередко порождает новое зло - нетерпимость, фанатизм, жадность, зависть, жестокость, злобные чувства, к-рые обладают способностью возрождаться под видом добра. Зло также может оказываться новой, еще не осознанной формой добра. И добро и зло могут принимать противоположные формы. Но, с другой стороны, когда люди "к добру и злу постыдно равнодушны" и отказываются от нравственной борьбы, наступает деморализация и разложение. Лишь евангельская мораль прорывает порочный круг в борьбе добра и зла, провозглашая любовь к врагам, неосуждение ближних и грешников. Однако Бердяев считает, что христианская этика нуждается в восполнении. Любовь в ней становится риторической, условной ("стеклянной", по терминологии Розанова), а не сердечной и душевной. В христианской этике нет проблем космической этики, любви к животным, растениям, земле, звездам. Даже любовь к ближнему понимается в ней лишь как путь самоспасения, как аскетическое упражнение в добродетели. Между тем любовь не может быть лишь путем искупления и спасения. Она есть творчество "новой жизни", понимание к-рой связано с эсхатологическими проблемами этики. В 3-й ч. ("О последних вещах. Этика эсхатологическая") Бердяев рассматривает проблемы смерти и бессмертия, ада и Царства Божьего. Смерть есть самый глубокий факт жизни. Жизнь в этом мире имеет смысл именно потому, что есть смерть, и если бы ее не было, то жизнь лишена была бы смысла. Смысл связан с концом и лежит за пределами этого замкнутого мира. Смысл нравственного опыта человека на протяжении всей его жизни заключается в том, чтобы привести его к должному отношению к смерти. Смысл смерти в том, что во времени невозможна вечность. Жизнь есть непрерывное умирание, постоянная борьба со смертью посредством любви ко всему живущему. Поэтому следует относиться к себе и др. существу так, как будто ты сам и др. человек могут умереть в любой момент. Бердяев считает, что дерзновенную идею Федорова о воскрешении всех умерших надо продолжить и углубить: не только все умершие должны быть спасены от смерти и воскрешены, но все должны быть спасены и освобождены от ада, выведены из ада. Царство Божье все равно лежит по ту сторону нашего понимания "добра" и "зла". Зло и злые появились потому, что добро и добрые были плохи, что в них было мало добра. Бердяев считает, что в словах Гоголя "грусть от того, что не видишь добра в добре" поставлена самая глубокая проблема этики. Религиозная этика, основанная на идее личного спасения души, есть минималистская этика. Она призывает человека благополучно устроиться при неблагополучии других людей и мира. Однако райское блаженство невозможно для одних добрых, потребовавших для себя привилегированного положения. Бердяев призывает создавать новую, эсхатологическую этику: учение о добре превратить в профетическое учение о сверхдобре. Ницше, перенесший наше посюстороннее понимание зла по ту сторону добра и зла, не смог прорваться туда. Бердяев считает важным преодолеть исторически сложившееся понимание Апокалипсиса как ожидания конца света и Страшного суда. Ибо возможно понимание Апокалипсиса как призыва к творческой активности человека, к героическому усилию и подвигу. Конец будет тем или иным в зависимости от действий человека. Исходя из этого, Бердяев завершает свое исследование призывом: "...поступай так, как будто бы ты слышишь Божий зов и призван в свободном и творческом акте соучаствовать в Божьем деле, раскрывай в себе чистую и оригинальную совесть, дисциплинируй свою личность, борись со злом в себе и вокруг себя, но не для того, чтобы оттеснять злых и зло в ад и создавать адское царство, а для того, чтобы реально победить зло и способствовать просветлению и творческому преображению злых" (О назначении человека. С. 252).
Источник: Русская философия: словарь