МИЛЮКОВ Павел Николаевич
Опубликование в 1896—1902 его главного труда «Очерки по истории русской культуры» (т. 1—3; последнее издание: М., 1993—95) стало заметным событием в научной жизни России. Милюков ориентировался на ряд философско-методологических принципов: акцентирование понятий закономерности и эволюции, анализ соотношения общих и особенных черт в историческом процессе, критика психологического и экономического монизма с позиций социологической теории факторов, широкое использование понятия национального организма, целостный подход к анализу исторического процесса, стремление композиционно и на уровне причинноследственных связей объединить эволюцию различных сфер общественной жизни. В эмиграции подготовил второе издание «Очерков», которые благодаря богатству используемого материала и многоплановости методологического подхода до сих пор сохраняют научное значение. Соч.: Воспоминания, т. 1—2. М., 1991. Лит.: Думова Н. Г. Либерал в России: трагедия несовместимости. Исторический портрет П. Н. Милюкова. М., 1993.
С. Я. Бажов
Источник: Новая философская энциклопедия
Милюков поддержал Сталина против Троцкого в 1920-е годы, в 30-е годы он видел в Сталине "государственного человека" и приветствовал промышленное развитие СССР и соглашение с Гитлером в 1939 году.
А. А.Грицанов
Источник: Новейший философский словарь
Источник: Философский энциклопедический словарь
Источник: Русская философия: словарь
(27 янв. 1859 – 31 марта 1943) – рус. бурж. историк и социолог, публицист и политич. деятель. Окончил историко-филологич. фак-т Моск. ун-та (1886); с 1886 – приват-доцент ун-та, с 1892 – магистр. Один из организаторов (окт. 1905) партии кадетов, позже – пред. ЦК этой партии и редактор ее газ. "Речь". Депутат 3-й (1907) и 4-й (1912) Государственных дум. В марте – апреле 1917 – министр иностранных дел в первом составе Врем. пр-ва. После Окт. революции 1917 – белоэмигрант, активный деятель антисов. фронта. Находясь в эмиграции, признал, что "белое движение" потерпело крах, говорил даже о принятии революции в ее "исторически законной и положительной части"; тем не менее по-прежнему считал своей осн. задачей борьбу против социализма и Сов. власти ("Три платформы республиканско-демократич. объединений", Париж, 1925, и др.). Ленин характеризовал М.-политика как "умного вождя буржуазии и помещиков" (Соч., т. 32, с. 337), как "...приказчика англофранцузского империалистского капитала..." (там же, т. 35, с. 249) и неоднократно подчеркивал "иезуитизм" его политич. тактики (см., напр., там же, т. 13, с. 97). Общетеоретич. воззрения М. близки к позитивизму. Историч. процесс, по М., строго закономерен, что придает различным обществам характер сходства (с этих позиций М. выступал против поздних славянофилов). В то же время историч. явления разнообразятся особенностями географич. среды, в к-рой они протекают, а также связями, устанавливаемыми данным народом с др. народами. Хотя личность и вносит в историю элемент случайности, ее деятельность не может выйти за рамки историч. закономерности. Здесь М. выступал против субъективной социологии народников, упрекая их в дуализме. Одновременно он резко критиковал и историч. материализм (по его терминологии – "экономич. материализм"), к-рый, по его утверждениям, неправомерно сводит духовную культуру и объяснение закономерного характера социальных явлений к экономич. фактору. "...На самом деле, – писал М., – явления человеческой экономики происходят в той же психической среде, как и все другие явления общественности" ("Очерки по истории рус. культуры", ч. 2, СПБ, 1902, с. 3). Монизм социологич. исследования, по М., состоит не в свед?нии духовного к материальному, и наоборот, а в признании историч. закономерности; последняя же "...должна быть сведена к закономерности явлений соседних областей, – и прежде всего к закономерности психологической..." (там же, ч. 1, СПБ, 1900, с. 10). В свою очередь, психология опирается на физич., химич. или физиологич. законы. Задача историка – следить за имманентным развитием каждой из многообразных сторон социального целого, а также за взаимодействием этих сторон, не пытаясь установить примат к.-л. из них. Опираясь на эту позитивистско-идеалистич. теорию, М. соответствующим образом истолковывал различные конкретные социальные явления. Так, для него гл. факторами русской, как и всякой др. духовной культуры, оказываются церковь и школа; сущность национальности, как явления чисто социологического, определяется М. через религ. идею и психич. взаимодействие индивидов; своеобразие этого взаимодействия обнаруживается в языке; войны, согласно М., вызываются не материальными причинами, а инстинктами и чувствами (тщеславие, соперничество, воля к власти и т.п.). Подобное объяснение М. давал мн. сторонам обществ. жизни, и это вполне согласуется с его осн. социологич. идеей о том, что "все социальные явления происходят в психической среде" (там же, ч. 3, СПБ, 1903, с. 1). Как историк рус. обществ. мысли (анализ историч. идей Татищева, Ломоносова, Щербатова, Карамзина и др.; работы о Герцене, Белинском, славянофилах и т.д.), М.. также не выходил за рамки позитивизма и идеализма. Рассмотрение тех или иных теорий, мировоззрений сводится им или к имманентной истории идей, или к установлению их зависимости от социально-психической среды как фактора идеального. Так, М. считал, что в особенностях "личной истории" Белинского, в его сердечных увлечениях и психич. складе "...надо искать ключа к правильному объяснению развития его теоретических взглядов" ("Из истории рус. интеллигенции", СПБ, 1902, с. 82, см. также с. 105, и др.); разложение старого славянофильства М. объяснял лишь внутр. противоречием между идеями национализма и мессианизма в рамках славянофильской теории; различие общеисторич. взглядов у историков обусловлено, по М., исключительно различием их общефилос. идей, и т.п. Соч.: Историософия г. Кареева, [рец. ], "Рус. мысль", 1887, No 11; Гос. хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого, СПБ, 1892; Очерки по истории рус. культуры, ч. 1–3, СПБ, 1903–1909; Год борьбы, СПБ, 1907; Интеллигенция и историч. традиция, в сб.: Интеллигенция в России, СПБ, 1910; Гл. течения рус. историч. мысли, 3 изд., СПБ, 1913; История второй рус. революции, т. 1, вып. 1–3, София, 1921–24; Нац. вопрос, Берлин, 1925; Россия на переломе. Большевистский период рус. революции, т. 1–2, Paris, 1927; Республика или монархия, Париж, 1929; Воспоминания (1859–1917), т. 1– 2, Нью-Йорк, 1955. Лит.: Покровский M. H., Историч. борьба и борьба классов, вып. 1–2, М.–Л., 1933; Рубинштейн Н. Л., Рус. историография, [М. ], 1941, гл. 29; Историография истории СССР..., М., 1961, с. 410–17; Тарасий И., М. и ученое шарлатанство, Почаев, 1907 (критика М. с позиций теологии); Вернадский Г. В., П. Н. Милюков, П., 1917 (апологетич. брошюра); Сб. статей, посвященных П. Н. Милюкову (1859–1929), Прага, 1929; П. Н. Милюков. Сб. материалов по чествованию его семидесятилетия, Париж, 1930 (Белоэмигрантский сб.) (библ. до 1929). А. Поляков. Москва.
Источник: Философская Энциклопедия. В 5-х т.
(1859-1943) историк, культуролог, крупный полит. деятель. После окончания Моск. ун-та был приглашен преподавать в нем на кафедре истории. В 1895 был уволен по полит. мотивам (за пропаганду либерализма) из ун-та и сослан в Рязань. Один из основателей кадетской партии (1905). После Февр. революции — министр иностр. дел Временного правительства. Во время гражд. войны эмигрировал из России во Францию, где продолжал заниматься полит., научной и публицистич. деятельностью. Осн. культурологич. работа М. — “Очерки по истории рус. культуры”. Культурологич. концепция М. сложилась под влиянием идеи Конта (распространение феноменов закономерности и развития из области естеств. наук в сферу гуманитарного знания), Спенсера (учение о социальном организме), Н. Данилевского (признание естеств. единицей научного наблюдения нац. организма), народников (идея своеобразия рус. культуры), рус. марксистов (учение о схожести эволюционного развития Европы и России) и евразийцев (теория месторазвития) (см. Евразийство). В основании милюковской концепции происхождения и развития культуры лежит отрицание позитивистской идеи всемирной истории и ее частного случая — европоцентризма. Идее всемирной истории и культуры М. противопоставляет теорию культурного полицентризма. Ее суть в том, что в мире издревле существовала масса культур, находящихся в той или иной степени родства и связи между собой. В разл. время отдельные культуры первенствовали среди других, но эти периоды всегда были конечными. Например, в период мезолита на громадных пространствах Евразии от Франции до Якутии существовала “одинаковая позднеориньякская культура”, к-рая заложила основы значит. части неолитич. культур Европы и Азии. При этом М. отмечает, что в то время как европ. культуры утратили в процессе развития почти все элементы позднеориньякской культуры, они во многом сохранились, вплоть до наст. времени, у прямой наследницы евразийского позднего ориньяка — культуры совр. эскимосов. Из этого М. заключает, что сравнивать между собой культуры отд. об-в можно лишь на сопоставимых стадиях развития. Делая подобное утверждение, он опирается на восходящее к Вико мнение, что каждая развитая культура проходит по крайней мере три фазиса развития — эпоху древности, среднего и Нового времени. Из этого М. делает вполне позитивистский вывод, что, несмотря на внешнее разнообразие, каждый социальный организм несет в себе генетич. черты общекультурного характера, к-рые связывают его с др. подобными организмами. Наиболее явно сходство культур разл. человеч. сооб-в проявляется в процессе эволюции, когда осуществляется закономерный переход от одной культурной формы к другой. Т.о., разделяя теорию Конта о трех стадиях развития культуры, М. вносит в него существ. поправку. С его т.зр., три стадии проходит в своем развитии не все человечество, а каждый отд. нац. организм. Что касается культурного своеобразия, то оно, по словам М., возникает в результате отличия в “месторазвитии”, т.е. разницы природных условий, в к-рых развивается та или иная культура. Напр., особое положение европ. месторазвития среди других месторазвитий остального мира объясняется уникальным сочетанием “метеорологич., петро-, фито-, зоо- и антропогеографич.” элементов климата этой территории. Месторазвитие рус. культуры М. определяет отчасти как европейское, отчасти как азиатское. Преобладает, с его т.зр., все-таки европ. влияние. Анализируя совокупность геогр., зоол., метеорологич. и иных признаков, М. заключает, что Россия — это “Европа, осложненная Азией”. Причем, согласно М., не Азия проникает в Европу, а наоборот, Европа проникает в Азию, и только на крайнем юго-востоке этногр. России распространяется совершенно другая культура. Т.о., рус. культура воспринимается М. как своеобр. форпост европ. культуры на Востоке. Однако, “осложненность Азией” привела рус. культуру к тому, что ее осн. социокультурные процессы резко контрастировали с западными. Согласно милюковской теории контраста рус. культура, об-во и гос-во строились сверху, а не снизу, как это было на Западе. Признавая вслед за славянофилами и народниками “глубокое своеобразие” рус. культуры, М. однако не считал его неизменным и неразложимым на элементы. Совокупность природных и истор. условий, обеспечивших это своеобразие, не рассматривалась им в качестве “залога особого совершенства рус. культуры”. В своей интерпретации евразийской теории месторазвития, М. утверждает, что для возникновения культуры необходимы два обязат. условия — наличие влаги и тепла в оптимальном соединении. Вот почему, с его т.зр., субтропич. пояса наиболее пригодны для становления культуры, а пояса умеренные — для продолжения ее развития. Территорией рус. месторазвития стали умеренные зоны сев. полушария. Но геогр. особенности месторазвития рус. культуры — необъятные равнины, мешающие культурному сосредоточению, а также соседство с кочевыми азиат. культурами, стали отрицат. факторами в ее развитии. С т.зр. М., рус. природа и история скорее тормозили развитие русской культуры. Подобно марксистам, М. полагал, что осн. линия эволюции рус. культуры схожа с эволюцией зап.-европ. культуры. Однако он разошелся с ними в отношении темпов и в оценке рез-тов развития рус. культуры. По его мнению, рус. марксизм подвергся сильнейшему воздействию народнич. идеалов. В частности, это проявилось в том, что грядущее торжество “хорового начала” и крестьянской общины марксисты заменили на торжество городского пролетариата. Господство марксистских идей в рус. культуре носит временный характер, поскольку не отвечает исконным основам рус. культуры, ориентированной преимущественно на православие. В этом смысле М. разделяет идею Конта, что всякая культура коренится в религии и ее роли в жизни данного народа. Поэтому в своих “Очерках” М. уделяет особое внимание православию как фактору, к-рый во многом предопределил развитие рус. культуры. Но в целом М. считает, что культура России развивается в сторону сближения с зап.-европ. культурой, т.к. их объединяет единство внутр. законов развития. Вместе с тем он видел и многие проблемы, мешающие быстрому сближению — особенность месторазвития и историко-культурные отличия. Из этого М. делал вывод, что в обозримом будущем “ни пересадить Европу в Россию, ни сделать рус. прошлое настоящим одинаково невозможно”. Соч.: Из истории рус. интеллигенции: Сб. ст. и этюдов. СПб., 1902; Нац. вопрос (происхождение национальностей и нац. вопроса в России). Прага, 1925; Очерки по истории рус. культуры. Т. 1-3. М., 1993-95. Лит.: П.Н. Милюков: (Сб. материалов по чествованию его семидесятилетия, 1859-1929). Париж, 1929; Вернадский Г.В. П.Н. Милюков и месторазвитие рус. народа // Новый журнал. Т. 77. Нью-Йорк, 1964. А. В. Шабага. Культурология ХХ век. Энциклопедия. М.1996