МЕТАЭТИКА

область исследований, объектом к-рых является нормативная этика. М. осуществляет логико-лингвистический анализ нормативно-этического, морального рассуждения на предмет его непротиворечивости, обоснованности, терминологической точности и т.д. Первой собственно метаэтической работой принято считать «Принципы этики» Дж.Э.Мура, хотя сам термин «М.» утвердился позднее, когда этика, подобно многим другим дисциплинам, попала в сферу интересов неопозитивистской «философии логического анализа». Строго говоря, М., подобно другим метатеориям, разработанным в русле методологии науки, должна была бы построить формализованную, аксиоматизированную модель своей предметной теории, т.е. этики. Однако первые же попытки такого рода показали, что этика не укладывается в общие науковедческие схемы, и не столько в силу неопределенности ее понятий, от к-рой логический анализ, по замыслу, как раз и должен был избавить ее, сколько вследствие неустранимой, органичной ценностной направленности, нормативности ее основных положений, что резко диссонировало с привычным образом науки как системы «фактологического», верифицируемого знания.
В результате этого в М. 30-50-х гг. 20 в. возобладал радикальный критицизм по отношению к этике, она была лишена статуса теоретической дисциплины; применение к ней термина «нормативная этика» призвано было подчеркнуть ее отличие от научной теории. Главное место в М. в указанный период занимала не позитивная разработка методологических оснований этики, а критический анализ реально применяемых в ней способов рассуждения и доказательства. Этот анализ позволил выявить ряд существенных логических ошибок в традиционных этических построениях. Однако подобная направленность исследований встречала сопротивление в самой М., многие представители к-рой полагали, что эта наука не должна сводиться к «формальному» анализу языка морали, прояснению ее понятий, фиксации логических изъянов и дискредитации существующих этических концепций; главная ее задача — помочь этике в решении ее «содержательных», ценностных проблем. Иными словами, М. следует отказаться от прежней своей ценностной нейтральности и принять непосредственное участие в защите (или опровержении) тех или иных нормативных концепций. Эта программа, кажущаяся весьма убедительной для гуманитарного сознания, постепенно приобретала все новых сторонников и стала господствующей в англо-амер. моральной философии. Те методологические проблемы, к-рые были поставлены ранее, остались нерешенными и неснятыми, они лишь ушли в тень. Предпринятые за последние десятилетия 20 в. многочисленные попытки устранить дихотомию «фактов» и «ценностей», доказать правомерность логического перехода от когнитивных суждений к нормативным не привели к сколько-нибудь заметным позитивным результатам, и исследователи постепенно теряли интерес к этой проблеме, молчаливо игнорируя критические доводы своих предшественников и фактически согласившись с неизбежностью и допустимостью логических ошибок в нормативной этике. Большинство тех, кто работает в М., одновременно числят себя и нормативными этиками, от представителей моралистической традиции их отличает лишь большая аналитичность, терминологический педантизм, уклонение от прямолинейных ценностных деклараций; моральные выводы в их трудах либо прячутся в теоретическом контексте, либо формулируются в виде всеобщих принципов, универсальных императивов нравственности (Р.Хэар, Дж.Ролз, Р.Б.Брандт, А.Гевирт и др.).
В современных метаэтических исследованиях логический анализ языка морали дополняется (и частично вытесняется) другими подходами, заимствованными из тех философских и частных дисциплин, для к-рых мораль является одним из объектов исследования. Так, при выяснении специфики моральных оценок и предписаний предпринимаются экскурсы в общую теорию ценностей; для изучения структур и механизмов морального сознания привлекаются методы и концепции, выработанные в общей и социальной психологии, социологии, биологии. Чисто метаэтические (в изначальном смысле слова) работы ныне являют собою скорее исключение, чем правило. Прежний «антиметафизический» пуризм уступает место терпимому отношению к методологическому разнообразию, использованию эпистемологических и онтологических концепций классической философии. М. постоянно расширяет свое предметное поле, трансформируясь в некоторую комплексную дисциплину, исследующую ценностные, познавательные, логические, языковые, психологические и, в некоторой степени, социальные измерения морали как духовного феномена. Впрочем, этот процесс пока еще не привел к конституированию такого рода дисциплины, узаконенной научным сообществом. Несмотря на то что проблема когнитивного стагуса моральных суждений, по видимости, отошла на задний план, она фактически остается главной для М., ибо то или иное ее решение — пусть даже неявное — определяет общий подход ко всем другим вопросам, обсуждаемым в этой области исследований: о специфике моральных ценностей, их объективности или субъективности, возможности их обоснования; о природе категоричности и всеобщности моральных императивов; о правилах морального рассуждения; о классификации нормативно-этических учений и метаэтических направлений и пр. Два альтернативных решения указанной проблемы — когнитивистское и антикогнитивистское — представляют собой частное проявление соответствующих философских, методологических позиций, сложившихся задолго до появления М. Когнитивизм как общий философский принцип исходит из того, что все вербально выражаемые духовные явления, включая цели, интересы, эстетические и моральные оценки, нормы и пр., суть познавательные (когнитивные) феномены, к-рые могут быть интерпретированы через призму той или иной эпистемологической концепции. Моральное учение, с этой т.з., может быть эмпирическим или теоретическим, априорным или апостериорным, истинным или ложным и т.п. Антикогнитивизм отстаивает особый, непознавательный статус ценностных положений, полную или частичную неприменимость к ним теоретико-познавательных представлений. Когнитивизм в качестве имплицитной, само собою разумеющейся методологической посылки господствовал на протяжении всей истории моральной философии, но в явном виде он был сформулирован лишь в 20 в. одновременно (и в связи) с осознанием возможности иного, антикогнитивистского истолкования моральных ценностей. Некоторые предпосылки антикогнитивизма содержались в сентименталистских теориях 17—18 вв., в утилитаризме И.Бентама и Дж.С.Милля, хотя эти концепции не составляли отчетливой альтернативы когнитивизму: они выступали скорее против метафизического, трансценденталистского истолкования морали, базирующегося на эпистемологии рационализма, чем вообще против эпистемической трактовки морали. Другой важный теоретический источник современного антикогнитивизма - т.н. Юма принцип: тезис о логической разнородности когнитивных суждений со связкой «есть» и императивных суждений со связкой «должен». Д.Юм впервые обратил внимание на то, что нормативные выводы в этических трудах, как правило, следуют из рассуждений о сущем, т.е. из когнитивных посылок, а поскольку такое выведение логически незаконно, следует признать, что этические учения на самом деле не содержат в себе обоснования прокламируемых нравственных установок.
В М. 20 в. из этой юмовской идеи был сделан далеко идущий вывод о том, что вся великая моралистика прошлого, претендующая на философскую основательность и доказательность, заключает в себе, при всем разнообразии имеющихся концепций, одну и ту же фундаментальную ошибку, — причем ошибку не метафизическую, к-рую можно было бы оспорить, а логическую. Устранить эту ошибку невозможно без разрушения построенных на ней концептуальных систем. Стремясь нейтрализовать столь радикальные следствия, проистекающие из «Юма принципа», многие сторонники когнитивизма пытались найти или сформулировать особые законы морального рассуждения, отличные от правил и норм «обычной» логики, на к-рой основан указанный принцип.
В силу особенностей метаэтического подхода, основанного на представлениях и методах аналитической философии, когнитивизм и антикогнитивизм чаше всего выступают в форме соответственно дескриптивизма (descriptivism) и антидескриптивизма (попdescriptivism) — концепций, дающих разную интерпретацию языка морали, нормативно-этических терминов и высказываний. Дескриптивизм выражается в т.з., согласно к-рой моральные слова не специфичны по сравнению с «обычными» описательными словами: и те и другие несут в себе определенное значение, к-рое не может меняться в зависимости от того, кто и в каких обстоятельствах употребляет их. Так, слово «красный» имеет стабильное, инвариантное значение, и если люди в каком-то случае расходятся по поводу того, является ли некоторый предмет красным, то это связано с получением ими неодинаковой информации о предмете или со словесной путаницей, т.е. с причинами, к-рые в принципе устранимы, а не с тем, что разные люди употребляют это слово в разных значениях. Подобным же образом и значение слова «(морально) добрый» не зависит от условий его применения: если имеются разногласия в приложении этого слова к одному и тому же явлению, то это связано не с наличием разных значений данного термина, а лишь с познавательными недоразумениями, к-рых можно было бы избежать. Заявляя о «постоянстве значения» моральных терминов, дескриптивисты фактически имеют в виду объективность соответствующих моральных понятий и суждений, выражающих оценки и предписания. Иначе говоря, за этой логико-аналитической концепцией скрываются определенные «метафизические» (онтологические и эпистемологические) посылки: вопервых, общая когнитивистская идея о том, что сознание в целом (включая моральные ценности) есть знание, поверяемое на истинность и ложность; вовторых, философская теория, обычно именуемая в западной традиции реализмом (хотя данный термин часто используется и в других значениях). Эта теория исходит из наличия лежащей вне сознания объективной реальности, что в сочетании с этическим когнитивизмом означает допущение внесубъектной моральной реальности, к-рая познается человеком и тем самым становится его индивидуальным достоянием, критерием правильности оценок и мотивов поведения.
В широких рамках реализма существует ряд специализированных эпистемологических концепций, различающихся своим пониманием реальности (включая и моральную реальность) и способа ее постижения.
В М. к числу этих когнитивистско-реалистических концепций принято относить натурализм и интуиционизм. При этом не всегда учитывается то обстоятельство, что эти (и любые другие) эпистемологические подходы сами по себе не являются когнитивистскими, они становятся таковыми только в случае признания тезиса о познавательной природе морали. Без этого те же самые концепции могут быть антикогнитивистскими или вообще нейтральными к данной проблематике (как это большей частью и имеет место). Что касается натурализма вообще, то в онтологическом плане суть его заключается в отрицании каких бы то ни было «не-естсственных» (non-natural) сущностей или свойств; в качестве же эпистемологического подхода натурализм означает ориентацию на эмпирические методы познания и доказательства. Применительно к истолкованию морали натурализм в своем когнитивистском варианте (Р.Войд, Н.Стеджен, Г.Саибр-Маккорд) есть теория, признающая объективность и «естественность» моральных свойств, к-рые выступают в познании как «моральные факты», так что истинность моральных суждений, описывающих эти «факты», может быть доказана эмпирически. Безуспешные попытки представить наглядные, непосредственные доказательства такого рода заставили современных сторонников натурализма искать обходные пути к этой цели. Согласно «теории подтверждения» («confirmation theory») Стеджена, какую-либо моральную концепцию следует считать доказанной, если она является частью некоторого общего миропонимания, имеющего эмпирическое обоснование. Традиционный же этический натурализм (Гедонизм; Эвдемонизм; ранний Утилитаризм), весьма далекий по существу от всяких теоретико-познавательных проблем, тем не менее обычно истолковывается метаэтиками (начиная с Мура) как эмпирическая концепция, ищущая аналоги моральных понятий (добра, долга и пр.) в «естественных» человеческих стремлениях к удовольствию, счастью, выгоде и пр. Интуиционизм (Мур, У.Д.Росс, К.Д.Брод) является основным антинатуралистическим направлением в рамках метаэтического когнитивизма.
С т.з. интуиционистов, фундаментальные моральные качества (добро как таковое и др.) существуют объективно; эти качества «не-естественны», они не даны в опыте и постигаются путем непосредственного интеллектуального усмотрения, т.е. интуитивно. Так, согласно Муру, моральное добро есть определенное метафизическое простое, неразложимое свойство, нередуцируемос ни к какому естественному свойству, недоступное для анализа и определения через что-либо другое, не являющееся моральным добром. Антидескриптивизм в М. - это позиция, согласно к-рой специфически моральные слова (морально) доброе, правильное, должное, — сохраняя свой инвариантный, общезначимый смысл, могут тем не менее употребляться по-разному в отношении одних и тех же вещей; т.е., напр., два человека могут дать противоположные моральные оценки некоторому явлению, будучи одинаково информированными о нем и одинаково понимая смысл оценочных слов. Речь идет, стало быть, о том, что моральные термины и суждения не являются (или являются не полностью) дескриптивными, их нельзя интерпретировать как знания о «моральных фактах». Антидескриптивизм не базируется ни на какой эпистемологической концепции, к-рая противостояла бы реализму и отрицала объективность истины в пользу истинностного плюрализма, признания множественности моральных истин. Основная методологическая посылка антидескриптивизма (и в целом антикогнитивизма) — это трактовка моральных ценностей вообще как некогнитивных феноменов, не поддающихся эпистемологической редукции и не поверяемых на истинность. Предполагаемая такой трактовкой «субъективность» моральных принципов и норм выражается в наличии сущностной, необходимой связи их с некоторыми реалиями индивидуальной психики (эмоциями, аффектами, побуждениями и пр.), не имеющими каких бы то ни было объективных (естественных или не-естественных) аналогов или прототипов во внешнем мире. Подобная субъективность совместима как с допущением свободной воли, волюнтаристского произвола в выборе ценностей, так и с признанием объективной (природной, социальной или «сверхъестественной») детерминированности морали, универсальности, общезначимости ее принципов (пусть даже и пребывающих исключительно в сознании индивида). Все эти концептуальные варианты представлены в современной метаэтической лит-ре. Главные антикогнитивистские течения в М. — эмотивизм и прескриптивизм. Эмотивизм продолжает традицию психологического истолкования морали, сочетая психологизм с методологическими принципами аналитической философии. Главной функцией ценностных (оценочных и нормативных) высказываний, полагают эмотивисты, является «выражение» эмоций и позиций (attitudes) говорящего и «заражение» ими других людей. Такие высказывания принципиально отличаются от фактуальных, к-рые выполняют репрезентативную функцию, несут информацию о мире, - причем о мире не только «внешнем», но и «внутреннем», т.е. об эмоциях, мотивах и пр. ментальных состояниях субъекта. «Я одобряю (или: люди вообще одобряют) такие-то поступки»; «Чувство долга побуждает людей действовать так-то» — эти суждения столь же фактуальны и неэмотивны, как и, скажем, описания физических явлений, их не следует смешивать, во избежание дескриптивистской ошибки, с экспрессивными высказываниями типа «Данный поступок хорош», «Должно поступать так-то» и т.п. Факту альные и ценностные утверждения логически несоизмеримы, поэтому оценки и нормы не подлежат обоснованию, или «оправданию» (justification), посредством ссылки на какие-либо «факты». Указанные идеи, высказанные со всей категоричностью «радикальным эмотивизмом» (А.Дж.Айер), были дополнены впоследствии целым рядом оговорок, снимавших наиболее одиозные утверждения и выводы этой теории. «Умеренный эмотивизм» (Ч.Л.Стивенсон) признавал наличие определенных когнитивных элементов в моральных (нормативноэтических) высказываниях и рассуждениях. Причина этических разногласий, с этой т.з., заключается не столько в наличии у оппонентов разных психологических установок, сколько в разной их информированности о ситуации и предмете оценки, в разном понимании человеческих отношений, мироустройства и пр. Поэтому моралистические рассуждения и споры не бессмысленны, как утверждал радикальный эмотивизм, они могут привести к сближению и даже совпадению этических позиций. Впрочем, если расхождение касается фундаментальных принципов морали, то даже самое полное знание о предметах и ситуациях не сможет его устранить. Ценностные принципы - с этим согласны все эмотивисты — не поддаются ни эмпирической верификации, ни рациональному доказательству. Лингвоцентристская ориентация М. проявляется в том, что психология и социология морали заменяются анализом морального языка в его семантических и синтаксических, экспрессивных и социально-коммуникативных аспектах. Эмотивность морали, в частности, рассматривается не как специфическое состояние психики, к-рое может проявиться в самых разных (в т.ч. невербальных) формах межличностной коммуникации, а только как свойство определенных моральных слов и высказываний. Критики эмотивизма справедливо указывают на односторонность, а в ряде случаев — ошибочность такого подхода; отмечают, напр., что моральные слова в некоторых языковых выражениях (в вопросе типа: «Должны ли мы поступать так-то?» и пр.) не имеют эмотивного значения и, следовательно, психическая экспрессия вовсе не является их обязательной функцией. Однако этот и др. доводы, указывающие на изъяны эмотивизма, не опровергают самой идеи о том, что экспрессивность образует необходимый элемент моральных оценок и предписаний, понимаемых как социально-психологические, а не лингвистические феномены.
В метаэтических работах последнего времени рассматриваются психологические структуры и механизмы морального (и вообще ценностного) сознания: эмоции, переживания, аффективные и конативные состояния, аттитюды, интенциональность и пр. При этом некоторые авторы, подобно своим предшественникамэмотивистам, считают наличие подобных ментальных состояний верным признаком некогнитивности моральных норм и оценок, тогда как другие исследователи, напротив, истолковывают сами эмоции и родственные им психические реалии, а следовательно, и моральные ценности, в духе когнитивизма. Прескриптивизм разделяет с эмотивизмом идею о принципиальном различии ценности и факта. Наиболее видный представитель этого направления, Хэар, утверждал, что язык морали прескриптивен, и хотя моральные термины содержат в себе некоторую информацию, т.е. обладают и дескриптивным значением, оно всегда подчинено главному — прескриптивному (рекомендательному, предписывающему) значению; поэтому к моральным высказываниям неприменим критерий истинности и ложности. Вместе с тем Хэар резко критиковал эмотивистов за психологизм и иррационализм в истолковании морали, отвергая главный эмотивистский тезис о том, что в ценностных положениях выражаются чувственные установки субъекта. Согласно Хэару, моральные высказывания и рассуждения рациональны, ибо, во-первых, они подчиняются определенным логическим правилам (в частности, закону недопущения противоречия), и, вовторых, универсальность и побудительная сила моральных прескрипций проистекают из разума. Разум выполняет функцию морального руководителя, он обеспечивает правильный выбор поступка в той или иной ситуации, опираясь на собственные предпосылки. Однако вопрос о том, каковы эти предпосылки и почему они обладают общезначимостью, остался без ответа. Этот наиболее уязвимый пункт прескриптивистской концепции является основным объектом критики со стороны других метаэтиков (Ф.Фут). К антидескриптивистскому направлению можно отнести также большинство натуралистических течений в моральной философии. Если исключить упомянутую выше дескрипти висте кую версию натурализма, постулирующую когнитивность ценностных суждений и возможность их эмпирического обоснования, то в целом этот подход применительно к морали заключается в исследовании ее «естественных» источников и механизмов, в особой — психо-биологической — интерпретации моральных ценностей; вопрос о когнитивной или некогнитивной природе моральных терминов и высказываний при этом обычно не затрагивается, об антикогнитивистской же направленности такого подхода свидетельствует свойственный ему психологизм, плохо совместимый с когнитивизмом. Фундаментальные ошибки этического натурализма (игнорирование социальных детерминантов, редукция моральных мотивов и чувств к внеморальным побуждениям — эгоистическому интересу, стремлению к удовольствию и пр.) являются по существу мировоззренческими, а не логическими или терминологическими, как это представляется критикующим его аналитикам. Сама же квалификация натурализма как одной из метаэтических теорий оправдана в той мере, в какой современная М. ассимилирует разнообразные подходы, преодолевая прежние методологические ограничения, к-рые были наложены на эту область исследования философией логического анализа. Л и т.: Дробницкий О.Г. Понятие морали [3, § 3]. М.: Наука, 1974; Мур Дж.Э. Принципы этики. М.: Прогресс, 1984; Brandt R.B. Ethical Theory: The Problems of Normative and Critical Ethics. New York, 1959; Deign J. Cognitivism in the Theory of Emotions// Ethics. 1994. V. 104. № 4; Hare R.M. Sorting out Ethics. Oxford: Clarendon Press, 1997; Sayre-McCord G. The Metaethical Problem// Ethics. 1997. V. 108. № 1; Stevenson Ch.L. Ethics and Language. New Haven: Iale U.P., 1944; Wamock M. Ethics since 1900. Oxford; New York: Oxford UP, 1990. Л.В.Максимов