МЭН ДЕ БИРАН

(Marie-Francois-Pierre Gonthier de Biran, dit Maine de Biran, 1766 - 1824 гг.) - после Декарта и Мальбранша единственный значительный метафизик во Франции; независимо от немецкой философии, почти вовсе ему неизвестной, выработал взгляды весьма близкие к учению Фихте о я и Шопенгауэра - о воле. Служа в королевской гвардии, он был ранен в октябрьские дни 1789 г. и удалился в свое имение, где пережил эпоху террора; был членом совета 500, при Наполеоне - подпрефектом в Бержераке, при Людовике XVIII - членом палаты депутатов и государственного совета. Перед смертью он сам составил себе эпитафию: "Мой мозг сделался для меня убежищем где я испытал удовольствия, заставившие меня забыть о моих привязанностях" (он рано потерял жену). При жизни Мэн-де-Бирана вышло только несколько его мемуаров; из них особенно замечательны: "Mйmoire sur l&influence de l&habitude" (1802 г.) и "Mйmoire sur la dйcomposition de la facultй de penser" (1805 г.). Собрание сочинений Мэн-де-Бирана издано Кузеном (Париж, 1841 г.), а затем не вошедшие в это издание "Oeuvres inйdites" были собраны Эрнестом Навилем (Париж, 1859 г.). Мэн-де-Биран был мыслитель одинокий, самоучка, не подчинялся никакой школе, не знал ни одного иностранного языка и мало читал; свои идеи он черпал из самонаблюдения и самоуглубления. Хотя обыкновенно, и не без основания, различают три периода в его философии, но этим не нарушается единство учения, развивавшегося последовательно из одной основной мысли. В первых своих сочинениях Мэн-де-Биран исходит из критики Кондильякова сенсуализма и примыкающей к нему "идеологии" (единственные системы, которые он основательно изучил) и тут уже высказывает свой положительный принцип. Его критика совершенно самостоятельна: против крайней формы эмпиризма он не прибегает к противоположным односторонностям философского рационализма и спиритуализма и не ищет своих оснований ни в старом учении о врожденных идеях, ни в новейшем - об априорных формах и понятиях. Единственный источник для познания философской истины есть опыт, и именно опыт внутренний, поскольку в нем даны явления душевной жизни в их собственной действительности, без отношения к их предполагаемым внешним предметам и причинам. Во внутреннем опыте мы находим явления, отличительный характер которых состоит именно в том, что они никаким образом не могут быть сведены к ощущениям так называемых внешних чувств, как этого требует сенсуализм. Таковы, в особенности, внимание, припоминание и акты воли. Внимание невозможно объяснять (как делал Кондильяк) силой и яркостью ощущения. Когда мы прислушиваемся или всматриваемся, наше душевное действие связано никак не с более сильными и яркими, а, как раз наоборот, с более слабыми и смутными или даже еще не существующими ощущениями; здесь внимание умственно предваряет самое возникновение действительных ощущений. Точно также припоминание не может быть сведено к восприятию более прочных или почему-нибудь лучше сохранившихся в мозгу следов прошедших ощущений, так как оно именно и отличается от пассивной памяти тем, что намеренно вызывает следы менее прочные и в данный момент потерянные. Наконец, акт воли состоит или в выборе между данными желаниями, или в подавлении их всех; ни в том, ни в другом случае он сам не может быть сведен к желанию (как ощущения приятного, по Кондильяку); он не может быть объяснен и как преобладающее желание, потому что его сила особенно проявляется в подавлении именно преобладающих желаний. Общий признак этих основных душевных явлений, несомненно данных в нашем внутреннем опыте, состоит в их активности; с впечатлениями, идущими извне (к субъекту), здесь соединяется усилие (effort), идущее изнутри (от самого субъекта). В этом усилии, идущем от него, и только от него, наше я познает самого себя, сохраняя в нем свое тожество при всем многообразии своих состояний. Я, как тожественный центр всех душевных явлений, представляет категорию единства, не как пустую априорную форму, а как реальный факт, данный в опыте; как усилие, производящее изнутри известные движения, я познает себя как настоящую причину, и, таким образом, здесь дана категория причинности, тоже как положительный факт. Такие идеи, всецело заключающиеся в непосредственных данных внутреннего опыта, не следует смешивать с отвлеченными общими понятиями, видовыми и родовыми, которые, по взгляду Мэн-де-Бирана, не представляют сами по себе никакой действительности, а происходят лишь из сравнения предметов по их внешним сходствам. В факте усилия уже заключается и факт сопротивления (resistance): это два соотносительные и неразделимые термины одной и той же действительности, и наше я, находя себя самого в своем усилии, тем самым находит неизбежно и свою границу или свое другое в чувстве сопротивления, без которого и усилие было бы невозможно. Наше я открывается во внутреннем опыте как усилие, испытывающее сопротивление. В усилии основа нашего собственного психического существа, в сопротивлении - основа существа физического. Вся наша телесность есть сложная система сопротивлений, испытанных и испытываемых нашим я. Так как усилие не бывает без сопротивления, то наше я немыслимо в качестве "чистого духа" школьной метафизики. Отожествляя усилие с волей, Мэн-де-Биран сводит всю душевную жизнь к волевому началу, не признавая самостоятельного значения за интеллектуальной стороной. В своем "Essai sur les fondements de la psychologie" Мэн-де-Биран различает четыре области нашей жизни: область бессознательных процессов, в которой наше я прямо и непосредственно не действует; область непроизвольных ощущений, в которых пассивный элемент преобладает над деятельностью я; область явлений, управляемых вниманием, где преобладание переходит к активному началу; область самосознания, где деятельное я внутренне отрешается от всякого внешнего содержания и обращается на самого себя, почему Мэн-де-Биран называет эту область systиme rйflйxif (три первые называются им systиme affectif, systиme sensitifn systиme perceptif ou d&attention). В своем последнем, необработанном и неоконченном сочинении ("Nouveaux essais d&anthropologie") Мэн-де-Биран эти четыре системы сводить к двум: жизнь животная (animale) и жизнь собственно человеческая и присоединяет к ним третью - жизнь духа. Наше я, как усилие или воля, преодолевая низшую природу, не находит и в себе самом окончательного удовлетворения и стремится к абсолютной реальности или к божеству, которое открывается в вере и в особых явлениях внутреннего опыта, засвидетельствованных избранными людьми всех времен. Впрочем признание Божества или "абсолютного субъекта" имеет в философии Мэн-де-Бирана и некоторое рассудочное основание: так как понятие причины совпадает с понятием я или воли, а фактически несомненно, что человеческое я не есть причина всего существующего, то необходимо принять как такой причину другое, универсальное я. Но, оставаясь верным общему характеру своего воззрения, Мэн-де-Биран и в отношении к "жизни духа" основывался главным образом на данных внутреннего религиозного опыта. Все недостатки в учении Мэн-де-Бирана коренятся в двух, связанных между собой ошибках: в отожествлении воли с усилием и в замене целого понятия причинности одной его частью - понятием причины действующей, непосредственно производящей или ближайшей. Воля, вообще, есть внутреннее действие в его целости, направленное к известной цели, что вовсе не совпадает с частичными усилиями, посредством которых эта цель достигается; воля по преимуществу, или в высшем своем выражении, есть именно та, которая достигает своей цели без всяких собственных усилий. Не говоря уже о воле Божьей, Мэн-де-Бирану, как легитимисту, следовало бы вспомнить, что и воля королей старого режима проявлялась без усилия с их стороны и не предполагала сопротивления. Признак, который может отсутствовать, не есть признак существенный, а отожествлять что-нибудь с его несущественным признаком противно логике. Это сведение воли к усилию и причины вообще к причине непосредственно действующей чрезвычайно сузило умственный кругозор Мэн-де-Бирана и сообщило его философии крайне односторонний характер. Тем не менее, ему принадлежит та заслуга, что он выдвинул против школы Кондильяка значение внутреннего опыта и активную сторону душевных явлений и настаивал на духовно-телесном характере человеческого существа, против одностороннего картезианского спиритуализма.
Вл. С.