демонизация науки, поверхностное понимание ее статуса, а потому его искажение. В связи с осуждением науки, как правило, делается попытка подмены ее ненаучными теориями. Даже выдающиеся философы порой награждают науку самыми нелестными титулами, она, мол, предметна, некритична, инструментальна и вообще слепа относительно подлинно жизненных реалий. К. н. проводится, как правило, с романтических позиций, а потому чаще всего наукам противопоставляется искусство. Такой ход философской мысли продемонстрировали в ярком виде Х.-Г. Гадамер и Т. Адорно, М. Хайдеггер (см.) и К. Ясперс. Приведем краткую сводку критических выпадов против науки. Начнем с немцев.
По Хайдеггеру наука груба, она все рассекает, субъективна, поспешна. Он противопоставил ей фундаментальную онтологию. Герменевт Гадамер ругал науку за ее, как ему представлялось, жесткие методологические каноны, непонимание ситуативного, приверженности вместо диалектики вопросов и ответов к проблемному методу. Лидеры первого поколения представителей франкфуртской школы Т. Адорно и М. Хоркхаймер считали, что наука инструментальна, традиционна, не отвечает на запросы времени, делает акцент на общем, не понимает целого. В итоге они поставили выше науки искусство (Адорно) и религию (Хоркхаймер). Передадим слово французам.
Славу французской философии XX в. составила знаменитая троица: структурализм — постструктурализм — постмодернизм. Достаточно лояльно к науке относились только структуралисты (К. Леви-Стросс, Ж. Лакан). Они немало сделали для развития структурно-функционального метода. Что же касается постструктуралистов, к которым часто относят М. Фуко и Ж. Деррида, то они относились к концепту структуры, а он обычно не позволяет отойти от философии науки слишком далеко, достаточно критично. Деррида разработал концепцую деконструкции, в которой трудно обнаружить даже следы подлинных научных концептов, а если бы они были, то он бы их, несомненно, разрушил. Постмодернист Ж.-Ф. Лиотар решил, что, перейдя в состояние постмодерна, общество вообще отказалось от науки, заменив ее агонистикой языковых игр. Он явно не был должным образом знаком с успехами прагматических наук. Обратимся теперь к англоязычным авторам. Их визитная карточка — неопозитивизм, аналитическая философия и частично постпозитивизм. На первый взгляд кажется, что все эти направления относятся к науке как к своей родной сестре, но это не совсем так.
Неопозитивизм приветствовал логико-математические и физические науки, но он отрицал все общественные науки, в т.ч. этику и эстетику. Постпозитивисты также не достигли успехов в понимании статуса аксиологических наук. А П. Фейерабенд и Т. Кун (см.) вообще заслужили упрек в иррационализме за привнесение ими в науку моментов психологизма и социологизма. Необходимо также иметь в виду, что англоязычные философы, как правило, склоняются к эмпиризму и в результате недооценивают концептуальную сторону науки. В последние два десятилетия наука подвергается непрерывным атакам со стороны адептов не только религии, но и повседневного знания и даже мифологии. За антинаучной риторикой, как правило, скрывается очень простая линия аргументации. Исходят из несоизмеримости теорий. После этого делается вывод, что из-за несоизмеримости теорий наука не может иметь первенства над другими формами знания. После этого делается решающий шаг: утверждается, что ненаучные формы знания содержат больший жизненный потенциал, чем наука. А потому следует именно их предпочесть ей. Этой логике следует известный немецкий философ К. Хюбнер, который, якобы исходя из самых благих побуждений и вроде бы продолжая критическую линию И. Канта (см.), настаивает на критике научного разума [1].
Миф и наука, будучи своеобразными и несопоставимыми, являются теориями. Теории, полагает Хюбнер, не выводятся из опыта, а являются его предпосылками. «Отсюда следует, что мифическое есть такая же опытная система, как наука»; «эмпирическое и тем самым апостериорное разделение между мифом и наукой не может быть осуществлено, и сама такая попытка была бы абсурдной» [2. С. 257]. Недопустимо утверждать, что наука и миф объясняют по-разному одни и те же явления, например смену дня и ночи. В рамках двух и более системных теоретических ансамблей нет одинаковых явлений, т.е. абсолютных фактов. Нет как таковой смены дня и ночи, в пределах мифа она мифологична, а в границах науки — научна. Из положения о теоретической нагруженности фактов Хюбнер делает заключение, что нет каких-либо фактуальных оснований для сравнения теорий и соответствующего их ранжирования. Разные теории — разные факты. И точка. Сравнение невозможно. Такое убеждение не соответствует реальному положению дел в современной науке. Так, например, физики твердо убеждены, что И. Ньютон и А. Эйнштейн (см.), разшъш различные теории тяготения, имели дело с одним и тем же реальным явлением — тяготением. Это убеждение отнюдь не является заблуждением. И вот почему. Физик сопоставляет достоинства теорий и ранжирует их в соответствии с этими достоинствами. Итоговое его стремление направлено на количественные и, следовательно, на качественные результаты. Падение камня, движение любого спутника Земли, в т.ч. и Луны, можно рассчитать по формулам как механики Ньютона, так и общей теории относительности (см.) Эйнштейна. Результаты будут различными, но вполне совместимыми с объективными данными соответствующих измерений. Любой физик вполне убедительно объяснит, почему теоретические предсказания общей теории относительности более точны, чем предсказания, осуществленные на основе ньютоновской механики. Недостатки последней разъясняются с позиций общей теории относительности. Две теории включаются в один теоретический ряд и становится очевидным, что речь идет об одном и том же объекте, изучаемом с различных позиций. В любом теоретическом ряде всегда есть объективный инвариант, который как раз и репрезентирует, т.е. представляет, объект изучения. Хюбнер утверждает, что нет абсолютных, независимых от теорий, фактов, позволяющих сравнивать достоинства последних. Он не учитывает, что теоретическая на- груженность фактов не исключает непосредственный, причем теоретический, доступ к объектам изучения, в частности посредством выделения объективных инвариантов ряда сопоставляемых теорий.
Удлинняя ряд теорий, толкующих о явлении гравитации, включим в него также аристотелевские воззрения (падающие тела стремятся к своему естественному месту, и это стремление тем больше, чем они тяжелее) и мифологические воззрения древних индейцев (тела падают на поверхность Земли постольку, поскольку к духу тел взывает дух матери- Земли). И аристотелевские, и индейские представления вполне допустимо считать теориями, но это эрзац-теории. Современный физик не видит потребности ни в аристотелевских, ни в упомянутых индейских представлениях. Эти воззрения устарели, ибо не способны привести к рафинированным теоретико-эмпирическим результатам. Для пояснения ситуации введем концепт «расстояние между теориями». Даже без пространных рассуждений очевидно, что расстояние между общей теорией относительности и ньютоновской теорией тяготения значительно меньше, чем расстояние от последней до аристотелевских и тем более древнеиндейских представлений. В двух последних теориях полностью отсутствуют какие-либо формулы, рассуждения сводятся к грубым вербальным определениям типа: «тяжелые тела падают к Земле быстрее, чем легкие». Образно говоря, если для ньютонианцев 2 х 2 = 5, то для аристотелианцев 2x2= 1000. Разумеется, оценки расстояний, разделяющих теории, могут быть более и менее детальными. За недостатком места нам пришлось ограничиться весьма грубой оценкой, правомерность которой, думается, читателю достаточно очевидна. Суть обсуждаемой ситуации состоит в том, что в ряду теорий, имеющих один и тот же инвариантный предмет изучения, наличествуют определенные пороги, границы. Наличие зазоров между теориями позволяет вводить представления о науке, «енауке, иаронауке, оя/иинауке, лженауке и т.д. Сколько зазоров между теориями, столько приставок можно присоединить к корневому слову наука (см.).
Крайне важно понимать, что в силу их объектной инвариантности различные теории объединяются в групповые кластеры, структура которых может быть различной, в т.ч. линейной и древесной. Сторонники несоизмеримости теорий воздвигают между ними непреодолимые барьеры. Это мнимые барьеры, которые в реальной научной практике постоянно преодолеваются. Недопустимо также отождествление концептуально различных теорий, например науки и мифа. Все дело в том, что в теоретическом ряде существуют различные места: вершина, середина, хвост и т.д. Ни одна из теорий не охватывает собой весь научно-теоретический ряд. Общая теория относительности — это не ньютоновская теория тяготения, последняя не является мифической теорией индейцев и т.д. Ранжирование теорий по их месту в теоретическом ряде вполне возможно и действительно осуществляется исследователями. В этой связи становится очевидной ошибочность широко распространенного в современной философии положения о невозможности разграничения науки и ненауки. Смысловой центр этого положения заключается в отрицании разномасштабности знания и его роста. Однако такое отрицание противоречит вполне реальному процессу наращивания все новых звеньев теоретического ряда. Разумеется, дихотомическое деление этого ряда всего на два члена (а именно: на науку и ненауку) не способно учесть все его градации, и в этом смысле оно недостаточно. Важно другое — что прогресс знания действительно происходит. В этой связи при желании наиболее рафинированные звенья теоретического ряда можно назвать наукой, а все остальное — ненаукой. В нашем примере с теорией тяготения к науке относят общую теорию относительности и ньютонову концепцию тяготения. Если физику будет сообщено, что невозможно провести границу между научной и ненаучной теориями тяготения, то он будет несказанно удивлен. Действительно, только общая теория относительности и ньютоновская теория тяготения содержат дифференциальный закон движения гравитирующих тел. В аристотелевской и древнеиндейской концепциях тяготения он отсутствует. Ясно, что этот закон (впрочем, и не только он) как раз и определяет обсуждаемую демаркационную границу. В наши дни под наукой понимают верхние этажи теоретических рядов. При желании можно описать верхи этих рядов более детально и в этой связи дать подробную характеристику науке.
Суть дела заключена, разумеется, не в слове наука, а в содержании теоретического ряда. В теоретическом ряде-векторе каждая теория находится на своем месте, недопустимо менять их места без достаточных на то оснований. В вышеприведенных рассуждениях Хюбнера теоретический ряд-вектор разбивается на отдельные звенья, которые якобы несопоставимы. А затем исподволь вектор «наука — миф» подменяется вектором «миф - наука». Несостоятельность такой подмены, разумеется, быстро обнаруживается при анализе соответствующей аргументации. Не выдерживает критики также тезис любителей мифологии о том, что именно она обеспечивает союз человека с природой. Упомянутый союз обеспечивает и мифология, и теология, и наука. Вопрос в том, какой из перечисленных логосов обеспечивает союз человека с природой наиболее эффективным образом в современных, а не в античных или же средневековых условиях. Заблуждается тот, кто убежден, что век высоких технологий можно регулировать посредством не науки, а мифологии и теологии.
Итак, мы пришли к следующим выводам. 1. Динамика научного знания предполагает как различие, так и связность звеньев теоретического ряда. 2. Динамика научного знания не исключает его соотнесенности с объективными фактами. 3. Теоретическая нагруженность фактов не отменяет их понимания как объективного базиса знания. Все теории, синтезируемые в связный теоретический ряд, имеют дело с одними и теми же фактами. На это обстоятельство указывает наличие в теоретическом ряде объективных инвариантов. 4. Теоретический ряд представляет собой познавательный вектор. Лишь на первый взгляд взаимная интерпретируемость теорий является симметричным отношением. Ключом к пониманию менее развитой теории всегда является более развитая теория (принцип теоретической актуальности). Менее развитая теория по отношению к более развитой теории выступает в качестве эрзац-теории. 5. Теории не сливаются в бесформенный клубок, между ними наличествуют демаркационные зазоры. На наличие демаркационных границ указывает неодинаковый объем содержания различных теорий. 6. Наука — это наиболее рафинированное (совершенное) знание, представляемое группой теорий верхней части теоретического ряда-вектора. 7. Более развитая теория не содержит в себе концепты своих смысловых предшественниц. В науке нет мифов, если они появляются, то истребляются научной критикой. 8. Теоретический ряд свидетельствует о наличии роста (прогресса) научного знания. На этот рост указывает векторный характер теоретического ряда. 9. Убеждение, что в современных условиях именно мифы призваны обеспечить благотворный союз человека с природой, представляет собой рецидив патриархального мировосприятия, стремящегося убежать от современных трудностей в «золотой» век торжества ненаучной мифологии.
К. н. — это результат ее поверхностного понимания. В этой связи ученые оказываются перед нелегким социальным вызовом. Он требует от них не только упорных научных изысканий, но и активной просветительской деятельности. См. искусство и наука.