Критерий истины

от др.-греч. ????????? – мерило, средство суждения) – способ, с помощью к-рого устанавливается истинность знания и отличается истина от заблуждения. Решение вопроса о К. и. по существу зависит от трактовки проблемы истины. Впервые термин "К. и." был использован стоиками (Dox. Diels, 606). Стремясь совместить гераклитовское понимание истины как логоса – объективной космич. закономерности, и протагоровскую трактовку человека как меры всех вещей (см. Протагор), стоики оказались перед проблемой объективности знания. Поскольку они понимали человека по-протагоровски, поиски решения этой проблемы привели их к открытию такой познават. способности человека, к-рая, оставаясь субъективным качеством индивида, одновременно гарантировала бы объективность содержания знания. Обеими этими признаками они наделили т.н. каталептич. фантазию – представление, к-рое благодаря чистоте и силе выражения в нем объекта принуждает принять последний за истину, согласиться с ним. Отрицание возможности К. и. служило одним из аргументов в обосновании античного скептицизма (см. Секст-Эмпирик, Adv. Math., VII, 150 сл.). Рационализм нового времени выдвинул в качестве К. и. понятие ясного и отчетливого познания. Эта концепция вытекала из понимания разума как "естеств. света" и была связана с общемеханистич. мировоззрением, для к-рого прообразом научн. метода была математика. У Декарта рационалистич. теория истины как абс. совпадения разума и бытия получила выражение в идее врожденности основ знания. Спиноза преодолел непоследовательность декартовского рационализма, определив протяжение и мышление как атрибуты единой субстанции – природы. Тем самым совпадение идеи с объектом стало необходимой "нормой" истины. Но отсюда вытекало, что истина есть критерий нормы самой себя и заблуждения. Лейбниц, исходя из своего различения "истин факта" и "истин разума"; установил для первых в качестве К. и. логич. принцип непротиворечивости. Но это не снимало проблемы К. и. в отношении знания, соотносимого с действительностью. Этот вопрос оказался неразрешимым для сенсуалистов 17–18 вв. (см. Сенсуализм). Именно в проблеме К. и. обнаружилась их неспособность опровергнуть субъективно-идеалистич. построения Беркли и Юма. В этом споре во весь рост встала проблема содержательности знания: что является К. и. того познания, предметом к-рого является сама действительность. Кант убедительно показал, что в пределах теоретич. философии всеобщий материальный критерий согласования познания с реальным предметом невозможен, ибо он должен был бы отвлечься от всех конкретных различий отд. предметов и одновременно быть критерием этих различий. С этой т. зр., традиционное определение истины как соответствия знания предмету содержит жалкий логический круг, т.к. проблема как раз в том, что означает отношение познания к его предмету и как мы можем установить это отношение, если вне знания мы не имеем ничего, что могли бы противопоставить знанию, как соответствующее ему. Следовательно, возможен только всеобщий формальный критерий истинности, "именно соответствие познания общим и формальным законам рассудка и разума". Однако Кант понимает, что этот критерий является "...только отрицательным условием всякой истины. Дальше логика идти не может и не имеет того пробного камня, на котором она могла бы открыть ошибку, если эта ошибка заключается не в форме, а в содержании" ("Критика чистого разума", 1902, с. 81). Выход из этого тупика нашел Гегель. Он обнаружил необходимость преодолеть рамки старой гносеологии – абсолютное противопоставление субъекта и объекта, путем раскрытия диалектики их взаимного опосредствования. Гегель установил, что посредствующим звеном этого отношения является практика, однако истолковал ее как активность духа, как преобразование предмета по его понятию, т.е. как становление понятия "для себя" познанным. Ленин отмечал: "...Несомненно, практика стоит у Гегеля, как звено, в анализе процесса познания и именно как переход к объективной ("абсолютной", по Гегелю) истине. Маркс, следовательно, непосредственно к Гегелю примыкает, вводя критерий практики в теорию познания..." (Соч., т. 38, с. 203). В совр. бурж. философии нек-рое чисто внешнее сходство между марксистским и прагматистским пониманием практики как К. и. иногда вызывало попытки их отождествить. Эти попытки явно несостоятельны. Прагматизм понимает практику идеалистически, как субъективный опыт, как индивидуальную деятельность. Отсюда прагматисты (Джемс, Дьюи, Шиллер) выдвигают в качестве К. и. "полезность", "успех", отбрасывая понятие истины как соответствия знания объективной реальности. Принципиальное отличие марксистского решения проблемы К. и. состоит в том, что на место пассивного субъекта старых материалистов и гегелевского абсолютного духа марксизм ставит исторически деятельного субъекта (человека), к-рый своей чувственно-предметной деятельностью изменяет мир, приобретая в процессе этого изменения знание об объективной действительности и способе ее преобразования. Человеч. чувств. деятельность, т.е. практика, является единств. непосредств. связью человека с объективным миром и только она может быть основой познания и К. и., т.е. посредствующим звеном между субъектом и объектом, обеспечивающим, точнее, воплощающим в действительность их единство. Человеч. мышление как форма отражения действительности сформировалось и непрерывно формируется в истории по типу трудового (орудийного) отношения к объекту деятельности. Поэтому фактически мышление воспроизводит в логич. форме те действительные закономерности, к-рые человек открывает в своей практич. деятельности. Эта деятельность снимает субъективность цели путем ее реализации, опредмечивания. Такое опредмечивание человеч. субъективности есть одновременно проверка предметной истинности мышления. Поэтому Маркс писал: "Вопрос о том, обладает ли человеческое мышление предметной истинностью, – вовсе не вопрос теории, а п р а к т и ч е с к и й вопрос. В практике должен доказать человек истинность, т.е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления. Спор о действительности или недействительности мышления, изолирующегося от практики, есть с х о л а с т и ч е с к и й вопрос" (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 3, с. 1–2). Выступая в истории как общественно организованный труд, производство, практика закрепляется в своих познават. результатах как наука, теория. Поэтому для того чтобы практика могла выступать в качестве К. и., на деле всегда необходимо теоретически определить условия, к-рым должна удовлетворять сама практич. проверка. Новая теория должна опираться на уже доказанные теории в науке, на уже проверенные законы и принципы. Та теория, к-рая содержит в себе более богатую и содержат. практику, становится критерием для другой теории, более частной. Отсюда следует, что каждый конкретный успех на практике не доказывает автоматически и абсолютно, что данная теория истинна. Беда эмпирика, к-рый всегда спешит разрешить такое противоречие между теорией и практикой за счет теории, как раз и заключается в том, что он оказывается рабом наличной эмпирии, т.е. той ограниченной практики, на почве к-рой он мыслит. Поэтому он не в состоянии критически отнестись к своему собств. практич. опыту. Теория при этом утрачивает свою активную роль по отношению к практике. Поэтому марксизм обязывает относиться критически не только к теории, но и к практике, к ее наличным формам. Всякое противоречие между теорией и практикой указывает, что необходимо произвести внимательный критич. анализ того и другого, что необходимо или отвергнуть предшеств. теорию, или продолжать собирание практич. опыта прежде, чем сделать выводы, противоречащие старой теории. См. также Истина, Практика и лит. при этих статьях. Й. Элез. Москва.