КОРРЕСПОНДЕНТНАЯ ТЕОРИЯ ИСТИНЫ

КОРРЕСПОНДЕНТНАЯ ТЕОРИЯ ИСТИНЫ (от англ. correspondence — соответствие) — теория, истолковывающая истинность некоторой мысли как соответствие ее своему предмету или реальности.         Истолкование истины как соответствия мысли действительности восходит к античности, поэтому К. т. и. называют также «классической концепцией истины». Основную идею классической концепции выразил еще Платон: «Т о т, кто говорит о вещах в соответствии с тем, каковы они есть, говорит истину; тот же, кто говорит о них иначе, — лжет». Позднее такое же понимание истины принял Аристотель. Важной особенностью К. т. и. является то, что в ней истина объективна — в том смысле, что она не зависит от воли и желания людей, от ее признания или непризнания. Соответствие мысли объекту определяется объектом, его особенностями, а не нашими желаниями. Поэтому, напр., мысль о том, что тела состоят из атомов, была истинна и во времена Демокрита, хотя получила признание лишь в 18 в. Корреспондентное понимание истины вырастает из нашего здравого смысла и повседневной практики, потому до настоящего времени оно является наиболее распространенным. Следует обратить внимание на то, что реальность, относительно которой наши мысли или высказывания оцениваются как истинные или ложные, не обязательно должна быть только физической реальностью; это может быть реальность идеальных, допустим математических, объектов или художественного вымысла. Например, утверждение «Отелло любил Дездемону» истинно, а утверждение «Гамлет был женат» ложно в мирах, создаваемых текстом шекспировских пьес. Корреспондентное понятие истины говорит о соответствии мысли своему объекту, но никак не касается природы этих объектов.         Несмотря на свою широкую распространенность, К. т. и. порождает ряд серьезных проблем, которые все еще не получили общепризнанного решения.         Во-первых, совсем неясно, что означает «соответствие» мысли действительности, или реальному положению дел. Когда речь идет о чувственном образе, то это соответствие еще можно истолковать как «сходство» образа и вещи: можно допустить, что чувственный образ дерева как-то похож на само реальное дерево (хотя и это вызывает известные сомнения). Но о каком сходстве можно говорить, когда речь идет о высказывании и предмете? В каком смысле утверждение «Треугольник имеет три угла» похоже на треугольник? Ясно, что ни о каком «сходстве» здесь говорить нельзя. Но тогда что такое «соответствие» мысли предмету? Это до сих пор открытый вопрос.         Во-вторых, как узнать, что перед нами истина, а не ложь? как отличить истину от заблуждения? Это — вопрос о критериях истины. Р. Декарт, напр., полагал, что критериями истины являются ясность и отчетливость мысли: если некоторая мысль мне совершенно ясна, то она и истинна. По-видимому, этот критерий мало что дает. Вот две противоположные мысли: «Слоны живут в Австралии» и «Слоны не живут в Австралии». Обе совершенно ясны, но какая из них истинна? Иногда в качестве критерия истины предлагается непротиворечивость: если некоторая мысль, теория непротиворечивы, то они истинны. Этот критерий позволяет отсечь заведомо ложные идеи и концепции: если мысль внутренне противоречива, то она безусловно ложная. Однако далеко не все непротиворечивые построения истинны: можно и волшебную сказку изложить без внутренних противоречий, тем не менее она не будет истинной. Марксистская философия в качестве критерия истины предложила рассматривать практическую деятельность: если, руководствуясь какой-то мыслью, мы добиваемся успеха в деятельности, то это свидетельствует о том, что данная мысль истинна. По-видимому, во многих случаях повседневной жизни этот критерий помогает нам отличить истину от заблуждения. Хотите узнать, щедр человек или скуповат, — сходите с ним в ресторан. Хотите узнать, съедобен найденный вами гриб или нет, — попробуйте его съесть. На уровне повседневного опыта критерий практики часто помогает нам отличить истину от лжи. Однако уже здесь выясняется, что и ложные идеи способны приводить к успеху в практической деятельности. Напр., мы до сих пор ориентируемся на местности, исходя из того, что Солнце и весь небосвод вращаются вокруг Земли. Когда же речь заходит об установлении истинности научных теорий, сам критерий практики становится совершенно расплывчатым. Сейчас считается общепризнанным, что ни непротиворечивость, ни подтверждаемость опытом, ни успех в практической деятельности не позволяют нам провести четкую границу между истиной и ложью.         Наконец, в-третьих, важный вопрос, встающий перед К. т. и., возникает при оценке истории человеческого познания. Данная теория говорит лишь о двух оценках — об истине и лжи. Допустим, в настоящий момент мы умеем из совокупности современных идей и теорий выделить истину и отделить ее от лжи. Взглянув с точки зрения современных истин на предшествующие идеи и теории, мы обнаружим, что все они — или, по крайней мере, большая их часть — ошибочны. Напр., сейчас нам совершенно ясно, что естественнонаучные взгляды Аристотеля ошибочны, что медицинские идеи Гиппократа и Галена ошибочны, что теории эволюции Кювье и Ламарка ошибочны, что даже великий Ньютон ошибался в своих представлениях о природе света, пространства и времени. Но как же сплошная цепь заблуждений могла привести к современной истине? И как прошлые поколения могли жить и действовать, руководствуясь исключительно заблуждениями? Эти следствия корреспондентного понимания истины кажутся парадоксальными. Следовательно, оценка истории познания требует каких-то новых понятий, либо изменения классического понятия истины.         Эти проблемы, встающие при попытке истолковать истину как соответствие мысли своему предмету, заставили многих философов и ученых вообще отказаться от понятия истины, или привели к попыткам придать понятию истины иной смысл.         См. также Истина.         АЛ. Никифоров