грамматические и лексические средства естественного языка, с помощью которых выражаются моральные позиции, требования, рекомендации, оценки, императивы, чувства и т. д. (см. Оценка моральная, Суждения моральные). Базис языка морали составляет небольшое количество оценочных (называемых также нормативными, прескриптивными и др.) терминов, взятых в специфически моральном смысле: «добро», «зло», «долг», «справедливость» и др., а также производных от них слов — «добрый», «злой», «правильный», «неправильный» и др. В языке морали имеется также обширный класс слов, выполняющих двойную — нормативно-дескриптивную — функцию: они одновременно и обозначают (описывают) те или иные реалии человеческого сознания и бытия, и дают им моральную (позитивную или негативную) оценку, напр.: «добродетель», «милосердие», «щедрость», «сострадание», «порок», «злоба», «жестокость», «распутство» и пр. Использование подобных (чисто ценностных и бифункциональных) слов в сложных вербальных конструкциях — высказываниях, рассуждениях и доказательствах — сообщает этим последним моральную специфику и позволяет их считать также элементами языка морали.
Исследованием языка морали занимается метаэтика, применяющая методы лингвистического и логического анализа. Основной целью этого исследования является формализация естественного языка морали: установление логических свойств моральных терминов и предложений, их синтаксиса, семантики и прагматики, прояснение логической структуры моральных рассуждений. Надобность в таком анализе обусловлена многозначностью слов «добро», «долг» и др., а также использованием в естественном языке и в этических построениях метафор и других «непрямых» средств языковой коммуникации, затемняющих действительный ход морализирующей мысли или вносящих в него алогизмы. Одним из важных результатов работы по формализации языка морали явилось создание логики норм (или деонтической логики) и логики оценок как особых разделов модальной логики. Правда, деонтические и аксиологические операторы, с помощью которых строятся эти логические исчисления, лишь частично отражают специфику логических отношений, свойственных именно (и только) языку морали, поскольку обозначают любое, не только моральное, «долженствование» и «одобрение». Попытки выяснить эту специфику посредством семантической и прагматической интерпретации моральных слов и выражений с необходимостью выводят аналитиков в область эпистемологии, психологии и социологии морали и заставляют заниматься теми философско-методологическими («метафизическими») проблемами, от которых философия логического и лингвистического анализа всегда стремилась себя оградить. Современная метаэтика (как и аналитическая философия в целом) постепенно отказывается от прежнего «лингвоцентризма» — в частности, от представления о том, будто язык есть некий самостоятельный носитель моральности и потому его анализ и «исправление» являются универсальным инструментом, позволяющим разрешить любые моральные проблемы (или просто снять их как «псевдопроблемы», порожденные языковыми ошибками). Нравственные коллизии отнюдь не сводятся к неточному употреблению моральных слов, неправильному рассуждению и недостаточной информированности, за ними обычно стоят действительные различия ценностных установок и интересов конфликтующих сторон. Осознание этого факта привело к тому, что большинство современных метаэтиков, не отказываясь в целом от логико-лингвистической направленности своих изысканий, стремятся повернуть их «лицом к практике», причем такой поворот усматривается обычно в том, чтобы исследования языка непосредственно приводили к «практическим» (моральным) выводам, рекомендациям, обращенным к «обычному человеку». Независимо от того, насколько состоятельна и осуществима эта методологическая программа, сам по себе анализ морального языка остается важной составной частью научного познания морали, и результаты такого анализа могут быть использованы для повышения точности и доказательности нормативно-этического рассуждения.
Л. В. Максимов
ЯЗЫК МОРАЛИ
ЯЗЫК МОРАЛИ
Источник: Новая философская энциклопедия
ЯЗЫК МОРАЛИ
грамматические и лексические средства естественного языка, с помощью к-рых выражаются и сообщаются моральные оценки и нормы. Выявление и анализ специфических средств Я.м. предполагает их формализацию: уточнение ключевых моральных слов («добро», «долг» и пр.), применяемых в естественном языке, закрепление за ними определенного значения и смысла, прояснение действительной логической структуры «естественных» моральных высказываний. Формализация осуществляется методами лингвистического и логического анализа. Такой анализ нельзя считать чисто формальным, ибо предметом его является, наряду с логическим синтаксисом (формальным строением) Я.м., также и семантика, и прагматика (т.е. содержание и целевое назначение) моральных слов и выражений. Анализ Я.м. составляет одно из направлений исследования морального сознания. Прикладное значение такого анализа состоит в том, что он способствует повышению логической культуры философской и дидактической моралистики (для к-рой традиционно характерен упор на выразительные средства языка в ущерб точности мысли, доказательности защищаемых положений), раскрывает «технологию» морального рассуждения, позволяет избежать тех моральных противоречий и споров, к-рые обусловлены неадекватностью слова и мысли и проистекающими из этого логическими ошибками. Интенсивные исследования Я.м. велись на протяжении всего 20 в. в англо-амер. метаэтике, к-рая использовала, гл.о., методы и представления аналитической философии. Эти иследования способствовали прояснению моральных понятий, позволили выявить некоторые ложные стереотипы традиционной моральной лит-ры и в целом подняли теоретический уровень современной этики. Первоначально целью логико-лингвистического анализа было уточнение понятий и устранение логических противоречий в нормативной этике, при этом сам анализ рассматривался как морально-нейтральное научное исследование; и это правильно, методологической ошибкой было лишь преувеличение роли языка в морали, язык рассматривался как самодовлеющая реальность; другие аспекты исследования (биологический, психологический, социальный) отсутствовали.
В последние десятилетия мстаэтики критикуют прежний подход, однако не за языковой абсолютизм, а за «ценностную нейтральность» анализа; и устранение прежних ошибок они видят не столько в расширении методологического поля и в отказе от лингвистического абсолютизма, сколько в отказе от ценностной нейтральности анализа. Иначе говоря, они намерены «совместить» решение ценностных моральных проблем с логиколингвистическим анализом (хотя и дополненным некоторыми новыми логическими идеями — «логическим синтезом» Куайна и пр.), т.е. решать ценностные проблемы в ходе самого анализа языка, сохранив основной методологический порок аналитической философии - логико-лингвистический абсолютизм. Лингвоцентризм аналитической этики, исключительный упор на формальный анализ Я.м. породил теоретическую оппозицию в самой метаэтике. Многие представители этого течения, не отказываясь в целом от логико-лингвистической направленности своих изысканий, стремятся повернуть их «лицом к практике»; такой поворот усматривается обычно в том, чтобы исследования языка непосредственно приводили к «практическим» (моральным) выводам, рекомендациям, обращенным к «обычному человеку». Независимо от того, насколько состоятельна и осуществима эта методологическая программа, сам по себе анализ Я.м. остается важной составной частью научного познания морали, и результаты такого анализа могут быть использованы для повышения точности и доказательности нормативно-этического рассуждения. Я.м. обычно понимается как разновидность ценностного яз., отличительным признаком к-рого является употребление особых оценочных слов («хороший — плохой», «прекрасный — безобразный» и т.п.) и использование повелительных или рекомендательных конструкций, побуждающих к определенному действию («Поступай так, чтобы...», «Необходимо сделать то-то» и т.п.). Некоторые из этих слов и конструкций характерны именно для морали, однако они не находятся в ее исключительном владении и могут выступать также в других, неморальных значениях. Выявление специфически морального смысла многозначных слов и выражений не может быть осуществлено исключительно логическими средствами, ибо семантическая и прагматическая интерпретация элементов Я.м. в каждом конкретном случае опирается на ту или иную философско-методологическую концепцию относительно природы морали и ее места среди других форм сознания и т.д. Концептуальные расхождения в методологии являются причиной споров и разногласий по поводу логических признаков моральных выражений.
В специальной логико-аналитической лит-ре используется весьма разнообразная (нередко противоречивая) терминология для описания одних и тех же видов и классов моральных слов, высказываний и их значений, и это также затрудняет поиск и получение общезначимых результатов.
В современной западной моральной философии и метаэтике представлены два методологических подхода к решению указанной задачи — когнитивистский и антикогнитивистский. Согласно когнитивизму (или дескриптивизму), моральные слова и суждения описывают (отображают) либо 1) особые моральные объекты («добро само по себе» как некоторую метафизическую реальность или объективные моральные качества некоторых реалий людей, поступков и пр.), либо 2) некоторые особые состояния человеческой психики, к-рые сами по себе не являются моральными, а представляют собою какие-то иные ценностные установки и побуждения стремление к удовольствию, к собственной выгоде, общественной пользе и т.д. (с этой т.з. высказывание «к есть добро» может быть интерпретировано как «Мне нравится х», т.е. как сообщение о своем отношении к х). Когнитивисты полагают, что основным моральным понятиям могут быть даны содержательные теоретические определения (типа: «Добро есть то»), в к-рых фиксируются существенные признаки добра как такового. Согласно антикогнитивизму, моральные слова и суждения ничего не описывают, а выражают отношение субъекта к обозначаемой реалии; т.е. они имеют либо 1) эмотивное значение, т.е. выражают специфическое моральное чувство одобрения, осуждения и пр., либо 2) прескриптивное, или нормативное, значение, составляющее их логическое свойство и выражающееся в универсальности, безусловной необходимости и пр. Среди антикогнитивистских трактовок Я.м. имеются и такие варианты, к-рые признают наличие в моральных терминах некоторого дескриптивно-содержательного компонента, заключенного в эмотивную или нормативную форму. Согласно такой интерпретации, слова «добро», «долг» и др. - не просто знаки, символы определенного отношения к явлениям и поступкам, о к-рых идет речь; они имеют также и содержательный смысл, т.е. обозначают понятия. Так, в понятии добра мыслятся общие признаки того класса явлений, к к-рым мы относимся «одобрительно». Называя какое-то явление морально добрым, мы тем самым констатируем, что оно по своим признакам соответствует нашему понятию добра. Однако одновременно с этой констатацией (и на ее основании) мы выражаем свое «одобрительное отношение» к данному явлению. Выяснение моральной специфи604 «я и ты» ки этого отношения (в отличие от других возможных видов «одобрения» — утилитарного, эстетического и т.д.) требует уже не семантического, а прагматического анализа, использующего методы психологии. Этот подход позволяет объяснить, почему разные по содержанию моральные позиции могут быть все же идентифицированы в качестве моральных (т.е. принадлежащих к данной сфере сознания). Что же касается содержания понятия добра, то оно не столь специфично в качестве морального признака: во-первых, в силу его вариативности (хотя бы и весьма ограниченной), во-вторых, вследствие того, что оно может пересекаться с содержанием других, внеморальных ценностей (напр., выгода, страх перед наказанием или человеческая симпатия могут диктовать такие поступки, к-рые, не будучи моральными, тем не менее по своему объективному содержанию вполне отвечают понятию морального добра). Язык практической моралистики заключает в себе целый пласт лексических единиц, обладающих той же дескриптивно-нормативной двойственностью, что и «добро». Слова, обозначающие т.н. моральные качества - добродетели и пороки (альтруизм, мужество, искренность, трудолюбие, меркантильность, жестокость, зависть и пр.), с одной стороны, описывают определенные психологические свойства, черты характера, не содержащие сами по себе никакого (ни «положительного», ни «отрицательного») субстрата моральности, с другой — выражают одобрительное или осудительное отношение к описываемым свойствам. Весьма распространенная в нормативной этике (и обычно нерефлектируемая) когнитивистская интерпретация этих моральных слов, т.е. сведение их только к дескриптивным понятиям, отображающим реально сущие моральные качества, порождает иллюзию, будто моралистические рассуждения и доказательства направлены на поиск объективной моральной истины, и, следовательно, ценностная позиция моралиста есть результат познания соответствующей ценностной реальности, а не продукт определенной социокультурной и (или) био-психологической детерминации. Лит.: Austin J.L. How to Do Things with NSbrds. Oxford: Oxford UP., 1962; Hare RM. The Language of Morals. Oxford: Oxford U.P., 1952; Stevenson Ch.L. Ethics and Language. New Haven. Yale U.P., 1944. Л. В. Максимов
В последние десятилетия мстаэтики критикуют прежний подход, однако не за языковой абсолютизм, а за «ценностную нейтральность» анализа; и устранение прежних ошибок они видят не столько в расширении методологического поля и в отказе от лингвистического абсолютизма, сколько в отказе от ценностной нейтральности анализа. Иначе говоря, они намерены «совместить» решение ценностных моральных проблем с логиколингвистическим анализом (хотя и дополненным некоторыми новыми логическими идеями — «логическим синтезом» Куайна и пр.), т.е. решать ценностные проблемы в ходе самого анализа языка, сохранив основной методологический порок аналитической философии - логико-лингвистический абсолютизм. Лингвоцентризм аналитической этики, исключительный упор на формальный анализ Я.м. породил теоретическую оппозицию в самой метаэтике. Многие представители этого течения, не отказываясь в целом от логико-лингвистической направленности своих изысканий, стремятся повернуть их «лицом к практике»; такой поворот усматривается обычно в том, чтобы исследования языка непосредственно приводили к «практическим» (моральным) выводам, рекомендациям, обращенным к «обычному человеку». Независимо от того, насколько состоятельна и осуществима эта методологическая программа, сам по себе анализ Я.м. остается важной составной частью научного познания морали, и результаты такого анализа могут быть использованы для повышения точности и доказательности нормативно-этического рассуждения. Я.м. обычно понимается как разновидность ценностного яз., отличительным признаком к-рого является употребление особых оценочных слов («хороший — плохой», «прекрасный — безобразный» и т.п.) и использование повелительных или рекомендательных конструкций, побуждающих к определенному действию («Поступай так, чтобы...», «Необходимо сделать то-то» и т.п.). Некоторые из этих слов и конструкций характерны именно для морали, однако они не находятся в ее исключительном владении и могут выступать также в других, неморальных значениях. Выявление специфически морального смысла многозначных слов и выражений не может быть осуществлено исключительно логическими средствами, ибо семантическая и прагматическая интерпретация элементов Я.м. в каждом конкретном случае опирается на ту или иную философско-методологическую концепцию относительно природы морали и ее места среди других форм сознания и т.д. Концептуальные расхождения в методологии являются причиной споров и разногласий по поводу логических признаков моральных выражений.
В специальной логико-аналитической лит-ре используется весьма разнообразная (нередко противоречивая) терминология для описания одних и тех же видов и классов моральных слов, высказываний и их значений, и это также затрудняет поиск и получение общезначимых результатов.
В современной западной моральной философии и метаэтике представлены два методологических подхода к решению указанной задачи — когнитивистский и антикогнитивистский. Согласно когнитивизму (или дескриптивизму), моральные слова и суждения описывают (отображают) либо 1) особые моральные объекты («добро само по себе» как некоторую метафизическую реальность или объективные моральные качества некоторых реалий людей, поступков и пр.), либо 2) некоторые особые состояния человеческой психики, к-рые сами по себе не являются моральными, а представляют собою какие-то иные ценностные установки и побуждения стремление к удовольствию, к собственной выгоде, общественной пользе и т.д. (с этой т.з. высказывание «к есть добро» может быть интерпретировано как «Мне нравится х», т.е. как сообщение о своем отношении к х). Когнитивисты полагают, что основным моральным понятиям могут быть даны содержательные теоретические определения (типа: «Добро есть то»), в к-рых фиксируются существенные признаки добра как такового. Согласно антикогнитивизму, моральные слова и суждения ничего не описывают, а выражают отношение субъекта к обозначаемой реалии; т.е. они имеют либо 1) эмотивное значение, т.е. выражают специфическое моральное чувство одобрения, осуждения и пр., либо 2) прескриптивное, или нормативное, значение, составляющее их логическое свойство и выражающееся в универсальности, безусловной необходимости и пр. Среди антикогнитивистских трактовок Я.м. имеются и такие варианты, к-рые признают наличие в моральных терминах некоторого дескриптивно-содержательного компонента, заключенного в эмотивную или нормативную форму. Согласно такой интерпретации, слова «добро», «долг» и др. - не просто знаки, символы определенного отношения к явлениям и поступкам, о к-рых идет речь; они имеют также и содержательный смысл, т.е. обозначают понятия. Так, в понятии добра мыслятся общие признаки того класса явлений, к к-рым мы относимся «одобрительно». Называя какое-то явление морально добрым, мы тем самым констатируем, что оно по своим признакам соответствует нашему понятию добра. Однако одновременно с этой констатацией (и на ее основании) мы выражаем свое «одобрительное отношение» к данному явлению. Выяснение моральной специфи604 «я и ты» ки этого отношения (в отличие от других возможных видов «одобрения» — утилитарного, эстетического и т.д.) требует уже не семантического, а прагматического анализа, использующего методы психологии. Этот подход позволяет объяснить, почему разные по содержанию моральные позиции могут быть все же идентифицированы в качестве моральных (т.е. принадлежащих к данной сфере сознания). Что же касается содержания понятия добра, то оно не столь специфично в качестве морального признака: во-первых, в силу его вариативности (хотя бы и весьма ограниченной), во-вторых, вследствие того, что оно может пересекаться с содержанием других, внеморальных ценностей (напр., выгода, страх перед наказанием или человеческая симпатия могут диктовать такие поступки, к-рые, не будучи моральными, тем не менее по своему объективному содержанию вполне отвечают понятию морального добра). Язык практической моралистики заключает в себе целый пласт лексических единиц, обладающих той же дескриптивно-нормативной двойственностью, что и «добро». Слова, обозначающие т.н. моральные качества - добродетели и пороки (альтруизм, мужество, искренность, трудолюбие, меркантильность, жестокость, зависть и пр.), с одной стороны, описывают определенные психологические свойства, черты характера, не содержащие сами по себе никакого (ни «положительного», ни «отрицательного») субстрата моральности, с другой — выражают одобрительное или осудительное отношение к описываемым свойствам. Весьма распространенная в нормативной этике (и обычно нерефлектируемая) когнитивистская интерпретация этих моральных слов, т.е. сведение их только к дескриптивным понятиям, отображающим реально сущие моральные качества, порождает иллюзию, будто моралистические рассуждения и доказательства направлены на поиск объективной моральной истины, и, следовательно, ценностная позиция моралиста есть результат познания соответствующей ценностной реальности, а не продукт определенной социокультурной и (или) био-психологической детерминации. Лит.: Austin J.L. How to Do Things with NSbrds. Oxford: Oxford UP., 1962; Hare RM. The Language of Morals. Oxford: Oxford U.P., 1952; Stevenson Ch.L. Ethics and Language. New Haven. Yale U.P., 1944. Л. В. Максимов
Источник: Этика. Энциклопедический словарь. М. Гардарики 2001