Язык и мышление
МЫШЛЕНИЕ И ЯЗЫК
неразрывно связанные между собой явления – первое как высшая форма отражения действительности, а второе – как материальная форма осуществления мыслит. деятельности. Посредством языка мысли отд. людей превращаются из их личного достояния в обществ. достояние, в духовное богатство всего общества. Человек может выражать свои мысли многими способами (мимикой, жестами, поступками, музыкальными звуками, рисунками и красками, чертежами, формулами и т.д.), однако универсальным средством выражения мысли является язык. В языке человек фиксирует свою мысль и благодаря этому имеет возможность подвергать ее анализу как вне его лежащий объект. Он служит средством понимания не только чужих, но и своих собств. мыслей. Выражая свои мысли, человек тем самым отчетливее уясняет их сам. Слово существенно для мышления и в силу того, что оно является материальной формой существования знания, что в нем откладываются, объективируются и через него актуализируются знания, посредством к-рых человек во все возрастающей мере осознает окружающую действительность и самого себя. Посредством языка происходит переход от восприятия к понятиям, осуществляется формирование обобщенной мысли, протекает процесс оперирования понятиями. Без обобщающей роли языка человек не мог бы приобрести способность обозревать бесконечное многообразие отдельных вещей окружающего мира. "...В языке есть только общее... Всякое слово (речь) уже о б о б щ а е т... Чувства показывают реальность; мысль и слово – общее" (Ленин В. И., Соч., т. 38, с. 272, 269). Связь между мышлением и языком не механическая, а органическая: их нельзя отделить друг от друга, не разрушая того и другого. Не только язык не существует вне мышления, но и мысли, "идеи не существуют оторванно от языка" (Архив Маркса и Энгельса, т. 4, 1935, с. 99). См. Мышление, Язык и библиографию при этих статьях. А. Спиркин. Москва.
Источник: Философская Энциклопедия. В 5-х т.
Язык и мышление
«ЯЗЫК И МЫШЛЕНИЕ» («Language and Mind») -книга Ноама Хомского (Чомски), опубликованная в 1968 в Нью-Йорке и затем неоднократно переиздававшаяся; рус. пер. — М., 1972. Основу книги составили лекции, прочитанные в 1967 в Калифорнийском ун-те и имевшие заглавие «Вклад лингвистики в изучение мышления» с подзаголовками «Прошлое», «Настоящее» и «Будущее». Главные объекты представленной в «Я. и м.» критики — структурная лингвистика и бихевиористская психология. Обе концепции признаются «неадекватными в фундаментальном отношении», поскольку в их рамках невозможно изучать языковую компетенцию. Хомский отвергает концепцию Ф. де Соссюра, согласно которой единственно правильными методами лингвистического анализа являются сегментация и классификация, а лингвистика сводится к моделям парадигматики и синтагматики лингвистических единиц. Более высоко Хомский оценивает идеи «Грамматики Пор-Рояля» и др. исследований 16—18 вв., которые он относит к «картезианской лингвистике». Эти универсальные грамматики составляют, по его мнению, «первую действительно значительную общую теорию лингвистической структуры». Хомский подчеркивает, что их авторы не проявляли особого интереса к описанию конкретных фактов; для них главным было построение объяснительной теории. Здесь Хомский видит истоки своей концепции, согласно которой глубинная структура соотносится с поверхностной структурой посредством некоторых мыслительных операций — в современной терминологии, посредством грамматических трансформаций. В лекции «Настоящее» Хомский обсуждает современное состояние проблемы соотношения языка и мышления. Система правил, соотносящих звук и значение, которой пользуется человек, пока недоступна прямому наблюдению, а лингвист, строящий грамматику языка, фактически предлагает некоторую гипотезу относительно этой заложенной в человеке системы. В связи с этим Хомский определяет условия, при которых грамматическую модель можно считать адекватной: грамматика, предлагаемая лингвистом, является объяснительной теорией, поскольку она дает объяснение тому факту, что носитель рассматриваемого языка воспринимает, интерпретирует, конструирует и т.д. конкретное высказывание некоторым определенным, а не каким-то иным способом. Принципы, задающие форму грамматики и определяющие выбор грамматики соответствующего вида на основе определенных данных, составляют предмет, который, следуя традиционным терминам, мог бы быть назван «универсальной грамматикой». Исследование универсальной грамматики, понимаемой таким образом, — это исследование природы человеческих интеллектуальных способностей. В главе «Будущее» Хомский вновь возвращается к вопросу об отличии своей концепции от структурализма и бихевиоризма. Для него неприемлем «воинствующий антипсихологизм», свойственный в 20—50-е гг. 20 в. не только лингвистике, но и самой психологии, которая вместо мышления изучала поведение человека. Научный подход к изучению человека должен быть иным, и важнейшую роль в нем играет лингвистика. Поскольку язык — «уникальный человеческий дар», изучать его нужно особым образом, исходя из принципов, определенных еще В. фон Гумбольдтом: язык следует определять как систему, где законы порождения фиксированы и инвариантны, но сфера и специфический способ их применения остаются неограниченными. В каждой такой грамматике есть особые правила, специфические для конкретного языка, с одной стороны, и единые универсальные правила, с др. К числу последних относятся, в частности, принципы, которые различают глубинную и поверхностную структуры. Хомски связывает проблемы языка с более широкими проблемами человеческого знания, где центральным является понятие компетенции. В связи с этим он возвращается к сформулированной еще Р. Декартом концепции врожденности мыслительных структур, в том числе языковой компетенции. В книге говорится также о нерешенных общих вопросах психологии и лингвистики, в частности, — об изучении биологических основ человеческого языка. В последнем издании (2006) представленный подход распространен на область «биолингвистики», где в поле обсуждения попадает активно развивающаяся в 21 в. философия биологии. По мнению Хомского, его подход к соотношению языка и мышления обеспечивает здесь достаточно плодотворную проблематизацию. М.В. Лебедев Лит.: Звегинцев В.А. Предисловие // Хомский Н. Язык и мышление. М., 1972.
ЯЗЫК и МЫШЛЕНИЕ
взаимосвязанные, но отличные друг от друга по своей сущности и специфическим признакам виды обществ. деятельности, к-рые явл. орудием формирования актов сознания и средством его выражения. Все исследователи признают связь между Я. и М., однако поразному понимают кач-во этой связи: представители логич. направления (Шлейермахер, Гаман) эти понятия отождествляют, Гумбольдт, Леви-Брюль, а также бихевиористы утверждают примат Я. над М., дескриптивисты считают, что механизм М. напрямую не связан с Я. и может осуществляться без него на уровне смыслового, предметного кода. Диалектич. материализм рассматривает взаимоотношение Я. и М. как единство, в к-ром Я., равно как и др. знаковые системы, явл. орудием М., отражающим действительность. Исконность единства связи Я. и М. доказана учением Павлова о двух сигнальных системах. Первая сигнальная система (основывается на ощущениях, к-рые получают органы чувств от воздействия на них внешн. предметов) определяет поведение как животного, так и человека: напр., человек видит волка и бежит от него в безопасное место или, если он охотник, старается убить его. Вторая сигнальная система (Я.) заменяет у человека воздействие данного предмета или явления и вызывает ту же реакцию: если кричат «волк», то человек, не видя его, поступает так же, как если бы видел его в действительности, т.е. слово, замещающее соответствующий образ, обеспечивает переход от созерцания к абстрактному мышлению. Несмотря на диалектич. единство Я. и М., прямого соответствия между ними нет. М. по способу организации материи идеально («проникнуть» в мышление можно только через Я., и наоборот, содержанием Я. представляется мысль человека) — Я. явл. материальной субстанцией (все его единицы имеют звуковую оболочку); осн. категориями М. явл. понятия, суждения и умозаключения, Я. состоит из звуков, слов, словосочетаний и предложений. В теор. языкознании (см. Лингвистика) отношение Я. и М. рассматривается в соотношении трех звеньев: Я. — М. — объективной действительности, или, как часто формулируют эту проблему, слова — мысли — вещи. Совр. рус. языкознание эту проблему решает следующим образом: поск. сознание вторично по отношению к бытию и отражает объективную действительность, то в Я. через М. отражается мир вещей и явлений, познанных человеком. Однако мысли человека, значения слов определяются не только действительностью, к-рая его окружает, но в изв. степени и Я., поск. он, имея внешн. (звуковую или начертательную) и внутр. (смысловую) стороны, обладает семантикой собств. языковых единиц. Опред. степень зависимости М. от его оформления посредством Я. обусловливается, во-первых, неразрывностью связи Я. и М., во-вторых, влиянием зафиксированного и передаваемого в Я. опыта предшествующих поколений. «Руководство» Я. в образовании мысли под воздействием предшествующего соц. опыта, отложившегося в нем, играет особо важную роль при формировании абстрактных значений, к-рые не м.б. проверены путем указания на соответствующие предметы или явления внеязыковой действительности. В кач-ве примера можно привести рус. слово «знать» и его осн. нем. эквиваленты «wissen», «kennen». В этих словах отразился на основании соц. опыта предыдущих поколений опред. факт внеязыковой действительности (факт знания ч.-л.), причем в каждом из Я. он отразился по-разному: в рус. «знать» факт знания отразился в более обобщенном виде, чем в нем. словах «wissen», «kennen», отражающих факт знания более дифференцированно: «wissen» — «знать ч.-л., о ч.-л.» (Jch weis es ganz genau. — Я это точно знаю), «kennen» — «обладать знанием» (Er kennt das Leben. — Он знает жизнь), «kennen» — «знать к.-л.» (Jch kenne ihn wenig. — Я его знаю мало), «kennen» — «уметь» (Er kennt sich darin aus. — Он в этом знает толк). Противоположную т.зр. занимают языковеды, стоящие на идеалистических позициях (Гумбольдт, Л.Вейсгербер, Б.Л.Уорф, Э.Сепир). Они утверждают, что Я. воплощает духовную силу народа и явл. одной из движущих сил истории, что в нем отражается не столько внешн. мир, сколько субъективный подход человека к внешн. миру, к-рый полностью определяется характером Я. Иными словами, Я. определяет весь чел. опыт, он формирует М., мировоззрение и поведение человека. Если следовать этим положениям, можно предположить, что англичане не различают существ женск. и мужск. пола, поск. в англ. языке нет грамматич. категории рода. Такое заключение не соответствует действительности ни с т.зр. здравого смысла, ни с т.зр. самого Я. (различие рода в англ. языке передается лексическим путем). Любое содержание можно передать на любом Я. Если бы у разных народов была разная система М. и восприятия мира, невозможно было бы общение между ними и перевод с одного Я. на др. Т.о., можно сформулировать три вывода: 1) в вопросе о том, что первично — слова или вещи — материалистическое языкознание утверждает первичность вещей; 2) решающую роль при формировании мысли играет отражаемая Я. действительность; Я. ничего не прибавляет к ней, никак ее не организует и не модифицирует, а только направляет внимание своего носителя на разл. стороны отражаемых фактов, на их совокупность или на характерные черты; 3) в каждом Я. обнаруживается свойственная ему «категоризация действительности» (Щерба). Она явл. одной из осн. причин различий, обнаруживаемых между семантич. системами разных Я. На основании этих различий нельзя делать вывод о том, что каждый Я. создает свою собств. картину мира и «приспосабливает ее к своему собств. образу и подобию» (Гумбольдт). Подобная трактовка роли Я. в процессе формирования М. разных народов явл. идеалистической. Лит.: Шендель Е.И. Связь языкознания с другими науками. М., 1962; Брутян Г.А. О гипотезе Сепира— Уорфа // Вопр. философии. 1969. № 1; Мельничук А.С. Язык и мышление // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990; Вендина Т.И. Введение в языкознание. М., 2001. С.И.Щербина
Источник: История и философия науки. Энциклопедический словарь
