ИНТУИЦИЯ СУБЪЕКТИВНОГО ВРЕМЕНИ И ЕЕ РОЛЬ В ФОРМИРОВАНИИ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О ВРЕМЕНИ

Интуитивное осознание субъективного аспекта феномена времени сыграло важную роль в формировании представлений о времени как о некоторой равномерно текущей сущности, связанной как с материальными процессами объективно-реальной действительности, так и с идеальными процессами человеческого сознания. И. с. вр. очень рано начала сказываться на временных представлениях выдающихся мыслителей прошлого. Так, имеются свидетельства о том, что уже софист старшего поколения Антифонт, живший в V в. до н.э., считал, что время является «мыслью или мерой, а не сущностью»1. Но субъективизм древнегреческих софистов еще весьма условен. В нем проявилось самое раннее осознание человеком силы человеческого разума, его способности обосновать, если это необходимо по тем или иным причинам, любые, в том числе и диаметрально противоположные, тезисы. Поэтому утверждение Антифонта о том, что время - это мысль или мера, а не сущность, - скорее всего, тезис, который брался софист обосновать вопреки широко распространенным представлениям о времени, а не концепция, опирающаяся на осознание реального существования субъективного времени. О том, что это действительно так, свидетельствует, на наш взгляд, полное игнорирование последующими мыслителями взгляда Антифонта на время при критическом анализе различных представлений о времени. В частности, вряд ли Аристотель, сам выразивший сомнение в существовании времени в отрыве от считающей мгновения души, или «разума» души, проигнорировал бы точку зрения Антифонта при анализе различных концепций времени, если бы она представляла собой хотя бы мало-мальски разработанную концепцию. Наиболее близко к адекватному осознанию времени как объективно-субъективного феномена подошел Аристотель. Это проявилось в том, что в силу специфических особенностей рассмотрения им проблемы времени и обоснования своих взглядов время обретает у него двойственные черты, и в конечном итоге трудно однозначно сказать, является у Аристотеля время чем-то объективным или содержится в душе человека и является чем-то субъективным. Так, например, доказывая, что время есть объективное число движения, Аристотель часто ссылается на субъективные восприятия и переживания. Ему представляется, например, что для доказательства тезиса «время не существует без движения» достаточно констатировать как факт, что «не замечать существование времени нам приходится тогда, когда мы не отмечаем никакого изменения и душа кажется пребывающей в едином и нераздельном [“теперь”], а когда чувствуем и разграничиваем, говорим, что время протекало». При этом Аристотель не сомневается, что источником изменений в нашем мышлении и в нашей душе являются изменения и движения, происходящие во внешнем мире, а следовательно, и время связано с объективным движением. Аристотель задумывается над тем, «каково отношение времени к душе и почему нам кажется, что во всем существует время - и на земле, и в море, и на небе» (Физика, IV, 14, 223а15)1. Но этот вопрос не столько результат рефлексии и осмысления процесса познания человеком феномена времени, сколько логический вывод из размышлений великого философа над окончательным определением времени как числа «движения по отношению к предыдущему и последующему». «Может возникнуть сомнение, - пишет Стагирит, - будет ли в отсутствии души существовать время или нет? Ведь если не может существовать считающее, не может быть и считаемого, а следовательно, ясно, что [не может быть] и числа, так как число есть или сосчитанное, или считаемое. Если же ничему другому не присуща способность счета, кроме души и разума души, то без души не может существовать время, а разве [лишь] то, что есть как бы субстрат времени; например, если существует без души движение, а с движением связаны “прежде” и «после», они же и есть время, поскольку подлежат счету» (223а20-30). И хотя несколько раньше, различая двоякое значение числа, Аристотель сделал вывод о том, что время есть «число считаемое, а не посредством которого считают» /IV, 11, 219b5-10/, тем не менее из всех рассуждений Аристотеля возникает представление о времени как о чем-то имеющем и объективные, и субъективные черты. Это ведет к тому, что, фиксируя внимание на том или ином аспекте рассуждений Аристотеля о времени, можно «доказать», что Философ стоит на точке зрения объективности или субъективности времени. Однако сам Аристотель не делает однозначного вывода, хотя ряд его рассуждений свидетельствуют о том, что время он рассматривал как нечто объективное, связанное со всеми видами движения объективного материального мира. Эта особенность аристотелевской концепции времени часто вызывает нарекания со стороны современных исследователей, привыкших считать время либо чем-то сугубо объективным, либо чем-то исключительно субъективным1. Мы, однако, полагаем, что в таком противоречивом описании времени проявилась выдающаяся интуиция Аристотеля, которая не позволила ему сделать однозначный вывод в пользу объективности или субъективности времени2. Вместе с тем у Аристотеля не было достаточных оснований для того, чтобы в явном виде констатировать двойственность природы феномена времени. Противоречивость аристотелевской концепции времени не осталась незамеченной последующими мыслителями. Более того, предпринимались попытки объединить в едином определении времени как объективные, так и субъективные моменты аристотелевского понимания времени. Так, например, реформатор стоицизма Посидоний (ок. 135-51 гг. до н.э.) дает такое определение времени: время есть «расстояние движения или мера быстроты и медленности [в зависимости от того], в каком состоянии находится мысленно воспринимающий [это расстояние или движение]»3. Комментируя данное определение времени, А.Ф. лосев пишет, что Посидоний в это определение, повидимому, включает вслед за Аристотелем и мыслящую душу. Однако восприимчивость Посидония к идее Аристотеля о связи времени с душой человека можно считать для античности крайне ред ким случаем. Весьма показательно в этом отношении, что Секст Эмпирик, живший в конце II - начале III столетия новой эры, доказывая правомерность скептического отношения к познаваемости времени и в связи с этим указав на противоречивость различных концепций времени, не нашел ни одной концепции, в которой время было бы в какойто степени связано с человеческой душой1. Таким образом, гениальная научная интуиция Аристотеля позволила ему с огромным опережением обратить внимание на субъективный аспект феномена времени, который начнет осознаваться философами только в XVII столетии. Мысли Стагирита о связи времени с мыслящей душой, по-видимому, оказали серьезное влияние на Плотина и Аврелия Августина, хотя ни Плотин, ни Аврелий Августин, помещая время в душе, не ссылаются на Аристотеля и, более того, критикуют его концепцию времени как концепцию объективного времени, согласно которой время тесно связано с движением объектов материального мира. Весьма заметной субъективизация времени становится в XVII столетии, когда, казалось бы, для этого не было никаких объективных оснований. Более того, в XVII столетии были достигнуты значительные успехи в познании законов механического движения и возникла ньютоновская механика, в которой общепринятые представления о времени как о некотором объективно-реальном равномерном течении были закреплены в качестве основных положений физики. Склонность философов XVII столетия субъективировать время обусловлена, на наш взгляд, следующими обстоятельствами. В этот период в связи с зарождением способности осознавать и более или менее адекватно оценивать субъективную реальность собственного сознания начинает более явственно осознаваться и субъективное время. Но для философа, стоящего на объективистской гносеологической позиции2, трудно осознать иную форму доступного человеческому восприятию бытия, кроме как бытия в объективном времени. Поэтому при рассмотрении процессов и явлений сознания у него возникает представление о том, что субъективные процессы сознания, так же как и материальные процессы внешнего, объективного мира, протекают в одном и том же времени. Взгляды на время философов XVII столетия наглядно демонстрирует Р. Декарт (1596-1650), который считает, что длительность это некий общий, единый атрибут как протяженной, так и мыслящей субстанции1. Время он определяет как модус мышления, т.е. как способ мыслить длительность, заключающийся в измерении этой длительности. Измерение же - это деление измеряемого на равные части и счет этих частей. Причем деление измеряемого на равные части - это не обязательно только мысленная операция, ибо само измеряемое может быть объективно разделенным на равные части. Именно таковым, считает Декарт, является деление длительности на дни и годы. Деление же суток на часы и мгновения, согласно Декарту, не имеет под собой объективной основы и является исключительно искусственной, «мыслительной» операцией. Аналогичным образом «субъективирует» время Барух Спиноза (1632-1677), который, во-первых, продолжая традицию средневековой схоластики, различает вечность как бездлительное бытие Бога и длительность бытия сотворенных вещей и, во-вторых, от длительности отличает время, которое, с его точки зрения Спинозы, представляет собой меру длительности или даже просто модус мышления. Но что собой представляет время как модус мышления? Вот как характеризует время Б. Спиноза: «Чтобы определить длительность данной вещи, мы сравниваем ее с длительностью вещей, имеющих прочное и определенное движение, и это сравнение называется временем. Поэтому время не состояние вещей, но только модус мышления, т.е., как мы сказали, мысленное бытие. Оно есть модус мышления, служащий для объяснения длительности»2. Здесь мы имеем концепцию времени, согласно которой время признается, с одной стороны, существующим только в сознании модусом мышления, а с другой - время отождествляется «с длительностью вещей, имеющих прочное и определенное движение». Но длительность - это атрибут существующих «вне мышления» материальных вещей. Поэтому время у Спинозы обретает некоторую двойственную объективно-субъективную природу. Более четко и ясно время обретает черты всеобщности и универсальности в концепции времени Джона локка (1632-1704). Дж. локк, фактически, уже осознает реальное существование в сознании человека субъективного времени, но, рассматривая, по сути дела, субъективное время сознания, он полагает, что ведет речь о времени вообще. Дж. локк определяет «продолжительность» как «текучую протяженность», как «другой вид расстояния, или длины, идею которого мы приобретаем не от постоянных частей пространства, а от текучих и беспрерывно гибнущих частей последовательности»1. При этом локк не видит особых различий между последовательностью событий внешнего материального мира и последовательностью следующих друг за другом в сознании человека идей. Поэтому он полагает, что как идея продолжительности «получается от размышления о движущейся цепи наших идей» (С. 231), так и идея последовательности приобретается «через размышление о появлении одной за другой в нашем разуме разных идей» (С. 233). При этом локк считает, что «цепь идей имеет известную степень быстроты» (С. 234) и что именно «постоянная и правильная последовательность идей у бодрствующего человека есть, так сказать, мера и образец для всех других последовательностей» (С. 236). Итак, продолжительность и последовательность как два важнейших атрибута времени имеют, согласно локку, субъективное происхождение. Вместе с тем, рассматривая время как измеренную продолжительность, локк ищет средства измерения времени среди материальных движений внешнего объективно-реального мира, в силу чего и время обретает объективность. Более того, «продолжительность» имеет у локка характер некоего особого, безотносительно к каким бы то ни было материальным процессам равномерно текущего абсолютного времени классической механики. И тем не менее, резюмируя свои рассуждения о времени, Дж. локк еще раз подчеркивает, что идеи продолжительности и последовательности человек получает на основе рефлексии и ощущения (с. 246). Итак, вплоть до XVIII столетия в условиях полного господства в философии объективистской гносеологической позиции во взглядах многих выдающихся философов на время проявляется интуиция субъективного времени, в результате чего время обретает черты единого универсального равномерного «потока» или «течения», в котором протекают как процессы материального мира, так и процессы сознания. Возникшее у философов-материалистов негативное отношение к субъективистской гносеологической позиции Дж. Беркли, Д. Юма и И. Канта привело к тому, что время в материалистической философии было очищено от элементов субъективизма и стало рассматриваться как нечто сугубо объективное. Утверждению таких взглядов в материалистической философии способствовало и успешное развитие классической физики, в которой важную роль играло абсолютное время, которое, вопреки взглядам самого И. Ньютона, рассматривавшего абсолютное пространство и абсолютное время как чувствилища Бога, имеет ярко выраженные черты объективной сущности. Интуиция субъективного времени во взглядах философов-материалистов сохраняется в понимании времени как некой универсальной сущности, в равной мере относящейся как к процессам и событиям материального мира, так и к психическим процессам и явлениям человеческого сознания. Особенно широко подобные взгляды были развиты в берущем свое начало в философских учениях л. Фейербаха и Ф. Энгельса диалектическом материализме. Людвиг Фейербах (1804-1872) в «Предварительных тезисах к реформе философии» (1842 г.) писал: «Пространство и время составляют формы бытия всего сущего. Только существование в пространстве и времени есть существование»1. Несколько позже в «Основных положениях философии будущего» (1843 г.) он отмечает, что пространство и время - это «не простые формы явлений: они - коренные условия, разумные формы, законы как бытия, так и мышления» (Там же. С. 192). Фридрих Энгельс (1820-1895) развивает мысли л. Фейербаха о времени как формах бытия всего сущего, когда заявляет: «Это старая история. Сперва создают абстракции, отвлекая их от чувственных вещей, а затем желают познавать эти абстракции чувственно, желают видеть время и обонять пространство. Эмпирик до того втягивается в привычное ему эмпирическое познание, что воображает себя все еще находящимся в области чувственного познания даже тогда, когда он оперирует абстракциями. Мы знаем, что такое час, метр, но не знаем, что такое время и пространство! Как будто время есть что-то иное, нежели совокупность часов, а пространство что-то иное, нежели совокупность кубических метров! Разумеется, обе эти формы существования материи без материи суть ничто, пустые представления, абстракции, существующие только в нашей голове»1. Вместе с тем в «Анти-Дюринге», написанном практически в то же время, мы читаем: «Согласно г-ну Дюрингу, время существует только благодаря изменению, а не изменение существует во времени и благодаря времени. Именно потому, что время отлично, независимо от изменения, его можно измерять посредством изменения, ибо для измерения всегда требуется нечто отличное от того, что подлежит измерению. Затем, время, в течение которого не происходит никаких заметных изменений, далеко от того, чтобы совсем не быть временем; оно, напротив, есть чистое, не затронутое никакими чуждыми примесями, следовательно, истинное время, время как таковое. Действительно, если мы хотим уловить понятие времени во всей его чистоте, отделенным от всех чуждых и посторонних примесей, то мы вынуждены оставить в стороне, как сюда не относящиеся, все те различные события, которые происходят во времени рядом друг с другом или друг за другом, - иначе говоря, представить себе такое время, в котором не происходит ничего. Действуя таким путем, мы, следовательно, вовсе не даем понятию времени потонуть в общей идее бытия, а лишь впервые приходим к чистому понятию времени» (Маркс, Энгельс, т. 20, с. 52). Здесь уже полная абстракция от материальных процессов при образовании понятия времени приводит, с точки зрения Ф. Энгельса, не к «пустой абстракции, существующей только в голове человека» и тождественной с «ничто», а к «чистому понятию времени», которое отражает «не затронутое никакими чуждыми примесями, следовательно, истинное время, время как таковое». Эти высказывания Ф. Энгельса вполне можно истолковать, как это и делали некоторые сторонники диалектического материализма, в духе признания идеи абсолютного, истинного времени классической физики. Для нас важно то обстоятельство, что у Ф. Энгельса нет даже намека на идею субъективного времени человеческого сознания. Время для него - это либо абстрагированное от объективно-реальных процессов материального мира философская категория, которая без конкретных материальных процессов оказывается пустой абстракцией, либо некое «истинное время», «время как таковое», представляющее собой, по-видимому, бессодержательное равномерное течение, к идее которого мы приходим, полностью абстрагируясь от каких бы то ни было конкретных процессов. Таким образом, с точки зрения л. Фейербаха и Ф. Энгельса, время - это нечто универсальное, единое как для материальных процессов объективного мира, так и для процессов мышления. Подобные представления о времени на протяжении 20-30-х годов ХХ столетия получили широкое распространение среди отечественных философов и ученых-гуманита риев. Что касается специалистов естественных наук, то они сохранили сформировавшиеся в процессе становления и развития классической физики и подкрепленные теорией относительности представления о том, что время - это объект изучения физики. К длительному забвению проблемы времени в отечественной философии привело крайнее упрощение философской мысли в условиях культа личности И. Сталина. Вплоть до 50-х годов философская литература по проблеме времени исчерпывалась небольшим числом работ, в которых разъяснялись самые общие положения диалектического материализма о времени как форме бытия материи1. Более глубокие исследования по проблеме времени появились в конце 50-х начале 60-х годов. Проблемой времени начали заниматься М.Б. Вильницкий, А.Д. Урманцев и Ю.П. Трусов, Р.А. Аронов; П.С. Дышлевый, Аскинадзе (Аскин) и др.2. В 70-80-х годах появились работы по проблеме времени А.М. Ахундова, В.И. Жога, В.П. Казарян, В.А. Канке, А.П. левича, Ю.Б. Молчанова3 и многих других ученых. Одним из первых философов, обративших внимание на «психологическое время», был А.М. Мостепаненко, который, рассматривая в соответствии с традицией время как нечто объективное и воспринимаемое человеком извне, полагает, что «вполне правомерен … вопрос: не может ли оказаться, что объективные события, связанные с психическими явлениями, локализованы в некоем психологическом пространстве, отличного от физического макропространства, и психологическом времени, отличном от физического макровремени, причем эти психологические пространство и время образуют реальную пространственно-временную форму, обладающую не меньшим онтологически статусом, чем, скажем, макропространство и макровремя?»1. А.М. Мостепаненко готов признать самостоятельный онтологический статус «психологического пространства» и «психологического времени», однако полагая, что в них локализованы объективные события, он, фактически, объективирует их и поэтому не удивительно, что склонен приравнять их онтологический статус к онтологическому статусу «макропространства» и «макровремени», под которыми понимает объективное «физическое пространство» и объективное «физическое время» материального мира. Здесь еще нет осознания того, что для человека, воспринимающего объективно-реальную действительность через отражение в своем сознании, «воспринимаемый» и «познаваемый» им «мир» обладает двойным бытийным статусом, а именно: онтологическим статусом внешнего материального мира и бытийным статусом субъективной реальности собственного сознания. Как самостоятельный объект исследования субъективное время начинает рассматриваться с 70-80-х годов ХХ столетия2. И хотя на сегодняшний день субъективный аспект феномена времени изучен еще крайне слабо, но уже имеющиеся результаты исследования субъективного времени, а также фактический материал о временной организации процессов и явлений психики и сознания, накопленный в психологии, психиатрии и других науках о мозге и высшей нервной деятельности, позволяют рассматривать проблему субъективного времени в более широком философском плане. Фрагмент монографии: Хасанов И.А. Феномен времени. Часть II. Субъективное время. Вып. 2.Основные методологические подходы к познанию природы и сущности сознания. Материальные механизмы, структура и функции субъективного времени. - М., 2005. С. 59-71 //http://www.chronos.msu.ru/RREPORTS/ khasanov_phenomen_2-2.pdf Ильгиз А. Хасанов 1 Мостепаненко А.М. Проблема универсальности основных свойств пространства и времени. - л.: Наука, 1969. С. 196. 2 См. работы Брагиной Н.Н. и Доброхотовой Т.А., Веккера л.М., Головахи Е.И. и Кроника А.А., Трубникова Н.Н.