ИНДЕКСАЛЬНОЕ ПИСЬМО

(indexical writing). Текст в функции указательного (индексального) знака, непосредственно предъявляющего ту реальность, на которую указывает; особая интенциональность, присущая текстам и выводящая их за пределы самой текстуальности.
Хотя вербальный язык состоит из символических знаков, некоторые из них выступают в функции индексальных, например указательные местоимения и частицы: «этот», «тот», «вот», «вон», «это»… Можно выделить целые словесные жанры, семантика которых предполагает выход за границы языка: не просто отнесенность к внесловесной реальности, но и непосредственное предъявление обозначенного объекта. Таковы, например, вывеска над общественными зданиями, подпись к произведению изобразительного искусства (картине, скульптуре), титры к кинофильмам и спектаклям, памятка или инструкция по использованию разных изделий и приборов, путеводитель по городам, музеям и прочим достопримечательным местам, транспортные знаки («объезд», «поворот» и пр.). В эти жанры вложена интенция указательности, перст, «тычущий» в предметы и в окружающее пространство.
Категория индексального письма существенна для понимания соотношения текста с внетекстовой реальностью. Обычно эта проблема решается либо традиционно (текст сообщает об объективной реальности), либо на основе постмодернистского тезиса о том, что внетекстовой реальности не существует. Третье решение состоит в том, что сам текст создает выход за свои рамки в реальность, и индексальные элементы как раз и образуют такое «окошко» – внутритекстовую предпосылку существования внетекстуального. Любой текст, сколь угодно обширный и отвлеченный (например, философский трактат), может выступать в функции указательной частицы, в значении «вот» или «вон», показывающем на что-то вне себя. Чтобы выразить свою трансвербальную интенцию, текст должен вплотную подходить к границе языка и мотивировать необходимость ее пересечения, то есть оговаривать свою недостаточность, неточность, неполноту, предполагать рядом с собой радикально иное, внетекстовое, вещно-бытийственное. Деконструкция, практикуемая в академической среде, уже подводит нас к такому «кенозису», самоистощению письма, но все еще действует только внутри текста, как бесконечность его саморефлексии, самооговорок, саморазоблачений.
Возможен, однако, и дальнейший жест самоостранения, указывающий на то Иное, к чему текст служит только предлогом, поводом. Собственно, классическое «мироустроительное» письмо – марксистское, ницшевское, федоровское (космистское) – по своему замыслу индексально, то есть вписывает себя в ту предметную среду, которую проектируeт: коммунистическое общество, танец сверхчеловека, воскрешение мертвых… Но такое мироустроительное, активистское письмо, которое полагает «онтический субстрат» как свое последствие, есть лишь одна из разновидностей индексального письма. В данном случае оно само «снимает себя» в материальной или социальной реальности своего грядущего воплощения. Оно указательно в том смысле, что указывает на будущее, то есть индексально в плане времени.
Можно представить и такое письмо, которое индексально в пространственном плане: не упраздняется в акте своей последующей предметной реализации, но полагает рядом с собой предметную среду, от нее неотделимо и к ней несводимо. Так, в инсталляциях художника Ильи Кабакова индексальное письмо предрасположено к литоте, в отличие от гиперболических устремлений марксистского, ницшеанского, федоровского письма. Поскольку предмет, благодаря своей единичности, «меньше» слова, он иронически оттеняет его понятийную всеобщность, сверхзначимость. Например, один из 65 проектов, составляющих «Дворец проектов» И. Кабакова (1998) – это «Воскрешение всех умерших» философа Н. Федорова. Словесному описанию этого проекта в кабаковской инсталляции соответствует не грандиозное видение будущего, а металлическая рама-стол, на которой стоит пластмассовый футляр; туда вложены вырезанные из бумаги фигурки белых «воскресших» человечков. Понятно, что такая предметность не может воплотить в себе данный философский текст, масштаб его пророческих и учительных смыслов. Напротив, человечки в футляре иронически оттеняют грандиозность этого учения своей «наличной» малостью. Вещи выступают как пересмешники великих слов и идей. Таким образом, эстетика малого у Кабакова позволяет осуществить то, что Т. Адорно называл вклейкой бытийного субстрата в философский текст. Tекст, как правило, материально меньше означаемого предмета, зато предмет семантически меньше означающего текста, выглядит как «пигмей» рядом со своей философической идеей. Индексальное письмо «играет» с внетекстовой реальностью, достигая двойного эффекта взаимного остранения: ее и себя.
*«», Гипербола-литота, Лирический музей, Микроника, Микрометафизика, Неолубок, Прагмо-арт, Реалогия, Остранение остранения, Экология текста,
«Это» и «вот»: Литота и индексальное письмо // Знак. С. 690–699.