Географическая среда и русский культурный архетип

Суровая природа Восточно-Европейской равнины с ее монотонным ландшафтом и небольшим населением, разбросанным по огромной территории, явилась мощным фактором, повлиявшим на становление характера и культуры русского народа. В глубине евразийского континента, в отличие от его западной части, природа не давала человеку надежды, на то, что ее когда-то удастся «приручить» и «одомашнить». Природа Великороссии, писал В. О. Ключевский, часто смеялась над самыми осторожными расчетами русского человека, своенравие климата и почвы обманывали самые скромные его ожидания, и, привыкнув к этим обманам, расчетливый великоросс любил подчас, очертя голову, выбрать самое что ни есть безнадежное и нерасчетливое решение, противопоставляя кризису природы кризис собственной отваги. Ключевым психологическим понятием культурного архетипа русского человека стало «авось» - наклонность дразнить счастье, играть в удачу. Природа приучила русского человека к чрезмерному кратковременному напряжению своих сил, работать скоро, лихорадочно, споро. Ни один народ в Европе не способен был к такому напряжению труда на короткое время, какое мог развить великоросс, но и нигде в Европе, кажется, не найти было такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному постоянному труду, как в той же Великороссии. Борьба с природой требовала от русских людей солидарных, коллективных усилий. Поэтому устойчивыми понятиями и установками их жизнедеятельности явились: навалиться всем «миром» и «аврал». Страх, порождаемый капризностью и непредсказуемостью природы, и опыт суровой жизни выработали преклонение перед нравом силы, но в то же время - уважение к природным стихиям, переходящее в удивление и восхищение красотой и гармонией природы. Все это веками воспитывало у жителей Восточно-Европейской равнины пассивно-созерцательное, фаталистское отношение к миру. Русский человек не позволял себе роскошь трансцендентной медитации: жизнь заставляла упорно трудиться, а борьба за существование принимала весьма конкретные формы. Поэтому фатализм у русских людей сочетался со стихийно-реалистическим отношением к жизни. Великоросс вообще был замкнут и осторожен, даже робок, вечно себе на уме, необщителен, лучше сам с собой, чем на людях, лучче в начале дела, когда еще не был уверен в себе и в успехе, и хуже в конце, когда уже добивался некоторых успехов и привлекал внимание: неуверенность в себе возбуждала его силы, а успех ронял их. Ему легче было одолеть препятствие, опасность, неудачу, чем освоиться с мыслью о своем величии. Он принадлежал к тому типу умных людей, которые глупеют от признания своего ума. Невозможность рассчитать наперед, заранее сообразовать план действий и прямо идти к намеченной цели, заметно отразилась на складе ума великоросса, на манере его мышления. Не рационализм, а интуитивизм доминировал в его сознании. У русского человека больше восточной (византийской) иррациональности, чем западной рациональности, и поэтому эмоции у него всегда преобладают над разумом, страсти над интересами. Русский человек чаще идет за «голосом сердца», чем за рассудком. Если у русских людей преобладает наглядно-образное и наглядно-действенное мышление, то у западных - вербально-логическое. Русский человек более склонен, потому что больше способен, обсуждать пройденный путь, чем воображать дальнейший, больше оглядываться назад, чем заглядывать вперед. Русский человек крепок задним умом, что делает его более осмотрительным, чем предусмотрительным. Он лучше замечает следствия, чем ставит цели и предвидит способы их достижения. Великоросс своей привычкой колебаться и лавировать между неровностями жизни (русская жизнь: «полоса — белая, полоса - черная») часто производит впечатление непрямоты и неискренности, поэтому компенсируя его, всегда восхищался «честными и прямыми мужиками». Он всегда идет к цели, хотя часто недостаточно обдуманно, постоянно оглядываясь по сторонам, и поэтому походка его кажется уклончивой и колеблющейся. Русский человек с древнейших времен придерживается принципа, что «лбом стены не прошибешь», и «только вороны прямо летают». Природа и судьба, пишет В. Ключевский, вели великоросса так, что приучили его выходить на дорогу окольными путями. Русский человек и мыслит так, как ходит, он часто думает надвое, а это кажется двоедушием.