Энергичное, мужское, острое и мягкое, женское, сдержанное

а) Эти понятия, которые впоследствии в эллинистической эстетике играли большую роль, совмещают у Платона в себе как признаки принципиально структурной, так и признаки качественно структурной эстетической формы. С одной стороны, как говорил Платон, понятия мужского и женского стиля не обладают какой-то определенной и четкой формой, какую мы находим, например, в симметрии или пропорции. Тут выдвигается просто не" который принцип структуры, а не самая структура. С другой же стороны, обе эти эстетические формы уже предполагают наличие структурных форм, и симметрии, и пропорции, и ритма. Это заставляет нас назвать две указанные эстетические формы синтетически структурными.
б) В платоновских текстах читаем: «Был ли ты когда-нибудь восхвалителем сам или слушал ли, как в твоем присутствии восхваляет другой остроту и быстроту (oxyteta cai tachos), будь то в теле, или в душах, или в движении голоса, в самых ли этих предметах или в их образах, создаваемых в подражание им музыкой или живописью?.. Именно во многих действиях и (вообще) очень часто, когда мы восхищаемся быстротой, силой и остротой (tachos cai sphodroteta cai oxytela) мысли и тела, равно как и голоса, мы каждый раз выражаем эту похвалу употреблением названия «мужество»... Мы говорим, па-пример, «остро», «мужественно», «быстро» и «по-мужски»; точно так же и — «сильно». И, применяя то общее наименование, о котором я говорю, по всем этим качествам, мы прямо хвалим их... С другой стороны, разве часто мы не хвалим во многих действиях вид спокойного становления (eiremaias geneseos)?.. И не противное ли мы говорим, когда произносим о них такое мнение?.. Ведь мы, любуясь чем-нибудь, называем всегда тихим и целомудренным то, что относится к области мышления, и, в свою очередь, медлительным и нежным то, что обнаруживается в голосе, и о всяком ритмическом движении и всяком пении (moysan) говорим, что оно удачно в своей медлительности. Всему этому мы даем название не мужества, но умеренности [сдержанности, cosmiotetos]... И когда опять оба эти качества оказываются не ко времени, мы, напротив, порицаем и то и другое, отмечая их вновь противными названиями... То, что происходит более резко, более быстро и более жестко, чем того требует момент, мы называем напористым, неистовым, а что медленнее и мягче — слабым и вялым. И большею частью эти свойства — целомудренная натура и мужественная — точно две противоположности, удел которых выражать борьбу враждебных идей, мы находим несмешанными в соответствующих им действиях, а между теми, которые носят их в душах, если будем их изучать, увидим разлад» (Politic, 306d— 307 d).
Эти две натуры, по Платону, находятся в состоянии борьбы потому, что обе они обычно существуют в, извращенном виде. Мужество обычно становится страстной враждебностью, а мягкость делается дряблостью и мешает воинственности (Politic, 307 d — 308 b). Однако приобщение к вечно сущему примиряет и сближает между собою обе натуры, хотя они и остаются разными. «Я утверждаю, что прочно утвердившееся истинно сущее мнение о прекрасном, справедливом, добром и о противном этому, когда является в душах, становится божественным в демоническом роде... Мужественная душа, принимая в себя таковую истину, не смягчится ли и не захочет ли скорее всего приобщиться таким образом к тому, что справедливо?.. А натура сдержанная, принявши эти мнения, не становится ли воистину целомудренной и разумной?.. Но не скажем ли, что это сплетение и соединение никогда не будет прочным ни у злых с злым, ни у добрых с злыми и что никакое значение всерьез не приложимо к таким людям с пользою?.. Твердый же союз зарождается посредством законов только в нравах благородных с самого начала и воспитанных согласно природе. Для них-то и предназначается это врачевство искусства и та, как мы сказали, божественная связь, при помощи которой сообщаются элементы добродетели, по природе не схожие и стремящиеся в противоположные стороны» (Politic, 309 с — 310 а).
Все это рассуждение не оставляет никакого сомнения в том, что Платон мыслил себе два ярко разграниченных эстетических стиля, которые он, как всегда, распространял на все стороны жизни вообще. Они достаточно охарактеризованы здесь как в своей противоположности и несовместимости, так и в своем сходстве. Этот пункт сходства есть приобщение их к вечному знанию.
Чтобы не казалось, будто бы эта антитеза появилась у Платона случайно и без всякого специального отношения к проблемам красоты и искусства, приведем еще один текст, яснее которого в этом отношении уже не может быть ничего: «Далее, надо было бы определить характер, отличающий от мужских песнопений те песнопения, что подобают женщинам. Необходимо для них установить подходящие гармонии и ритмы. Нехорошо, если напев идет вразрез с гармонией в ее целом, если нарушается ритмичность, и ничто в песнях не соблюдено надлежащим образом. Необходимо и здесь установить законом определенные схемы. И мужскому и женскому полу необходимо предоставить произведения, содержащие в себе оба эти элемента, т. е. гармонию и ритм; но при этом женщинам надо предоставить то, что соответствует именно этому природному разумению полов. А это-то и надо выяснить. Следует признать, что величественное и побуждающее к мужеству имеет мужской облик; склоняющееся же к благопристойности и скромности более родственно женщинам. Поэтому и было бы разумно предоставить его им путем закона (Legg., VII 802 de).
Таким образом, говоря о двух синтетически структурных формах, Платон предусматривает также и соответствующий характер основных элементов музыки, гармонии и ритма. Явно, значат, обе формы мыслятся им в эстетическом и художественном плане.
Эта антитеза, в особенности в своей этической части, попадается у Платона не раз. Говорится о мужестве и целомудрии в их различиях и в их сходствах (Gorg., 506 е— 507 d). В другом месте можно встретить следующую антитезу: «От умеренных они перенимали более умереыноо, а от мужественных — более мужественное» (Legg., II 681 Ь). Можно встретить и высказывание о том, что страсть к золоту «из людей вообще порядочных создает купцов, корабельщиков, прислужников, из храбрых — разбойников, гробокопателем, святотатцев, задорных драчунов, тиранов» (Legg., VIII 831 e). В «Государстве» ставится вопрос о ритмах, «какие из них относятся к жизни благоприличной и мужественной» (R. Р., III 399 е),— та же основная эстетическая антитеза.
в) Для углубления в проблему этих двух эстетических форм обратим внимание на то, как Платон вообще употребляет понятие «остроты» и «сдержанности».
Платон говорит (вместе со всей античностью) об «остром» и «тяжелом» ударении в словах (Crat., 399 ab), а также об «острых» звуках в смысле «высокие» звуки и о «глубоких в смысле «низкие» звуки (тоже со всей античностью, Tim., 67 b). Наиболее яркое впечатление белого цвета Платон также называет «острым» (Tim., 67 е). И вообще, он говорит об «остроте» (тонкости) ощущений (oxyecoos aisthesis), вернее, о «тонко воспринимающем ощущении» (Tim., 75 Ь). «Острым» представляется ему огонь, и он достаточно распространяется о причинах и действиях этой огненной остроты (Tim., 61de). Создавая человеческое тело, демиург прибавил к смеси воды, огня и земли закваску из кислого (oxeos) и соленого вещества (Tim., 74 с), а мокрота кислая (оху) и соленая и служит источником известных болезней (Tim., 85 b). Плохие бегуны сначала делают вид, что сильно (oxeos) скачут, а потом попадают в смешное положение (R. Р., X 613 Ь). Подвижность тела, рук и ног важна в состязаниях — oxytes (Legg., VIII 832 е). В справедливом государстве «люди чутко (оху) прислушиваются к положению сирот, зорко (оху) смотрят за ними» {Legg., IX 927 b). «Человек, не принявший нового посвящения или испорченный, без горячности (оус oxeos) возносится отсюда туда, к самой красоте* (Phaedr., 250 е). «Глаза рассудка начинают остро смотреть лишь тогда, когда прекращается острота зрении телесного» (Conv., 219 а). «Когда человек молод, он в высшей степени плохо различает подобные предметы (о значении закона), в староста же, наоборот, очень отчетливо (охуtata) {Legg., IV 715 d). Музыкально вышколенный человек по-надлежащему «живо» (oxytata) чувствует все особенности музыкального произведения (R. P., Ill 401 е). «Разке ты еще не замечал, как проницательно смотрит душонка людей, которых натыкают злыми, но мудрых, и как остро (oxeos) рассматривает то, к чему обращается? Имея недурное зрение и, однако же, шшуждаясь служить злу, она чем глубже (oxyteron), тем больше делает зла» (Н. Р., VII 519 а). •Мужчине (можно рождать), когда он минует самую острую (oxytaten) пору цветущего возраста»... (R. Р., V 400 с). «Можешь ли назвать наслаждение больше и острее (oxyteron.) любовного?» (R. Р., III 403 а). «Мои обвинители, люди сильные и проворные (oxois)...» (Apol., 39b). «Ведь ты молод, любезное дитя, и потому остро воспринимаешь речи к народу и убеждаешься» (Theaet,., 102d). «Этот Полос молод и остер» (Gorg., 463e). «Ученые, обладающие хорошей памятью, живые, быстрые (oxeis) и все подобные тому, будучи отважными и по образу мысли возвышенными, не хотят, знаешь, в то же время жить скромно (cosmios), тихо и постоянно, но увлекаются быстротою (hypo oxytetos), куда случится, и все постоянство их исчезаете (R, Р., VI 503с). «Ведь прав правителей рассудительных, с одной стороны, весьма осторожный, справедливый и бережливый, а, с другой, нуждается в резкости, в некоторого рода отваге, быстрой (oxeias) и готовой на дело» (Politic, 311a).
Этот текстовой материал (а он не маленький) с полной . очевидностью показывает, что термин «острый», «острота» больше всего употребляется Платоном в отношении чисто вещественных свойств предметов. Почти исключительно Платон применяет эти термины к области ощущений, восприятий и общежизненной реакции. Тем самым, значит, он мыслит его эстетически, с своей античной точки зрения. Острота ощущений и жизненных реакций заключается, судя по приведенным текстам, в проницательности, подвижности, чуткости, зоркости, горячности, отважности, энергичности и быстроте. Конечно, о четком определении самого понятия у Платона не может быть и речи. Но в описательном смысле эти эстетические термины у Платона совершенно ясны и определенны.
г) Противоположны по своему значению термины — сдержанность, умеренность, упорядоченность и просветленность (cosmios и cosmiotes). «Все то, что совершается не благопристойно (cosmios) и незаконно, вызывает справедливое порицание» (Conv., 182а). Среди невоздержанных людей могут быть такие, которые воздерживаются от одних удовольствий, чтобы отдаваться другим. В таком случае они в некотором роде cosmioi (Phaed., 68 е). Извращенная душа умеренность и благоприличную (cosmian) трату считает деревенщиной и низостью (R. Р., VIII 560 d). При несостоятельности прочих государственных форм демократия имеет преимущества, но когда те благоустроены (cosmion), жить под демократией стоит всего менее (Politic, 303 b). Человек дерзкий и невоздержанный должен выбирать в жены дочь благопристойных родителей (Legg., VI 773 а). Государство должно давать детям благоприличное (cosmios) воспитание (Мепех., 248 d). Собеседники приходят к Сократу согласно уговору cosmios, т. е. исполняя долг вежливости (Soph., 216 а). «Устроению и благонравию души [имя] — законность и закон, почему они и становятся законными и благонравными (cosmioi)» (Gorg., 504d). Стихии природы — теплота, холод, сухость, влажность, под влиянием благопристойной (cosmioy) любви дают «прекрасную гармонию и смешение», «принося благоденствие и здравие» -живым существам и растениям (Conv., 188а); в то же время «от переизбытка и взаимной неупорядоченности (acosmias) любви происходят иней, град, медвяная роса» (Conv., 188Ь). «Когда не угождают благопристойному другу», рождается всякое нечестие» (Conv., 188с). Больше всего отступают от разума, закона и порядка «любовные и тиранические вожделения» и меньше всего — «царственные и благоприличные» (cosmioi) (R. P., IX 587а). Анит — «гражданин не гордый, не надменный и не спесивый», но — человек «симпатичный (cosmios) и вежливый» (Men., 90а). «Наилучшее государство может возникнуть из тирании благодаря выдающемуся и благопристойному тирану» (Legg., IV 710d). «Из всех предпринимателей благопристойнейшие (cosmiotatoi) по природе бывают большею частью самыми богатыми» (R. Р., VIII 564е). «С земли собирается жатва, достаточная для приличной жизни людей» (Legg., VII 806е). «Соблюдая середину между тщеславием и бедностью», жители строили себе жилища скромные (Critias, 112с). Избегающий суда должен «избегать и государств, которые управляются хорошими законами и людей самых достойных» (cosmiotatoys, Crit., 53с).
Тексты эти говорят сами за себя. Они все относятся почти исключительно к этике, так как касаются упорядочения, оформления и т. д. Термин cosmiotes у Платона— оформление иррационального, неустойчивого, текучего, перасчлененного, в то время как oxytes есть принцип, активно осуществляющий это оформление и просветленность, эту расчлененность.
В заключение необходимо напомнить, что Платон, как и вообще все мыслители античности, не знали еще такой категории, как мораль. «Благопристойность» понимается у него даже чисто физически. Например, Аристофан, у которого икота прошла от чихания, удивляется, неужели благопристойность (to cosmion) тела нуждается в таком шуме и щекотании?»