индолог и специалист в области философии религии; р. 9. 3. 1907 (Бухарест, Румыния) — ум. 24. 4. 1986 (Чикаго, Иллинойс); профессор в Чикаго, занимался историей религии и исследованием мифов; пытался определить различия между мифическим и сакральным временем, а также между архаическими и восточными религиями. Вместе с Э. Юнгером был редактором «Antaios». Осн. соч.: Le Yoga, 1936, нем. изд. 1960; Traité d’histoire des religions, 1948, нем. изд. 1954 (рус. пер.: Трактат по истории религии, 1999); Le mythe de l’étemel retour, 1949, нем. изд. 1966 (рус. пер.: Миф о вечном возвращении, 1987); Le chamanisme et les techniques archaiques de l’extase,
нем. изд. 1957 (рус. пер.: Шаманство и архаические техники экстаза, 1998); Images et symboles,
нем. изд. 1958; Forgerons et alchimistes, 1956, нем. изд. 1960; Naissances mystiques, 1958, нем. изд. 1961; The Quest, 1969, нем. изд. 1973; Histoire des croyances et des idées religieuses, I—III, 1976—1978, нем. изд. 1978—1983. (На рус. яз.: Космос и история, 1987; Священное и мирское, 1994.) — D. Allen, М. Eliade. An Annotated Bibliography, New York; London, 1980.
A. Marino. Hermenéutica lui M. Е., Cluj-Napoca, 1980; H. P. Duerr (Hg.). Sehnsucht nach dem Ursprung. Zu M. E., 1983; H. P. Duerr (Hg.). Die Mitte der Welt. Aufsätze zu M. E., 1984.
ЭЛИАДЕ Мирча
ЭЛИАДЕ Мирча
Источник: Философский словарь [Пер. с нем.] Под ред. Г. Шишкоффа. Издательство М. Иностранная литература. 1961
Элиаде Мирча
историк-религиовед. Элиаде, эмигрант из Румынии, когда-то мечтал стать новеллистом. В 1956г. начинает преподавать религиеведение в Чикагском университете. Именно там он оказал огромное влияние на развитие исследований в области религий. Характерным признаком его работ является глубокий интерес к мифической и абстрактной духовности, которая подверглась жесткой критике со стороны антропологов и историков, за отрыв от эмпирической реальности. Вот что писал о его книге «Шаманизм» (Shamanism) исследователь буддизма Эдвард Конз: «(Она) является, возможно, самым лучшим, что у нас есть по этой теме. Чем больше ты ее читаешь, тем меньше она тебя убеждает». Далее Конз утверждает, что каждый раз, когда он сравнивал цитату из книги Элиаде «Йога, бессмертие и свобода» (Yoga, Immortality and Freedom, 1936) с текстом 1 1 оригинала, то обнаруживал, что цитата неверна. Фундация Боллингена помогла Элиаде укрепить свои позиции в Северной Америке, поддерживая его исследования в обмен на такие книги, как «Миф о вечном возвращении» (The Myth of the Eternal Return, 1954). Адриана Бергер утверждает, что Элиаде был не только фашистом, но и немецким шпионом. Естественно, труды Бергер не вызвали доверия у учеников Элиаде. И, тем не менее, отдельные факты свидетельствуют о том, что Элиаде, путешествуя по Германии в 1930-х гг., посетил некоторых нацистских мыслителей, хотя записи об этихвизитах были изъяты из опубликованных им дневников. Более того, еще в 1928г. Элиаде имел контакт с Якобом Вильгельмом Хауэром - создателем пронацистского Glaubensbewegung (Немецкого движения веры). Сами по себе эти контакты еще ничего не доказывают, хотя, возможно, помогают объяснить, почему в религиозных представлениях Элиаде отражены представления Хауэра, а его теории мифа почти идентичны тем же теориям разных нацистских мыслителей Германии, включая Альфреда Розенберга.
Источник: Новые религиозные движения.
ЭЛИАДЕ Мирча
9 марта 1907, Бухарест — 23 апреля 1986, Чикаго) — румынский философ, историк религии, этнограф, писатель. В 1928 окончил Бухарестский университет, в 1931 отправился в Бенгалию и Гималаи, где в течение двух лет занимался санскритом и индийской философией, обучался йогической практике. В 1933—39 вел в Бухарестском университете курсы индийской философии и всеобщей истории религий. В 1938 основал журнал, посвященный публикациям религиеведческих исследований. С 1940 — культурный атташе при румынском посольстве в Лиссабоне, с 1941 — советник посла по вопросам культуры. В 1945—56 — профессор Сорбонны; с 1957 и до конца жизни — руководитель кафедры религиеведения Чикагского университета, основатель т. н. Чикагской школы истории религий, для которой характерно комплексное изучение мифологии, антропологии, символики и традиционных форм культуры. Одна из основных тем Элиаде — проблема неоднозначности пространственно-временных категорий в сознании человека и общества, которой посвящена его «трилогия»: «Миф о вечном возвращении» (1949; рус. пер. 1987), «Образы и символы» (1952), «Священное и мирское» (1965; рус. пер. 1994). Понятия «священного» пространства и времени присущи традиционным культурам: пространство в них мыслится неоднородным, одни его части качественно отличаются от других, в одних налицо структура и духовное содержание, другие именуются «хаосом», бесформенной и враждебной человеку протяженностью, обиталищем демонов и чудовищ. Каждый отрезок «священного» пространства имеет «центр», точку, где земное соприкасается с небесным. Этим «центром» может быть и печь в избе, и шаманское дерево, аналогичное мировому древу, и любое храмовое сооружение. Время в традиционных культурах также неоднородно: оно способно убыстряться и замедляться, регулярно обновляться, возвращаясь вспять, к своему истоку, что обеспечивается активным вмешательством людей его протекание — обрядами, празднествами, религиозными церемониями. В противоположность этому «мирское» пространство аморфно, неоформлено и как бы «бессущностно», а время — однолинейно, необратимо и неизменно враждебно человеку Одним из непременных условий духовной реализации Элиаде считает не только освобождение от «ужаса времени», но и уничтожение временной длительности в ее дурном аспекте путем различных форм аскезы и экстаза. Эта мысль развита в таких его работах, как «Йога, бессмертие и свобода» (1948), «Мифы, сны и таинства» (1957, рус. пер. 1998), «Шаманство и архаические техники экстаза» (1951, рус. пер. 1998). Еще одной излюбленной темой Элиаде является тема «иерофании», явления божественного в земном мире, когда любая мирская реальность — камень, дерево или человек, не теряя своей материальной природы, превращается в реальность сверхъестественную. Высший пример иерофании — Богоявление, Воплощение Христа. Эти теоретические построения облекаются художественной плотью в романах, повестях и рассказах Элиаде: «Майтрейи» (1933), «Девица Кристина» (1936), «Бенгальская ночь» (1960). См. также в ст. Сакральное.
Соч. в рус. пер.: Космос и история. М., 1987; Под тенью лилии. М., 1996.
Лит.: НестеровА. Нирвана, Преисподняя, Небеса.— «Литературное обозрение», 1998, № 2; Касаткина Т. На грани двух миров.— «Новый мир», 1997, № 4.
Ю. Н. Стефанов
Соч. в рус. пер.: Космос и история. М., 1987; Под тенью лилии. М., 1996.
Лит.: НестеровА. Нирвана, Преисподняя, Небеса.— «Литературное обозрение», 1998, № 2; Касаткина Т. На грани двух миров.— «Новый мир», 1997, № 4.
Ю. Н. Стефанов
Источник: Новая философская энциклопедия
Элиаде Мирче
(1907-1986) ? франц. философ культуры, исследователь мифологии, религиовед, писатель. Учился в лицее; поступил в 1925 в Бухарест. ун-т (ф-т филологии и философии), окончив его в 1928.Устойчивый интерес Э. к лит-ре, древней истории, ср.-век. алхимии и оккультизму, философии Возрождения, религиям Востока определился рано. Увлечение Востоком привело молодого ученого в Калькутту (1928), где он слушал лекции в ун-те, осваивал языки и работал с инд. религиозно-филос. текстами. В Индии Э. провел более трех лет, из к-рых более полугода — в гималайских ашрамах индийских гуру. Изучение Индии и личный опыт приобщения к святыням древних вост. религий наложили существ. отпечаток на научную проблематику и мировоззрение Э. Первые крупные научные публикации Э. “Эссе о происхождении инд. мистики” (1936), “Техника йоги” (1948), “Йога: Бессмертие и свобода” (1954) — серьезные научные труды по истории мистики и духовных практик Востока, однако, подзаголовок последней и содержание книг ясно указывали на то, что академич. начало сочетается в них с поиском и разрешением экзистенциальных вопросов, остро поставленных мыслителями поколения Хайдеггера и Сартра. Оставив недолгую дипломатич. службу (1940-45, Лондон, Лиссабон), Э. — проф. Сорбонны (1945). В следующее десятилетие выходят в свет важнейшие работы Э. (“Миф о вечном возвращении: Архетипы и повторения”, 1949; “Шаманизм и архаич. техники экстаза”, 1951; “Обряды и символы”, 1952; “Кузнецы и алхимики”, 1956 и др.). В эти годы завершается формирование позиций Э.-ученого и ширится слава Э.-писателя (“Бенгальская ночь”, 1950; “Запретный лес”, 1955 и др.). В 1956 Э. возглавляет кафедру сравнит. религиоведения Чикаг. ун-та. Он развивает свои теор. воззрения на архаич. культуру и мифол. сознание (“Аспекты мифа”, 1963; “Сакральное и профанное”, 1965), исследует Ритуал и Фольклор (“Обряды и символы инициации”, 1965; “Австрал. религии. Введение”, 1973), пишет обобщающие труды по истории религий (“История верований и религ. идей”, т. 1-2, 1976-78); “Энциклопедия религии” (1987, 16 т.), гл. редактором к-рой он являлся). Методология Э. складывалась в период утраты Эволюционизмом господствующего положения в гуманитарных науках. В отличие от Тайлора и Фрэзера Э. стремится обнаружить в истории культуры не последовательно сменявшие друг друга состояния, прогрессировавшие от простого к сложному, от грубого к утонченному, но универсальные морфол. образцы (“паттерны”), неустранимо присутствующие в культуре и составляющие ее ядро независимо от хронологии и этнич. принадлежности. Эта мысль опиралась на представления о единстве и сущностной неизменности человеч. природы от глубокой архаики до современности. Эти представления в период формирования взглядов Э. получили широкое распространение благодаря феноменологии, психоанализу и др. течениям гуманитарного знания. Э. обосновывает существование и подробно рассматривает одну из важнейших, по его мнению, универсалий — циклич. восприятие времени. В работе “Миф о вечном возвращении. Архетипы и повторения” Э. аргументирует положение, согласно к-рому архаич. человек живет преимущественно циклич. восприятием времени, выражая это восприятие в мифологии и оплотняя его в ритуалах и праздниках. По Э., такой способ отношений со временем вообще наилучшим образом соответствует модусу человеч. бытия. Между тем последние две тысячи лет зап. человек подчиняет свое сознание линейному восприятию времени. Ответственность за смену темпоральной доминанты Э. возлагает на иудаизм и христианство. Присущая христианству идея истории, основанная на линейной концепции времени, раскрыв новые возможности человеч. бытия, вместе с тем терроризирует человека мыслью о неповторимости и непоправимости каждого события и поступка. В “Аспектах мифа” Э. доказывает, что мифол. сознание, построенное на циклич. восприятии времени, отторгает “историю”, сохраняясь на протяжении тысячелетий на периферии европ. культуры — в фольклоре и обычаях, а также исподволь выхолащивает историзм христианства в “народных теологиях” сельских жителей. Корни “антиисторизма” методологии Э. и его культурологич. критики “исторического” как репресcивного и трагического кроются не только в смене зап. научной парадигмы и в мировоззрении мыслителя, близкого экзистенциализму, но также и в его симпатиях к “внеистор.” Индии, ее философии “вечного круговращения”. В своей методологии Э. выступает последоват. противником редукционизма. Не отрицая влияния культурной среды и социальных обстоятельств, он утверждал, что мифы, ритуалы, как и произведения искусства, только тогда открывают свой подлинный смысл, когда они поняты как автономное творение человеч. духа. Принципиально важно для всех концептуальных построений Э. утверждение, что толчком к творч. деятельности человеч. духа является соприкосновение с сакральным (см. Сакральное), точнее, манифестация сакрального (иерофания). Этот контакт человека и запредельной обыденной (“профанной”) жизни реальности, имя к-рой у разных народов разное — Космос, Яхве, Аллах, Брахман и др., образует скрытый нерв общечеловеч. культуры. Потрясение от встречи с сакральным и содержание опыта такой встречи становятся источником создания всего наиболее значимого в культуре — мифов, религ. символов, худож. образов, ритуалов, к-рые, закрепляясь как образцы для повторения (“парадигматич. образцы”), формируют каркас культурной жизни. Э. подчеркивает, что ориентация на встречу с сакральным и готовность интерпретировать экзистенциально значимое как иерофанию архетипически заложена в человеке и не исчезает с разрушением традиц. мифол. и религ. целостностей. Совр. человек бессознательно под влиянием архетипич. импульсов создает “крипторелигиозный” (греч. kryptos, лат. crypticus — скрытый, потаенный) и “криптомифол.” культурный мир, существующий рядом с секулярными, профанными формами жизни как сост. часть совр. культуры. Наблюдения над совр. мифол. сознанием сближают направленность работ Э. с “мифологиями” Р. Барта. Надежды на получение достоверных рез-тов при исследовании архаических культур Э. связывал с использованием феноменологич. “интеллектуальной симпатии”, а также методов “всеобщей” и “творческой герменевтики” (отыскание в сокрытых и профанных явлениях, даже таких на первый взгляд натуралистических, как еда и секс, сакральных смыслов). Публикации Э., став крупным явлением совр. гуманитарного знания, подвергались критике многих ученых за произвольные и умозрит. обобщения, субъективный подбор истор. фактов и источников, поверхностные параллели, “художественность”. Свою культурологич. “сверхзадачу” Э. видел в преодолении разрывов между Западом и Востоком, прошлым и настоящим, знанием и потаенными глубинами памяти. Уже в юности он лелеял надежду открыть все “секреты” религий, истории и человеч. предназначения на земле; в ун-те, изучая гуманизм Возрождения, чаял выявить модель “универсального человека”; в 30-е гг. мечтал, что народы Вост. Европы станут мостом между Западом и Востоком. В зрелые годы Э. стремился посредством ознакомления с подлинной сутью мифов, символов и древнейших образов “раскрыть зап. сознание”, сняв с него наслоения истории и обнажив в нем внеистор. общечеловеч. ценности, и тем самым подвести его к новому, планетарному гуманизму. Универсализм и стремление к обретению целостности — две черты, определявшие и характер научной деятельности Э., и его культурные проекты. Соч.: Yoga. Essai sur les origines de la mystique indienne. P.: Bucarest, 1936; Le mythe de l´?ternel retour. P., 1949; Le yoga: Immortalit? et libert?. P., 1954; Forgerons et Alchimistes. P., 1956; Birth and Rebirth. N.Y., 1958; The Sacred and the Profane. N.Y., 1959; Aspects du mythe. P., 1963; The Quest. History and Meaning in Religion. Chi., 1969; Le chamanisme et les techniques archaїques de l´extase. P., 1983; Космос и История: Избр. работы. М., 1987; Священное и мирское. М., 1994; Аспекты мифа. М.,1995. Лит.: Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1995; Altizer Th. Mircea Eliade and the Dialectic of the Sacred. Phil., 1963; Myths and Symbols: Studies in Honor of Mircea Eliade. Chi., 1969: Alien D., Doeing D. Mircea Eliade: An Annotated Bibliography. N.Y., 1980; Imagination and Meaning: The Scholarly and Literary Worlds of Mircea Eliade. Ed. by Girardot N.Y., Mac Linscott Ricketts. N.Y., 1982; Gulian C.I. Hegel, Tin?rul, Nietzsche, Mircea Eliade teoretician ?i istoric al religiilor. Bucuresti, 1992; Ungureanu C. Mircea Eliade ?i literatura exilului. Buc., 1995. А. П. Забияко. Культурология ХХ век. Энциклопедия. М.1996
ЭЛИАДЕ Мирча (1907-1986)
румынский ученый, антрополог, историк религии. Изучал топику мифа и мифологизма в литературе 20 в. Доктор философии (1928). Подготовил диссертацию о йоге во время жизни в Индии (1928-1932). Преподавал в Бухарестском университете (1933-1940), в Парижской школе Высших исследований, в Сорбонне (1945-1956). Профессор кафедры истории религий Чикагского университета (1957-1986). Основные сочинения по истории религии, мифологии, философии: "Эссе о происхождении индийской мистики" (1936), "Техника йоги" (1948), "Миф о вечном возвращении. Архетипы и повторение" (1949), "Очерки по истории религий" (1949), "Йога. Бессмертие и свобода" (1951), "Образы и символы" (1952), "Шаманизм и архаическая техника экстаза" (1954), "Запретный лес" (1955), "Кузнецы и алхимики" (1956), "Священное и мирское" (1956), "Мифы, сновидения и мистерии" (1957), "Рождение и новое рождение" (1958), "Мистические рождения. Очерк о некоторых типах посвящения" (1959), "Мефистофель и Андрогин" (1962), "Разновидности мифа" (1963), "Патанджали и йога" (1965), "Ностальгия по истокам" (1971), "Инициации, ритуалы, тайные общества. Мистические рождения" (1976) и др. (только на французском языке опубликованы более 30 книг Э.). Не ограничивая круг своих интересов понятием "история религии", Э. подчеркивал, что религия "не обязательно предполагает веру в Бога, богов или духов, но означает опыт священного и, следовательно, связана с идеями существования, значения и истины". По мнению Э., "...деятельность бессознательного подпитывает неверующего человека современных обществ, помогает ему, не приводя его, однако, к собственно религиозному видению и познанию мира. Бессознательное предлагает решение проблем его собственного бытия и в этом смысле выполняет функцию религии, ведь прежде чем сделать существование способным к созданию ценностей, религия обеспечивает его целостность. В некотором смысле даже можно утверждать, что и у тех наших современников, которые объявляют себя неверующими, религия и мифология "скрыты" в глубине подсознания. Это означает также, что возможность вновь приобщиться к религиозному опыту жизни еще жива в недрах их "Я". Если подойти к этому явлению с позиций иудео-христианства, то можно также сказать, что отказ от религии равноценен новому "грехопадению" человека, что неверующий человек утратил способность сознательно жить в религии, т.е. понимать и разделять ее. Но в глубине своего существа человек все еще хранит Память о ней, точно так же, как и после первого "грехопадения". Его предок, первый человек Адам, также духовно ослепленный, все же сохранил разум, позволивший ему отыскать следы Бога, а они видны в этом мире. После первого "грехопадения" религиозность опустилась до уровня разорванного сознания, после второго она упала еще ниже, в бездны бессознательного; она была "забыта". Этим завершаются размышления историков религий. Этим открывается проблематика философов, психологов, а также теологов". "Крипторелигиозность" (подсознательно присущая каждому человеку) - занимает важное место в творчестве Э. Прояснение неизбывности ее существования (даже в условиях активности показного атеизма и безбожия), ее связь с мифологией и культурой - выступили пафосом многих работ Э. Согласно Э., космос - как миропорядок, установленный от века и организующий все отношения во вселенной, противостоящий хаосу, побежденному, но не уничтоженному актом миротворения, выступал для древнего человека доминирующим началом восприятия всего сущего. Космогония выступала для него камертоном и парадигмой для толкования любых значимых жизненных явлений. Космос конституировал непреходящее настоящее, автономное от прошлого и не предполагающее неизбежного будущего. Восприятие современным человеком самого себя как "субъекта в истории", согласно Э., налагает на него непреходящий груз миросоразмерной ответственности, но при этом позволяет ощущать себя творцом истории. Изменения в восприятии людьми исторического времени, сопрягающиеся с эволюцией моделей их самоосознавания, Э., в частности, реконструирует посредством изучения соответствующих символов и ритуалов в философских, религиозных и мифологических системах. Э. был представлен целый комплекс идей традиционалистской метафизики и предпринята попытка внедрить в массовое сознание сопутствующие такой метафизике ценностные ориентации. Соотношение сакрального и профанного в контексте реальности как "господствующего", так и "преодолеваемого" времени - очертили и иное проблемное поле ряда исследований Э. Мифологическое время (в границах которого действуют боги и осуществляются мифы), сакрально и циклично, оно сохраняется и ретранслируется лишь на уровне коллективного бессознательного. Профанное время - исторично, линейно, необратимо, доступно для фиксации потенциалом индивидуальной памяти. Озвучивание мифа, по Э., - прорыв "священного", своеобычное "богоявление". Э. обрисовывает циклическое восприятие времени мифологическими народами (на материалах индийской йоги, древнееврейского олама, античного эона и др.). При этом Э. обращает внимание на то, что в контексте соотношения сакрального и профанного как "пространственных" (а не временных) начал бросается в глаза принципиальная достижимость их соседства и "рядомположенности" у архаических народов (Тигр и Евфрат, берущие начало на небесах, и надземное расположение идеальных "форм" у Платона). Священное пространство, с точки зрения Э., непременно имеет некий Центр - место, где земля сообщается с небесами (раскрашенные столбы архаичных австралийцев, юрты шамана либо христианские церкви). Хотя в христианстве лишь в процедурах таинств литургии смыкание времени сакрального и профанного сближает потусторонние и посюсторонние миры. История, творящаяся в профанном времени, тем самым оказывается отлученной от "вышнего" мира. Иудаизм и христианство, стремясь узаконить историю как одну из ипостасей Божьего промысла, указали на наличие в ней конечной цели (концепция мессианизма) и особого, высшего смысла (направляющую Божью волю). Воздаяние Божественным милосердием - оно и только оно, по мнению Э., может придать истории тот смысл, который позволит человеческой психике преодолеть неизбывное отчаяние и страх перед вечностью бытия и конечностью индивидуального существования. "...Человек в традиционных обществах мог жить только в пространстве, "открытом" вверх, где символически обеспечивался раздел уровней и где сообщение с иным миром оказывалось возможным благодаря обрядам". Уже итальянские гуманисты, согласно Э., стремились универсализировать христианство, преодолеть его европейскую провинциальность, создав универсальный, внечеловеческий, космический, внеисторический миф. Бруно у Э. - в первую очередь религиозный подвижник, бунтующий против периферийности христианских догматов, против парциальности предлагаемых папским Римом моделей мироустройства. Гелиоцентризм выступал для Бруно "иероглифом божественной мистерии" вселенского масштаба. Современный же человек, с точки зрения Э., выходит из нечеловеческого ритма собственного существования посредством "криптомифологических" сценариев поведения (театра и чтения). Э. подарил европейским интеллектуалам 20 в. (подготовленным уже к этому открытию на собственно философском уровне идеями Ницше и Шпенглера) миф о Востоке - мире абсолютной духовной свободы и установившейся раз и навсегда гармонии. Посвятив
ряд работ исследованию мифа, Э. сформулировал тезис о том, что миф являет собой "священную историю" актов миротворения с участием сверхъестественных существ, конституируя тем самым единственно подлинную духовную реальность для первобытного человека. Миф, по Э., - прототип, образец любых людских обрядов и "калька" подавляющего большинства видов "профанной" деятельности. Доминируя в философии античности, в народном средневековом христианстве, мифологическое сознание, согласно Э., переживает ренессанс в философии и в искусстве 20 ст., в продукции современных средств массовой информации. Э. обратил особое внимание на дух историцизма в 20 в. "Историцизм, - отмечал он, - типичный продукт тех наций, для которых история не была непрерывным кошмаром. Возможно, у них было бы другое мировоззрение, если бы они принадлежали к нациям, отмеченным фатальностью истории". "Запретный лес" для Э. - архаичная, латино-язычная Румыния, сложившаяся из даков и римских колонистов, забытая историей на долгие столетия и сохранившая свое национальное единство лишь благодаря объединявшим народ ритуалам (Н.Смарт). Для Э. присуща попытка конструктивного преодоления традиционной эпистемологической оппозиции "познаваемое - непознаваемое", для него в духе платоновского миропонимания существенна иная динамика: "узнанное - неузнанное". Единоборство памяти и беспамятства - основа существования людей как специфического творчества, находящего свое выражение, по мнению Э., в подлежащих расшифровке феноменах культуры. Отдавая должное в рамках этой интеллектуальной традиции и психоанализу и структурализму, Э. не принимал их ограниченности: комментируя "чисто сексуальную" трактовку Фрейдом образа влечения ребенка к своей матери, он указывал на то, что "перевести образ в конкретную терминологию, ввести его в только один произвольно выбранный контекст - значит уничтожить образ как инструмент познания". Имплицитная метафизика Э. приняла облик эстетической онтологии, основанной на идее творчества, в которой воображение оказывается и способом познания, и способом существования. Только воображением можно постигнуть универсальность творчества, которая и составляет смысл жизнь человека (М.Калинеску). Структурализм же, пытаясь подчинить миф логике, уподобляется, по мнению Э., попытке "растворить индивидуальное сознание в анонимном, а последнее - в природе, которую физика и кибернетика свели к "основным структурам". Абсолютизм и "самодержавность" жестких правил организации и эволюции форм языка и мышления были неприемлемы и непереносимы для Э. В своем творчестве Э. оставался приверженцем идеи неустранимости мифа (веры в Вечное Возвращение) из совокупности атрибутов подлинной человеческой духовности. "Периодическое возвращение в священное Время Начала" или "онтологическая одержимость" - главная отличительная черта, по Э., архаичного и античного человека. Желание воссоздать Время, когда боги присутствовали на Земле, - это жажда священного, вечная "ностальгия по Бытию".
ряд работ исследованию мифа, Э. сформулировал тезис о том, что миф являет собой "священную историю" актов миротворения с участием сверхъестественных существ, конституируя тем самым единственно подлинную духовную реальность для первобытного человека. Миф, по Э., - прототип, образец любых людских обрядов и "калька" подавляющего большинства видов "профанной" деятельности. Доминируя в философии античности, в народном средневековом христианстве, мифологическое сознание, согласно Э., переживает ренессанс в философии и в искусстве 20 ст., в продукции современных средств массовой информации. Э. обратил особое внимание на дух историцизма в 20 в. "Историцизм, - отмечал он, - типичный продукт тех наций, для которых история не была непрерывным кошмаром. Возможно, у них было бы другое мировоззрение, если бы они принадлежали к нациям, отмеченным фатальностью истории". "Запретный лес" для Э. - архаичная, латино-язычная Румыния, сложившаяся из даков и римских колонистов, забытая историей на долгие столетия и сохранившая свое национальное единство лишь благодаря объединявшим народ ритуалам (Н.Смарт). Для Э. присуща попытка конструктивного преодоления традиционной эпистемологической оппозиции "познаваемое - непознаваемое", для него в духе платоновского миропонимания существенна иная динамика: "узнанное - неузнанное". Единоборство памяти и беспамятства - основа существования людей как специфического творчества, находящего свое выражение, по мнению Э., в подлежащих расшифровке феноменах культуры. Отдавая должное в рамках этой интеллектуальной традиции и психоанализу и структурализму, Э. не принимал их ограниченности: комментируя "чисто сексуальную" трактовку Фрейдом образа влечения ребенка к своей матери, он указывал на то, что "перевести образ в конкретную терминологию, ввести его в только один произвольно выбранный контекст - значит уничтожить образ как инструмент познания". Имплицитная метафизика Э. приняла облик эстетической онтологии, основанной на идее творчества, в которой воображение оказывается и способом познания, и способом существования. Только воображением можно постигнуть универсальность творчества, которая и составляет смысл жизнь человека (М.Калинеску). Структурализм же, пытаясь подчинить миф логике, уподобляется, по мнению Э., попытке "растворить индивидуальное сознание в анонимном, а последнее - в природе, которую физика и кибернетика свели к "основным структурам". Абсолютизм и "самодержавность" жестких правил организации и эволюции форм языка и мышления были неприемлемы и непереносимы для Э. В своем творчестве Э. оставался приверженцем идеи неустранимости мифа (веры в Вечное Возвращение) из совокупности атрибутов подлинной человеческой духовности. "Периодическое возвращение в священное Время Начала" или "онтологическая одержимость" - главная отличительная черта, по Э., архаичного и античного человека. Желание воссоздать Время, когда боги присутствовали на Земле, - это жажда священного, вечная "ностальгия по Бытию".
Источник: История Философии: Энциклопедия