ДЕМАРКАЦИИ ПРОБЛЕМА

ДЕМАРКАЦИИ ПРОБЛЕМА (от фр. demarcation — разграничение) — попытка определения области научного знания с помощью указания точных критериев научной рациональности. По утверждению К. Поппера, Д. п. — это поиск критерия, «который дал бы нам в руки средства для выявления различия между эмпирическими науками, с одной стороны, и математикой, логикой и «метафизическими» системами — с другой» (Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983. С. 55). Цель этого поиска, предпринятого неопозитивистами 30—40 г г. 20 в. и продолженного в последующие десятилетия «критическими рационалистами», «исторической школой философии науки» и другими философами и методологами науки, заключалась в установлении эталонов рациональности (прообразом подобного эталона считалось современное математизированное естествознание) и в их применении ко всем сферам мышления и культуры. Подобная «проверка на рациональность» должна была вывести метафизику (т.е. традиционную философию) за границы рациональной науки.         Отрицательное отношение к метафизике было характерно и для классического позитивизма, однако требование устранить метафизику из сферы науки у первых позитивистов (О. Конт, Г. Спенсер, Дж.С. Милль) и махистов имело декларативный характер и не сопровождалось конкретными методологическими предписаниями. Они не ставили и задачу однозначного и универсального определения собственных границ науки. Так, Г. Спенсер понимал науку как знание о естественных закономерностях, не проводя, однако, демаркации между наукой и здравым смыслом: «Нигде нельзя провести черту и сказать: "Здесь начинается наука"» («Основные начала». СПб., 1899. С. 10.         Программа элиминации метафизики посредством логической реконструкции языка науки связана с именами Б. Рассела и Л. Витгенштейна. Метафизические проблемы, по мысли Рассела, возникают тогда, когда нарушаются правила логики и грамматики языка; логически совершенный язык науки часто обнаруживает тривиальность или бессмысленность традиционных метафизических высказываний, и, таким образом, они утрачивают научную значимость. Но и будучи отделенной от науки, философия, по Расселу, все же имеет рациональный смысл, если в ее рамках проведена работа по логической реконструкции философского языка. Более резкую позицию занимал Витгенштейн в своем «Логико-философском трактате»: область рационального знания полностью совпадает с наукой, а философские вопросы просто бессмысленны. Витгенштейн дал первую формулировку требования верификации как критерия осмысленности научных высказываний (см. Верификационизм).         Вслед за Витгенштейном логические позитивисты (М. Шлик, Р. Карнап, X. Рейхенбах и др.) сформулировали ряд принципов, которые должны были определить точные границы науки. К ним относятся: а) принцип универсальности и неизменности критериев научности (рациональности); б) принцип редуцируемости научного знания к эмпирическому «базису» (в конечном счете, к чувственным данным, фиксируемым в «языке наблюдения»); в) принцип эмпирической проверяемости, или верифицируемости (научно осмысленными считаются только те термины и содержащие их предложения, которые позволяют переходить от одних эмпирических знаний к другим при условии, что без таких терминов и предложений в данной теоретической системе переход невозможен); г) принцип «единой науки» (возможен «унифицированный язык», на который могут быть «переведены» все научные дисциплины); д) принцип элиминируемости субъекта (научное знание должно быть свободно от каких бы то ни было черт, связанных с его генезисом; роль субъекта состоит только в получении чувственной информации и ее обработке по канонам логики).         Неопозитивистское решение Д. п. выводило за рамки науки даже математику и логику, которые понимались как формальный аппарат систематизации и анализа научного знания. Для логико-математических исчислений вводилась категория «пустого значения»: предложения этих исчислений понимались как «тавтологии», не несущие научной информации.         Поскольку программа логического позитивизма оказалась невыполнимой (генезис, структура и реальное функционирование научного знания не могли быть объяснены в рамках узких схем эмпирицистского подхода), провалилось и свойственное этой программе решение Д. п. (см. также Неопозитивизм). Усматривая основную причину провала в «нерешенности проблемы индукции», К. Поппер в 1934 заметил, что «в своем стремлении уничтожить метафизику позитивисты вместе с ней уничтожают и естественные науки, так как законы науки точно так же, как и метафизические утверждения, несводимы к элементарным высказываниям о чувственном опыте» (Поппер К. Цит. соч. С. 57—58). Вместо индуктивистских и верификационистских критериев научности им был предложен «принцип фальсифицируемости»: «Эмпирическая система должна допускать опровержение путем опыта» (Там же. С. 63). Таким образом, решение Д. п. перемещалось в иную плоскость: оно понималось теперь не как проведение разграничительной линии между научно-осмысленными и бессмысленными высказываниями (на что была ориентирована методология логического позитивизма), а как выделение необходимого условия, при котором когнитивная деятельность может считаться научной. Таким условием, согласно Попперу, является направленность научной деятельности на критику своих же собственных результатов. Метафизика же исключается из науки именно из-за ее «неопровержимости», хотя метафизические гипотезы могут рассматриваться как важный эвристический источник науки; метафизика не бессмысленна, но ненаучна; если метафизические предложения включаются в научное знание (напр., гипотеза атомизма), то они перестают быть метафизическими и должны быть подвергнуты испытаниям в опыте.         Фальсификационизм как критерий демаркации оказался также неэффективным. Его последовательное проведение означает, что научная теория с несомненностью может быть отнесена к сфере науки только после того, как будет опровергнута опытом. Пока теория не опровергнута, можно говорить лишь о «принципиальной возможности» такого опровержения, но подобный критерий слишком неопределен, чтобы с его помощью проводить четкую границу научного знания. Кроме того, очевидно, что требование немедленно отбрасывать теорию, как только она встречается с контрпримером, не согласуется с реальной практикой науки; хорошо известно, что научное сообщество часто вынуждено сохранять даже опровергнутую теорию до создания более успешной теории.         Само по себе требование «критичности» (как это было отмечено самими же представителями критического рационализма) не способно разграничить научные и ненаучные (не только метафизические, но и религиозные) дискуссии. Для К. Поппера решающим аргументом при определении дальнейшей судьбы научной теории является факт, опытные данные (хотя уровень «фактов» определяется конвенционально, а не является «фундаментальным», как полагали логические позитивисты). Но «фальсификационистам» не удалось найти удовлетворительный ответ на критику сторонников тезиса о «полной теоретической нагруженное™» языка наблюдения, т.е. «фактов» (П. Фейерабенд, Н. Хэнсон, С. Тулмин и др.). Принятие же этого тезиса вело к заключению, что теории не опровергаются «нейтральными» фактами, а вытесняются другими теориями. Но подобные процессы происходят не только в науке!         Представители исторического направления в философии науки (Т. Кун , Дж. Агасси и др.) отказались от попыток «внеисторического» определения критериев научной рациональности. С их точки зрения, «демаркационная линия» если и может быть проведена, то лишь в соответствии с господствующей в данный исторический период парадигмой научно-исследовательской деятельности; определение границ науки зависит от коллективного решения ученых, руководствующихся не только логико-методологическими установками, но и соображениями, относящимися к сфере социальной психологии и социологии. Таким образом, Д. п. переводилась в плоскость историко-научного, а не логико-методологического анализа. В конечном счете, это приводило к отказу от самой постановки Д. п. как псевдопроблемы. Так, по Фейерабенду, развитие науки связано с постоянным разрушением старых и созданием новых критериев научной рациональности, а не с поиском универсальных и неизменных критериев. Хотя большинство современных методологов науки не разделяют крайности «эпистемологического анархизма» Фейерабенда, идея демаркации в ее первоначальном смысле утратила своих приверженцев. С одной стороны, признается важность и даже необходимость метафизики для развития науки, с другой — подчеркивается влияние науки на развитие онтологических и гносеологических идей (Э. Макмаллин, Дж. Уоррэл, К. Хукер, У Селларс, М. Вартофский и др.). Указывается на невозможность проведения резких граней между наукой и не-наукой, подчеркивается относительность исторически складывающихся в науке критериев рациональности (С. Тулмин). Не без основания многие методологи считают, что сама идея демаркации является следствием чрезмерно упрощенного, «одномерного», т.е. измеренного лишь в логико-структурном плане, образа науки; отсюда тенденция к объединению различных — социологических, психологических и даже экономических — аспектов науки в едином понятии (Н. Решер, Дж. Холтон, Р. Харре, У Кнорр, Д. Блур и др.).         В.Н. Порус         Лит.: Рассел Б. Человеческое познание: Его сфера и границы. М., 1957; Витгенштейн Л. Логико - философский трактат. М., 1958; Франк Ф. Философия науки. М., 1960; Нарский И.С. Современный позитивизм. М., 1961; Швырев B.C. Неопозитивизм и проблема эмпирического обоснования науки. М, 196 6; Карнап Р. Философские основания физики. М., 1971; Юлина Н.С. Проблема метафизики в американской философии XX в. М, 1978 ; Структура и развитие науки. М., 1978; Холтон Дж. Тематический анализ науки. М., 1981; Грязное Б.С. Логика, рациональность, творчество. М., 1982; В поисках теории развития науки (Очерки западноевропейских и американских концепций XX века). М., 1982; Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983; Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986; The nature of metaphysics. L., 1957; Carnap R. The logical structure of the world and pseudoproblems in philosophy. Berkley, 1967; Sellars W. Science and metaphysics. L. — N.Y., 1968; Watkins J. Metaphysics and the advancement of science // The Britisch J. for the philosophy of science. 1975. Vol. 26. № 2.