ДЕКОНСТРУКЦИЯ

Найдено 17 определений
Показать: [все] [проще] [сложнее]

Автор: [российский] Время: [советское] [постсоветское] [современное]

Деконструкция
процесс противоположный конструкции, «разборка» и анализ смысловых, лингвистических, языковых и др. элементов текста для определения его подлинного смысла. Основное понятие аналитической философии, философии постструктурализма и постмодернизма.

Источник: История и философия науки

Деконструкция
философское понятие, имеющее отношение к структурам, процедура расслоения, разборки, разложения лингвистических, логоцентрических, исторических, этимологических и других структур различных высказываний и текстов. Цель – выявление понятий и элементов теорий, «инаковости другого», существующих в скрытом виде.

Источник: Философия науки. Эпистемология. Методология. Культура

ДЕКОНСТРУКЦИЯ
методика анализа разного типа текстов в постструктурализме. Термин и обоснование этой методики было сделано французскими постструктуралистами Ж. Деррида, М. Фуко и Ю. Кристевой. Общей предпосылкой формулирования требований Д. является отход от идей о том, что в тексте присутствует какой-либо объективный смысл, адекватно отображающий действительность. Одновременно подверглось сомнению и понятие о целостности текста, что традиционно признавалось одним из критериев совершенства в области словесного творчества. Поэтому понимание текста представляет собой не столько обнаружение этого смысла, сколько процесс свободного соединения в принципе бесчисленных смыслов, количество которых может быть ограничено лишь степенью и возможностями приобщения читателя ко всему культурному наследию прошлого и данной эпохи. Таким образом, соотносясь с понятием интертекстуальности, Д. стала распространенной методикой обращения с текстами, соответствующей культурному сознания эпохи постмодернизма 60— 80-х гг. ХХ в. См. также Постструктурализм, Интертекстуальность.

Источник: Введение в теорию и историю культуры. Словарь.

Деконструкция
метод анализа текстов, введенный Ж. Деррида и распространенный в постмодернизме (иногда термины «постмодернизм» и «декоструктивизм» употребляются как синонимы).Этот метод преследует цель устранения из текста «метафизики». Последняя предстает здесь в двух аспектах. Во-первых, утверждается в духе бинаризма, что в тексте всегда есть репрессивная и подавляемая сторона. Д. стремится выявить в тексте то, что в нем противостоит основному подавляющему направлению. Во-вторых, подчеркивается, что репрессивную сторону представляют некие незнаковые образования, которые даются интуицией и обозначаются всеми другими знаками текста; в таких образованиях Деррида видит метафизические «квазиобъекты» и хочет свести текст к неуловимо различающимися отсылкам знаков друг к другу (difference). Но тем самым работа с текстом превращается в произвольную игру, ибо связь языка с миром невозможна без посредничества внезнаковых состояний, а примат какой-то из противоположностей (не вообще, а в определенном отношении) может быть объективно оправдан той задачей, которая ставится перед текстом. Д. фактически не столько вскрывает «подноготную» текста (постмодернисты очень любят «разоблачать»), сколько разрушает его.

Источник: Философия антропокосмизма авторский словарь.

ДЕКОНСТРУКЦИЯ
англ. deconst-ruction) — тенденция в совр. западной культуре, эстетике, направленная на «смещение» традиционных ценностей и истин. В мировоззренческом смысле Д. представляет собой выражение «кризиса доверия» к духовным основам буржуазного об-ва, что особенно проявилось в 70—80-х гг. В своих установках Д. неоднозначна, нередко эклектична. Наибольшую известность получила т. наз. «Йельская школа» Д. в США (П. де Мэн, Г. Блум, Дж. Хиллис Миллер, Дж. Хартман и др.). Сторонники Д. в ее крайних проявлениях («дикая Д.») доходят до воинствующего нигилизма в отношении к гуманистическим традициям культуры. В частности, леворадикальная теория Д., распространившаяся во Франции 70—80-х гг. в сфере кино, программирует разрушение самих основ реалистического кинематографа. Для Д. любая эстетическая ценность кажется «метафизированной», омертвевшей. Поэтому Д, признает только «игру вечного колебания», в чем проявляется влияние идей Ницше. Подобно «ницшеанскому человеку», исследователи иск-ва и худож. критики призваны, с т. зр. сторонников Д., самоуверенно и самодовольно истолковывать «игру значений» в произв. иск-ва. Такой подход отчасти роднит сторонников Д. с формалистами (формализм) и структуралистами. Произв., трактуемые как «метафоры», обретают смысл в игре «смещенных» значений, поэтому итогом становится саморазрушающий смех —«постмодернистская ирония», предполагающая вытеснение человека из центра культуры. Воспринимающие произв. иск-ва должны удовлетворяться осознанием неустойчивости истории и ее ценностей. Возвышая роль «сильного» критика, автора или читателя, зрителя, Д. сближается в толковании психологии худож. творчества и восприятия с фрейдизмом в его лингвистическом варианте (Фрейдизм и художественное творчество).

Источник: Эстетика: Словарь

ДЕКОНСТРУКЦИЯ
термин, введенный Ж. Деррида и характерный для всей философии постмодернизма . Д. представляет собой симбиоз понятий деструкции и реконструкции, разрушения и восстановления заново. Термин «деструкция» использовался Хайдеггером и связан с выявлением скрытых, «неиспользованных» смыслов, заключенных в понятиях философии прошлых эпох. Деррида, развивая этот подход, рассматривал весь мир культуры как бесконечный текст. Бесчисленное число внутритекстуальных связей ведет к принципиальной полисемантичности, многосмысленности любого текста, к его смысловой текучести и неопределенности. Понятие Д. должно помочь выявить дополнительные, скрытые в тексте смыслы, не выходя за его рамки, «силами самого текста». Традиционная метафизика стирает, затушевывает следы собственной ограниченности, смысловые разрывы, она скрывает свою неполноту, претендует на абсолютную законченность. Необходимо преодолеть «центрацию» текста, то есть исключить привилегированное его истолкование, обнаружить скрытые двусмысленности, «следы отсутствия» полноты.
Деррида, поясняя свое понимание Д., обращается к концепции К. Леви-Стросса, его идее бинарных оппозиций, пронизывающих всю человеческую культуру и отражающих структуру самого разума. На самом деле, утверждает Деррида, между оппозициями традиционной метафизики лежит целое скрытое поле смыслов, сложный порядок смысловой субординации. Выявить эти скрытые смыслы можно, поместив понятие в новый контекст, поставив его в кавычки, сравнив с другими «оппозиционными» парами понятий (например, «добро и зло» поставить рядом с парами «невинность и порок» или «лекарство и яд»). Так мы путем «бриколажа» (смыслового смещения) выявляем скрытую историю этих понятий, обнаруживаем тот социально-культурный контекст, в котором они сформировались.
Д. является разблокированием процесса понимания, выявлением внутренней противоречивости текста, столкновением «остаточных смыслов» прошлого и современных смысловых стереотипов. Понятие Д. тесно связано с понятием «след». Оставляя «следы» друг на друге, различные тексты порождают смысловую неисчерпаемость текста. Даже случайные смысловые совпадения всегда что-то значат, поэтому Д. предполагает включение игровой установки, подход к любому, в том числе философскому, тексту как имеющему метафорический характер.

Источник: Краткий философский словарь.

ДЕКОНСТРУКЦИЯ
(от лат. constructio — соединение, построение + de- — частица, обозначающая обратное действие) — стратегия филос. мышления, направленная на критику метафиз. сознания, опирающегося на понимание бытия как данности, присутствия, полноты. Термин «Д.» введен Ж.Деррида как аналог понятий «Abbau» (Э.Гуссерль) и «Destruktion» (М.Хайдеггер). У Гуссерля «Abbau» обозначает дорефлексивное априорное восприятие мира трансцендентальным Эго; Хайдеггер видит «деструкцию» как возвращение мышления к дометафиз. истокам, где нет фиксированных схем, а мысль конституируется самим процессом «ретрогрессии». Объединяя эти значения, Деррида говорит о возможности преодоления метафизики в двойной практике (см. Деятельность): выявление оснований метафиз. дискурса, с одной стороны, и выявление невозможности метафизики как непротиворечивого мышления, с др. стороны. Д. совершается не внутри метафизики и ее же средствами (традиц. критика одних филос. систем другими), но и не за ее пределами (критика метафизики иск-вом, теологией (см. Богословие), техн. и полит. идеологией), а на границе разл. дискурсов и форм выражения мысли. Это ставит проблему границ метафизики (один из ее осн. вопросов), а попытка их преодоления отсылает к языку, к-рый сам по себе метафизичен; след-но, Д. как стратегия критики метафизики вполне имманентна ей самой. Суть Д. как практики состоит в выявлении предельных бинарных оппозиций, лежащих в основании метафиз. текста (присутствие — отсутствие, полнота — неполнота, мужское — женское, истина — заблуждение и т.п.). Согл. Деррида, одна из этих оппозиций всегда подавлена другой, выражая социокульт. маргиналию; однако любой текст, созданный в рамках классич. мышления, содержит следы вытесненных дискурсов. Задача Д. не в том, чтобы восстановить маргинальные бинарии за счет господствующих, а в том, чтобы обнаружить момент их взаимополагания и, возможно, тем самым выйти на след «архитекста», в к-ром правила логоцентрического дискурса еще не объективированы (см. Логоцентризм). Эти действия, во мн. носящие характер «наслаждения текстом» (Р.Барт), позволяют выявить исходную гетерономность (см. Гетерология) рационально выстроенных текстов, включенность альтернативных форм мышления в коренной метафиз. дискурс. Т.о., в практике Д. отрицательное «de-» сочетается с позитивным «con-», что выражает принципиально трансгрессивную стратегию критики культ.-идеологич. феноменов. Хотя сам Деррида подчеркивал неметод., непроцедурный характер Д., ряд философов и литературоведов восприняли ее именно в таком качве; в результате сложилась своего рода школьная традиция деконструктивизма, представителями крого явл. теоретики Йельской шк. (П.Де Ман, Дж.Х.Миллер), Ю.Кристева, Ф.Лентриккия и др. Полемичность и незавершенность концепции Д. не мешают ее активному использованию как в науч., так и в худ. практике постмодернизма. Лит.: Де Ман П. Аллегории чтения: Фигуральный язык Руссо, Ницше, Рильке и Пруста. Екатеринбург, 1999; Деррида Ж. Письмо японскому другу // Вопр. философии. 1992. № 4; Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000; Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996; Серль Дж. Перевернутое слово // Вопр. философии. 1992. № 4. Е.В.Гутов

Источник: История и философия науки. Энциклопедический словарь

деконструкция
ДЕКОНСТРУКЦИЯ (от фр. deconstruction — в буквальном переводе «рас-по-стройка»: Д. требует «расстроить» «по-строенное» и «пере-построить» его заново; семантическое образование с двумя приставками, из которых одна имеет отрицательный (фр. «de-», рус. «рас-»), другая положительный смысл (фр. «con-», рус. «по-»). — Первоначально понятие Д. было введено и разработано Ж. Деррида в его ранней работе «О грамматологии» (1967; рус пер. 2000). Д. приводит к выявлению в истории философии (метафизики) понятий, связанных с наличием, присутствием; при этом оказывается, что это едва ли не все понятия метафизики. Д. показывает замкнутость, «огороженность» метафизики этими понятиями, что однако, не означает ни конца метафизики, ни конца философии. Напротив, по Деррида, опыт Д. дает философии новое бытие — только не в форме утверждения, а в форме вопроса. Таким образом, Д. не подразумевает устранения философии: она лишь очерчивает историческое поле значимости тех или иных опорных понятий в истории метафизики. В поздних работах Деррида подчеркивает, что не отказался от «Д.», но требует от нее выяснения новых связей и одновременно — памяти о том, что мы находимся в истории философии даже тогда, когда полагаем, что радикально из нее выходим.         Нередко понятие Д. применяется для характеристики концепции Деррида в целом; этому способствовали, прежде всего, некоторые американские прочтения его идей, широко распространившиеся затем и за пределами США.         Конкретнее: Д. — это прием работы Деррида, который заключается в расчленении произведений западной философии (метафизики), в выявлении свойственных им предпочтений тех или иных понятий. По Деррида, Д. — это не анализ, не синтез, не метод (впрочем, основная проблемная глава в книге «О грамматологии» имеет подзаголовок «Проблема метода»). Тем не менее, по-видимому, Д. у Деррида можно считать особой формой анализа. Еще конкретнее: Д. — это такая трактовка базовых бинарных оппозиций европейской культуры (сущность — явление, единичное — всеобщее, голос — письмо), которая требует обеспечить равноправие членов этих оппозиций, сделать оба члена каждой полноправно динамичными. Однако Д. бинарных оппозиций у Деррида практически всегда отдает первенство тому члену, который ранее полагался угнетенным (так, деконструируя соотношение процветающей речи и подавленного письма в западноевропейской культуре, Деррида решительно утверждает преимущества широко понимаемого письма над речью и голосом). Иногда Д. понимается у Деррида как некий внесубъектный процесс, в ходе которого происходит разрушение структур: за гладкой поверхностью обнаруживаются дыры, прорехи, несообразности, а за накатанностью формулировок — парадоксы и апории.         В любом случае установка на Д. с ее внешним негативизмом (повод для таких трактовок дали некоторые собственные высказывания Деррида) не мешала ему вставать на защиту философии везде, где ей грозила опасность (напр., он выступил против устранения философии из программы французских лицеев, создал вместе с группой единомышленников в Париже нетрадиционный Международный философский коллеж, организовал вместе с Ж.Л. Нанси, Ф. Лаку-Лабартом, С. Кофман публикацию серии книг «Философия в действии»). Д. применялась Деррида не только в философии, но также в области гуманитарных наук, искусства, политического сознания, права, этики (напр., к таким понятиям человеческого общежития, как дружба, гостеприимство, справедливость и др.).         КС. Автономова

Источник: Энциклопедия эпистемологии и философии науки

ДЕКОНСТРУКЦИЯ
понятие, введенное французским культурологом и философом Жаком Деррида. Является важнейшим приемом в постмодернизме и постструктурализме. Имеет радикально негативный характер: Д. — это не анализ, разбор произведения здесь не подразумевает конечный простой неразложимый итог, и не критика — и то, и другое, как отдельные структуры, сами подлежат деконструированию. Д. в правильном понимании вообще не может стать регулярно воспроизводимым методом, каждый ее акт единичен и уникален. Иными словами, это нечто ускользающее, постоянно становящееся, четко сформулированное определение здесь невозможно, ибо прервало бы это становление, зажав его нормативными рамками.
Понятно, что при таком напряженном процессе традиционные оппозиции, к примеру, классика/авангард, уже не действуют. Постоянная подпитка осуществляется за счет маргинальных, локальных, периферийных дискурсов. Д. не столько разрушает, сколько сталкивает, разбирает ради выявления латентно существующих явлений. Основные объекты деконструирования — излюбленные французскими теоретиками означающее и означаемое, речь, письмо, контекст, бессознательное и другие понятия на границах лингвистики и психологии. Иными словами, идеальным полем для Д. является, как положено, искусство, которое отличается (и это более чем традиционная, даже банальная дифференциация) от цивилизационных наработок науки, религии, социологии и т. п. Именно здесь происходит деконструктивное смещение, сталкивание, смешение языков и стилей, пересечение границ и нарушение табу. На первый план Деррида и его последователи выдвигают произвольность и оригинальность знака. Знак ничего не означает, не имеет опоры в виде означаемого (конкретной материальной вещи или явления), мир знаков давно стал самодостаточным, и одно означающее отсылает лишь к другому означающему.
Вполне логично, что после такой Д. знака на очереди — столь же важные письмо и речь. Привилегия последней как непосредственного средства коммуникации оспаривается: со времен Платона вплоть до новейшего времени вся философия была и остается письменной. Коммуникативные свойства письма намного выше и важнее, письмо — символическая модель мышления, более совершенная, нежели речь; Деррида даже вводит понятие архиписьма — объединяющего свойства и письма, и речи.
Но особенно привлекательна для современного искусства Д. контекста. Поскольку, как уже указано выше, контексты речи и письма совершенно разные, то любой элемент языка искусства может быть свободно перенесен в другой жанровый, культурный, политический, социальный контекст или же просто вырван из него. И текст, и контекст открыты всем знаковым потокам, вписаны в более широкие контексты, все влияет на все.
Так Д. стала одним из самых фундаментальных оправданий постмодернизма, занимающимся именно таким смешением. Деконструктивные методы опрокидывают традиционную вертикаль духовного и земного, сакрального и профанного, сводят воедино высокое и низкое. Результаты — противоречивые, от гениальных экспериментов Джеймса Джойса («Улисс», «Поминки по Финнегану»), о Д., впрочем, и не знавшего, до однообразной скандальности В. Сорокина и художников позднего концептуализма.
Присвоение Д. постмодерном, впрочем, не может быть слишком долгим — хотя бы потому, что сама Д., если исходить из написанного Деррида, не может оставаться на одном месте. Разобрать одно, чтобы собрать нечто совершенно иное,— такая игра всегда будет привлекать художников и интеллектуалов. Там, где упала одна вертикаль, воздвигаются множество новых — вот уже наступает восторг нового тысячелетия, пафос войны с терроризмом, паранойя экологической, демографической, космогонической катастрофы.
Но, сколь грозно ни выглядела бомба, собранная поднаторевшими руками, всегда найдется пара других, столь же искушенных рук, руководимых не в меру любопытным умом, чтобы разобрать, собрать и получить на выходе черт-те что, что угодно, кроме взрыва.
[Д. Десятерик]
СМ.: Другая Проза, Игра, Ирония, Концептуализм, Постмодернизм, Симулякр, Соц-Арт, Шизоанализ.

Источник: Альтернативная культура. Энциклопедия

ДЕКОНСТРУКЦИЯ
deconstruction) - термин, введенный первоначально французскими переводчиками и комментаторами Хайдеггера для перевода понятий Destruktion и Abbau, а затем использованный в гораздо более общем контексте и введенный в широкий оборот Жаком Деррида.
Будучи вначале лишь одной из потенциально бесконечного ряда "неразрешимостей" (термин, позаимствованный, в свою очередь, у Геделя), т.е. операциональных псевдопонятий, термин Д., тем не менее, сделался в академических кругах, прежде всего в американском литературоведении, ключевым словом, едва ли не синонимичным всему парафилософскому предприятию Деррида. Важной стратегемой Д. является избегание определения, редукции, предикации по отношению к себе. Она ускользает от быстрого по(н)ятия, овладения, у-и присвоения, особенно охотно (и безуспешно) уклоняясь от квалифицирования ее как метода, процедуры, стратегии, анализа, акта. Можно принципиально предварительно иметь в виду под Д. некоторое внимание к предмету, предполагающее симпатию, любовь, подражание, рабство, опеку и другие виды эротичности, и вместе с тем дистанцию, свободу, осторожность, сопротивление, опаску, гигиену.
Преимущественным, но отнюдь не исключительным предметом Д. выступает метафизика, или, точнее, лого-(фоно-архео-телео-фалло-)центризм как способ мышления. Он разворачивается, прежде всего, в фигуре присутствия, тождества, наличия: данность познанию, соответствие идеи и вещи, сущность, настоящее, примат мысли над речью, а речи над письмом и т.д. Именно Д. квазипериферийной для классической метафизики пары речь/ письмо исполнила самоучреждающий жест самой Д. и имеет для нее характер примера (во всей амбивалентности этого слова), но также и ключа к Д. классических оппозиций-иерархий, таких как: душа/тело, человек/животное, форма/материя, истина/ложь, философия/нефилософия. Письмо понимается здесь не только и не столько в его тривиальном смысле, сколько как архи-письмо, как изначальная вовлеченность в игру означающих, (дез)организующая сеть различий, отсутствий, стираний, отсылок, следов и навсегда откладывающая окончательное трансцендентальное означение. Приоритет речи над письмом стал у Деррида фокусом, воплощением и аллегорией всей европейской идеологии - "белой мифологии", для демонтажа которой оказывается необходимым поставить под вопрос оппозиции выражения и указания, прямого и переносного (метафорического), собственного и несобственного смыслов, серьезного и несерьезного, нарочного и нечаянного использования языка, а также духа и буквы, имен собственных и нарицательных, собственного и заимствованного (цитированного), подлинного и поддельного, де-юре и де-факто, семантики и синтаксиса.
Д. каждой из пар недостижима простым применением какого-то "деконструктивного алгоритма", но требует всякий раз изобретательности, превращающей дерридеанский корпус в поразительную череду сугубо своеобразных, но подчиненных упрямо гибкому канону "инвенций". Каждая из них производится через нетривиальное разрешение оппозиции, необходимо предусматривающее двойной жест переворачивания иерархии (выявление очага сопротивления, режим благоприятствования ему) и общий сдвиг всей системы (а-логичное создание "неразрешимости", парадоксально разрешающей оппозицию). Цепь таких неразрешимостей потенциально незамкнута, гетерогенна, негенерализуема, что заведомо взрывает любой возможный список: differance pharmakon/gift/Gabe/don, supplement/greffe/ trace, hymen, parergon/hors-d&oeuvre/hors-texte, iterabilite, marge, fin/cloture/telos, arche столь же неотрывны друг от друга, сколь и от текстов, чтение которых их выявило/породило. Они реализуют тактику смены тактик, замысел удивления и расплоха, мета- и парадокса, рабской верности тексту и его испытания переводом, они чертят зигзаги, идут в обход, с(т)имулируют (не)понимание, читают/пишут, вычитывают/вчитывают на полях, между строк и между текстами. Сингулярность каждой траектории усугубляется, особенно в последних текстах Деррида, настоятельными автобиографическими мотивами, а также размышлением над Складывающимися судьбами самой Д., превратившейся параллельно с плодотворным творчеством автора в мощную межнациональную и дисциплинарную индустрию. Для Деррида это лишь пример "традиции" вообще. Д. (в) традиции, понятой как письмо/ текстура, выявляет в предании игру передачи/предательства и выполняет ее. Продумывание, постановка и перепостановка под вопрос логоцентристской традиции предполагает и деконструкцию, и реактивацию традиции собственно деконструкции, традиции, включающей хайдеггеровскую деструкцию, гуссерлевскую деседиментацию (реактивацию занесенных историческими осадками смыслов), ницшевскую переоценку, гегелевское снятие, кантовскую критику, софистско-сократовскую эвристику и т.п. В то же время имеется в виду выход из философии, работа с ней, разработка нефилософской, не логического типа когерентности, открытие философии такому Другому, которое уже не было бы "другим" философии, производство деконструктивистского двойника философского текста, внимание к практикам, релятивизирующим границы между философией и литературой, философией и политикой, философией и нефилософией и т.д. В этой работе, однако, нет бегства или "отречения" от философии; напротив, Деррида стремится остаться на ее территории, чтобы, разделяя с ней ее опасности, рискуя, подтвердить, углубить, укрепить как раз то, что подлежит деконструкции, снова выявлять ее ресурсы, предпосылки, ее бессознательное, свершать/завершать ее.
Михаил Маяцкий (Фрибург)
Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996; Deconstruction and Criticism. L.,1979; Ch.Norris.1ht deconstructive Turn: Essays in the Rhetoric of Philosophy. L.,N.Y., 1983; Deconstruction and Philosophy. Chicago, 1985; J.Culler. On Deconstruction. Theory and Criticism after Structuralism. N.Y., 1982; H. Felperin. Beyond Deconstrucrion. The Uses and Abuses of Literary Theory. Oxford, 1985.

Источник: Современная западная философия: словарь

ДЕКОНСТРУКЦИЯ
направление постструктуралистского критицизма, связываемое с работами французского философа Дерриды. Являясь попыткой радикализации хайдеггеровской деструкции западноевропейской метафизики, Д. имеет целью не прояснение фундаментального опыта бытия, но всеобъемлющую негацию понятия бытия как такового. Критика основополагающих концептов традиционной философии (в границах которой - несмотря на непосредственное влияние на становление деконструктивизма - для Дерриды остаются и Ницше, и Фрейд, и Гуссерль, и Хайдеггер) - "действительности", "тождества", "истины" - исходит из посылки, что статус рационального в культуре не самовоспроизводится на собственном материале, но поддерживается постоянным усилием по вытеснению из его сферы элементов, оказывающихся не-мыслью, не-мыслимым. Эта репрессивная интенция, лежащая в основании западно-европейской культуры, обозначается Дерридой как логоцентризм (значимы обе составляющие слова: указание на центрированность и помещение в центр логоса, звучащего слова), почву для которого он видит в появлении фонетического письма как предпосылки любых трансцендентальных означаемых. В совокупности своих аспектов - фоноцентризма, фаллоцентризма, теоцентризма - логоцентризм конструирует идеал непосредственной самодостаточности или присутствия, задающего, по Дерриде, парадигму всей западной метафизики. Метафизика присутствия, полагая рядом с человеком трансцендентальную реальность, подлинный мир и стремясь подключить сферу существования к бытию, служит основанием логоцентрической тотализации в гуманитарной области. Ее кризис ясно обнаруживает себя уже у Ницше, тексты которого представляют собой образцы разрушения гомогенной среды проводника идей "мобильной армии метафор". Адекватным способом постановки проблемы смысла, по Дерриде, является не поиск сокрытых в интуитивной неразличенности онтологизированных абсолютов или трансцендентальных означаемых, но аналитика на уровне означающих, вскрывающая исток смыслопорождения в игре языковой формы, записанного слова, граммы ("О грамматологии" - так называется одна из программных работ Дерриды). Процедура вслушивания в трансцендентальный, мужской голос Бытия, Бога, представленная, по мысли Дерриды, как принцип философствования в работах Гуссерля и, в особенности, Хайдеггера, зачеркивается стратегией differance (неографизм Дерриды, удерживающий, путем подстановки "а" во французское difference, оба значения глагола differer. I) различать; 2) отсрочивать). Одновременно этот неографизм указывает как на принципиальное предпочтение зрительного начертания звуку (при произношении все нюансы неологизма исчезают), так и аконцептуальный характер differance, слова, различающегося от себя самого. Differance стирает все дуальные позитивности европейских идеологий - метафизик: оппозиции Бога и мира, духа и материи, души и тела, сущности и явления - оставляя феноменалистское поле непредставимого движения чистого различия, запредельная негативная энергия которого сковывалась абстрактно-логическими структурами для обеспечения "нормальной", "культурной" коммуникации. В этом своем качестве, условия возможности движения означения, differance есть результат расширенной философской интерпретации лингвистической концепции чистого различия Соссюра. Другой своей ипостасью difference отсылает к немыслимому опыту неприсутствия, вечно отсроченного настоящего, запечатленному в выявляемых деконструктивной работой разрывах смыслового единства текста. Differance репрезентирует следы некоего "первописьма", предшествующего самому языку и культуре, отпечаток которого несет на себе "письмо" - то есть та динамика не-данного, гетерогенного, которое обнажается при разборке идеологического каркаса, тотализирующего текст. В письме центризму традиции, свертыванию игр означения в некоторую незыблемую точку присутствия (гаранта смысла и подлинности) противопоставляется центробежное движение "рассеяния" (одноименное название носит одна из работ Дерриды "Рассеяние", 1972) значения в бесконечной сети генеалогии и цитации. Отслеживая элементы письма, работу differance, Д. рассматривает совокупность текстов культуры в качестве сплошного поля переноса значения, не останавливающегося ни в каком месте в виде застывшей структуры, она подрывает изнутри фундаментальные понятия западной культуры, указывая на их нетождественность самим себе, освобождая репрессированную метафорику философских произведений, приходящую в столкновение с их идеологическим строем. Тем самым демонстрируется сопротивление языка любому философскому (метафизическому) проекту. Внепочожная тексту позиция классического интерпретатора в Д. элиминируется. Задается констатация факта "инвагинации", внедренности, привитости одного текста другому, бесконечного истолкования одного текста посредством другого (рафинированно такой подход реализован в "Похоронном звоне", 1974, где Дер-рида сталкивает гегелевскую "Эстетику" и "Философию религии" с размышлениями о романе "Чудо" Жене, передавая функцию комментария и интерпретации белому просвету между столбцами двух текстов). Практика Д. носит вне-методологический характер и не предлагает ограниченного набора строгих правил "разборки". Деррида доказывает, что для нее уязвимо практически любое философское произведение - от сочинений Платона до работ Хайдеггера. В то же время концепция "письма", по сути, ориентирована на модернистские произведения от Малларме до Батая, (само понятие "письма" имеет аналогии со стилем авторов "высокого модерна") и, т.обр., деструктивный пафос по отношению ко всей предшествующей традиции оборачивается конструктивными намерениями по выработке своеобразной герменевтической модели, теоретического обеспечения литературного авангарда. К Д., выступающей одновременно и философской позицией, и литературно-критическим течением, пытающейся сблизить, в пределе - слить Философию и Литературу, непосредственно примыкают направления франко-американской "новой критики" в лице П. де Мала, X. Блума, Ф. Соллерса, Кристевой и др.
А.А. Горных

Источник: Новейший философский словарь

Деконструкция
одно из осн. понятий постмодернистской эстетики, введенное в научный оборот Ж. Деррида. Отличие Д. от многообр. вариантов критики классич. философии в том, что это не критика, не анализ и не метод, но худож. транскрипция философии на основе данных эстетики, искусства и гуманитарных наук, метафорич. этимология филос. понятий; своего рода “негативная теология”, структурный психоанализ филос. языка, симультанная деструкция и реконструкция, разборка и сборка. Деррида предупреждает, что было бы наивным искать во франц. яз. к.-л. ясное и недвусмысленное значение, адекватное слову Д. Если термин “деструкция” ассоциируется с разрушением, то грамматич., лингвистич., риторич. значения Д. связаны с “машинностью” — разборкой машины как целого на части для транспортировки в другое место. Однако эта метафорич. связь не адекватна радикальному смыслу Д.: она не сводима к лингвистико-грамматич. или семантич. модели, еще менее — к машинной. Акт Д. является одновременно структуралистским и антиструктуралистским (постструктуралистским) жестом, что предопределяет его двусмысленность. Д. связана с вниманием к структурам и в то же время с процедурой расслоения, разборки, разложения лингвистич., логоцентрич., фоноцентрич. структур. Но такое расслоение не является негативной операцией. Речь идет не столько о разрушении, сколько о реконструкции, рекомпозиции ради постижения того, как была сконструирована некая целостность. Д. — не анализ, т.к. демонтаж структуры не является возвратом к некоему простому, неразложимому элементу. Подобные философемы сами подлежат Д. Это и не критика в общепринятом или кантовском смысле — она тоже деконструируется. Д. не является к.-л. методом и не может им стать. Каждое событие Д. единично, как идиома или подпись. Оно несравнимо с актом или операцией, т. к. не принадлежит индивидуальному или коллективному субъекту, применяющему ее к объекту, теме, тексту. Д. подвержено все и везде, и поэтому даже эпоха бытия-в-деконструкции не вселяет уверенности. В связи с этим любое определение Д. априори неправильно: оно остановило бы беспрерывный процесс. Однако в контексте оно может быть заменено или определено другими словами — письмо, след, различение, приложение, гимен, фармакон, грань, почин — их список открыт. Рез-том Д. является не конец, но закрытие, сжатие метафизики, превращение внешнего во внутритекстовое, т.е. философии — в постфилософию. Ее отличит. черты — неопределенность, нерешаемость, свидетельствующие об органич. связи постфилософии с постнеклассич. научным знанием; интерес к маргинальному, локальному, периферийному, сближающий ее с постмодернистским искусством. Движение Д. не сводится к негативным деструктивным формам. Разрушая привычные ожидания, дестабилизируя и изменяя статус традиц. ценностей, Д. выявляет теор. понятия и артефакты, уже существующие в скрытом виде. Она ориентирует не столько на новизну, связанную с амнезией, сколько на инакость, опирающуюся на память. Характеризуя Д. как весьма мягкую, невоинственную, Деррида видит ее специфику в инакости другого, отличного от техно-онто-антропо-теол. взгляда на мир, не нуждающегося в легитимации, статусе, заказе, рынке искусства и науки. Такой подход он считает особенно значимым для эстетич. сферы, сопряженной с изобретением худож. языка, жанров и стилей искусства. Д. здесь означает подготовку к возникновению новой эстетики. В процессе Д. как бы повторяется путь строительства и разрушения Вавилонской башни, ее рез-т — новое расставание с универсальным худож. языком, смешение языков, жанров, стилей лит-ры, архитектуры, живописи, театра, кинематографа, разрушение границ между ними. Речь идет не о локальных открытиях, но об изобретении нового мира, новой среды обитания, новых желаний на фоне усталости и исчерпанности уже не работающих деконструируемых структур. Не являясь отрицанием или разрушением, Д. означает выяснение меры самостоятельности языка по отношению к своему мыслит. содержанию; это подобие телефонного “да”, означающего лишь “алло”. Осн. объекты Д. — знак, письмо, речь, текст, контекст, чтение, метафора, бессознательное и др. Д. логоцентризма Деррида начинает с Д. Знака, затрагивающей краеугольные камни метафизики. Знак не замещает вещь, но предшествует ей. Он произволен и немотивирован, институционально-конвенционален. Означаемого как материальной вещи в этом смысле вообще не существует, знак не связывает материальный мир вещей и идеальный мир слов, практику и теорию. Означающее может отсылать лишь к другому означающему, играющему, т. о., роль означаемого. Рез-том Д. знака является сужение его функций как утратившего свою первичную опору — вещь, и одновременно обретение нового качества — оригинальности вторичного, столь существенной в процессе следующих шагов Д. речи и письма. Деррида отвергает зап.-европ. традицию приоритетного изучения речи как непосредств. способа прямой коммуникации, подчеркивая, что со времен античности до наших дней философия оставалась письменной. Отмечая, что коммуникативные свойства письменных знаков превосходят речевые, он не только считает, что письмо как символич. модель мышления важнее речи, но и выявляет фундаментальный уровень их бытования — архиписьмо, закрепляющее вариативность языковых элементов, снимающее противопоставление письма и речи. Для эстетики и искусства постмодернизма символом веры стали идеи Д. контекста. Исходя из неизбежной разницы контекстов чтения и письма, Деррида заключает, что любой элемент худож. языка может быть свободно перенесен в другой истор., социальный, полит., культурный, эстетич. контекст либо процитирован вообще вне всякого контекста. Открытость не только текста, но и контекста, вписанного в бесконечное множество других, более широких контекстов, стирает разницу между текстом и контекстом, языком и метаязыком. Деррида разрабатывает проблемы Д. разл. видов и жанров искусства, а также мимесиса и метафоры. Теория Д. оказалась весьма привлекательной для ученых, стремящихся расширить рамки классич. структурализма, синтезируя его с иными научными подходами к изучению искусства. Так, идеи Д. доминируют в эстетике амер. ученого Пола де Мана. Он определяет Д. как негативное, демистифицирующее знание о механизме знания, или архизнание о саморазрушении бытия, превращающегося в аллегорию иллюзии. С архизнанием связана концепция самоиронич. разубеждения, лежащая в основе интенциональной риторики лит. критики П. де Мана. В 80-90-е гг. деконструктивистский подход к проблемам эстетики стал преобладающим в творчестве франц. структуралиста Тодорова. Новый, постструктуралистский поворот в эстетике Тодоров связывает с перенесением исследоват. интересов с познания неизвестного на непознаваемое. Так, при конструктивном типе чтения интерпретация символов предполагает детерминизм, каузальность развития событий. Прямая и косвенная информация о персонажах превращает их в характеры. Возможные ошибки читательского восприятия связаны в основном с несовпадением его воображаемого мира с авторским. Что же касается чтения как Д., то здесь не просто разрываются причины и следствия, но они оказываются неоднородными по своей природе: событие является следствием безличного закона и т.д. Лит.: Todorov Т. La conquete de 1´Amerique. La question de 1´autre. P., 1982; Жак Деррида в Москве: деконструкция путешествия. М., 1993. Н.Б. Маньковская. Культурология ХХ век. Энциклопедия. М.1996

Источник: Большой толковый словарь по культурологии

ДЕКОНСТРУКЦИЯ
направление постмодернистского критицизма, связываемое с работами Деррида. Являясь попыткой радикализации хайдеггеровской деструкции западноевропейской метафизики, Д. имеет целью не прояснение фундаментального опыта бытия, но всеобъемлющую негацию понятия бытия как такового. Д. постулирует принципиальную невозможность содержательной экспликации бытия: тематика субъективирующей интериоризации не случайно является для нее главной. Критика основополагающих концептов традиционной философии (в границах которой - несмотря на непосредственное влияние на становление деконструктивизма - для Деррида остаются и Ницше, и Фрейд, и Гуссерль, и Хайдеггер) - "присутствия", "действительности", "тождества", "истины" - исходит из посылки, что статус рационального в культуре не самовоспроизводится на собственном материале, но поддерживается постоянным усилием по вытеснению из его сферы элементов, оказывающихся не-мыслью, не-мыслимым. Эта репрессивная интенция, лежащая в основании западноевропейской культуры, обозначается Деррида как логоцентризм. (Именно системное опровержение философии/культуры логоцентризма суть пафосная программа Д.) Логоцентристский идеал непосредственной самодостаточности или присутствия задал, по Деррида, парадигму всей западной метафизики. Метафизика присутствия, полагая рядом с человеком трансцендентальную реальность, подлинный мир и стремясь подключить сферу существования к бытию, служит основанием логоцентрической тотализации в гуманитарной области. Ее кризис, по мысли Деррида, ясно обнаруживает себя уже у Ницше, тексты которого представляют собой образцы разрушения гомогенной среды проводника идей "мобильной армии метафор". Адекватным способом постановки проблемы смысла, по Деррида, является не поиск сокрытых в интуитивной неразличенности онтологизированных абсолютов или трансцендентальных означаемых, но аналитика на уровне означающих, вскрывающая исток смыслопорождения в игре языковой формы, записанного слова, граммы. Процедура "вслушивания" в трансцендентальный, мужской голос Бытия, Бога, представленная, по мысли Деррида, как принцип философствования в работах Гуссерля и, в особенности, Хайдеггера, зачеркивается стратегией differance - "первописьма", предшествующего самому языку и культуре, отпечаток которого несет на себе "письмо" - то есть та динамика не-данного, гетерогенного, которое обнажается при разборке идеологического каркаса, тотализирующего текст. По мысли Деррида, вполне правомерна демаркация мира на мир Бытия как присутствия (мир presence) и мир человеческого существования (мир differance - мир абсолютного исчезновения, мир без какой-либо почвы, мир, пишущийся процедурами "истирания" Бытия и ликвидацией любых следов присутствия человека). В "письме& центризму традиции, свертыванию игр означивания в некоторую незыблемую точку присутствия (гаранта смысла и подлинности) противопоставляется центробежное движение "рассеяния" значения в бесконечной сети генеалогии и цитации. Отслеживая элементы письма, работу differance, Д. рассматривает совокупность текстов культуры в качестве сплошного поля переноса значения, не останавливающегося ни в каком месте в виде застывшей структуры, она подрывает изнутри фундаментальные понятия западной культуры, указывая на их нетождественность самим себе, освобождая репрессированную метафорику философских произведений, приходящую в столкновение с их идеологическим строем. Тем самым демонстрируется сопротивление языка любому философскому (метафизическому) проекту. Внеположная тексту позиция классического интерпретатора в Д. элиминируется. Задается констатация факта "инвагинации", внедренности, привитости одного текста другому, бесконечного истолкования одного текста посредством другого. По мысли Деррида, "деконструкция есть движение опыта, открытого к абсолютному будущему грядущего, опыта, по необходимости неопределенного, абстрактного, опустошенного, опыта, который явлен в ожидании другого и отдан ожиданию другого и события. В его формальной чистоте, в той неопределенности, которую требует этот опыт, можно обнаружить его внутреннее родство с определенным мессианским духом". (В контексте анализа текстов самого Деррида Д., в его понимании, может быть охарактеризована следующими признаками: 1) она "не является каким-либо методом и не может им стать"; 2) любое ее "событие" уникально и неповторимо как подпись или идиома, поскольку ее пафосом выступает "игра текста против смысла"; 3) любое ее определение не верно, ибо тормозит ее собственную беспрерывность; 4) она не принадлежит к какому-либо субъекту - индивидуальному или коллективному, - применявшего бы ее к тексту или теме; 5) ее повсеместность результируется в том, что даже "эпоха-бытия-в-Д." не вселяет никакого оптимизма; 6) ее суть - художественная транскрипция философии посредством эстетики, предполагающая осмысление метафорической этимологии философских понятий; 7) в ее рамках собственно философский язык подвергается структурному психоанализу; 8) "она не сводима к лингвистико-грамматической или семантической модели, еще менее - к машинной"; 9) она - не критика в любом из ее значений, ибо сама подлежит Д.; 10) ее парадокс "единственно возможное изобретение - изобретение невозможного"; И) она "не является симптомом нигилизма, модернизма и постмодернизма. Это последний свидетель, мученик веры конца века".) Как заключает Деррида, "чем не является деконструкция? - да всем! Что такое деконструкция? - да ничто!". Как отмечает Деррида, "движение деконструкции не сводимо к негативным деструктивным формам, которые ему наивно приписывают... Деконструкция изобретательна, или ее не существует. Она не ограничивается методическими процедурами, но прокладывает путь, движется вперед и отмечает вехи. Ее письмо не просто результативно, оно производит новые правила и условности ради будущих достижений, не довольствуясь теоретической уверенностью в простой оппозиции результат - констатация. Ход деконструкции ведет к утверждению грядущего события, рождению изобретения. Ради этого необходимо разрушить традиционный статус изобретения, концептуальные и институциальные структуры. Лишь так возможно вновь изобрести будущее". Практика Д. носит внеметодологический характер и не предлагает ограниченного набора строгих правил "разборки". Деррида доказывает, что для нее уязвимо практически любое философское произведение - от сочинений Платона до работ Хайдеггера. В то же время концепция "письма", по сути, ориентирована на модернистские произведения от О. Малларме до Батая (само понятие "письма"
имеет аналогии со стилем авторов "высокого модерна") и таким образом деструктивный пафос по отношению ко всей предшествующей традиции оборачивается конструктивными намерениями по выработке своеобразной герменевтической модели, теоретического обеспечения литературного авангарда. Двигаясь "от апофатического к апокалиптическому и от него к мессианизму", Д. вправе полагаться исключительно на себя самое, выступая в качестве собственного предельного предисловия: шесть предшествующих попыток аналогичного толка (трех мировых религий, Маркса, Беньямина и Хайдеггера) явно не удались (Ж.Капуто). К Д., выступающей одновременно и философской позицией (по Деррида, научением открытости будущему - "неистребимым движением исторического открытия будущего, следовательно, опыта самого по себе и его языка"), и литературно-критическим течением, пытающейся сблизить, в пределе - слить Философию и Литературу, непосредственно примыкают направления франко-американской "новой критики" в лице П. де Мана, X. Блума, Ф. Соллерса, Кристевой и др.

Источник: История Философии: Энциклопедия

ДЕКОНСТРУКЦИЯ
франц. deconstruction) - философское понятие, предложенное М. Хайдеггером, введенное в научный оборот Ж. Лаканом и теоретически обоснованное Ж Деррида. В последней четверти 20 в. идеи деконструкции были востребованы различными сферами гуманитарного знания—философией, искусствознанием, историей, политологией, социологией; получили они развитие и в теологии.
Деконструкция — это не критика, не анализ и не метод, но художественная транскрипция философии на основе данных гуманитарных наук, искусства и эстетики, метафорическая этимология философских понятий: своего рода структурный психоанализ философского языка, симультайная деструкция и реконструкция, разборка и сборка. Если термин «деструкция» ассоциируется с разрушением, то грамматические, лингвистические, риторические значения деконструкции связаны с «машинностью» — разборкой машины как целого на части для транспортировки в другое место. Однако эта метафорическая связь не адекватна радикальному смыслу деконструкции: она не сводима к лингвистико-грамматической или семантической модели, еще менее—к машинной. Деконструкция связана с вниманием к структурам и в то же время процедурой расслоения, разборки, разложения лингвистических, логоцентрических, фоноцентрических структур. Речь идет не столысо о разрушении, сколько о реконструкции ради постижения того, как была сконструирована некая целостность. Каждое событие деконструкиии единично, как идиома или подпись. Сосредоточиваясь на игре текста против смысла (Деконструкция означает выяснение меры самостоятельности языка по отношению к своему мыслительному содержанию), Деррида сравнивает деконструктивистскчй подход с суматошным поведением птицы, стремящейся отвести опасность от птенца, выпавшего из гнезда. Лишь беспрерывные спонтанные смешения, сдвиги амбивалентного, плавающего, пульсирующего, способны приблизить к постижению сути деконструкции. Результатом ее является не конец, но сжатие метафизики, превращение философии—в постфилософию. Ее отличительные черты—неопределенность, нерешаемость, интерес к маргинальному, локальному, периферийному. Разрушая привычные ожидания, дестабилизируя и изменяя статус традиционных ценностей, деконструкция выявляет теоретические понятия, уже существующие в скрытом виде. Специфику деконструкции Деррида видит в инакости Аругого, отличного от техно-онто-антропо-теологического взгляда на мир. не нуждающегося в легитимации, статусе, заказе, рынке.
Основные объекты деконструкции—знак, письмо, речь, текст, контекст, чтение, метафора, бессознательное и др. Деконструкцию логоцентризма Деррида начинает с деконструкции знака, затрагивающей краеугольные камни метафизики. Знак не замещает вещь, но предшествует ей, он произволен и немотивирован. Означаемого как материального объекта в этом смысле не существует, знак не связывает материальный мир вещей и идеальный мир слов, практику и теорию. Означающее может отсылать лишь к другому означающему, играющему, т. о., роль означаемого. Деррида отвергает западноевропейскую традицию приоритетного изучения речи как непосредственного способа прямой коммуникации, подчеркивая, что со времен античности до наших дней философия оставалась письменной и что коммуникативные свойства письменных знаков превосходят речевые (письмо как символическая модель мышления важнее речи). Исходя из неизбежной разницы контекстов чтения и письма, деконструкция предполагает, что любой элемент художественного языка может быть свободно перенесен в другой исторический,социальный, политический, культурный контекст, либо процитирован вообще вне всякого контекста. Открытость не только текста, но и контекста, вписанного в бесконечное множество других, более широких контекстов, стирает разницу между текстом и контекстом, языком и метаязыком.
Теория деконструкции оказалась весьма привлекательной для ученых, стремящихся расширить рамки классического структурализма, синтезируя его с иными научными подходами. В 80—90-е гг. деконструктивистский подход стал преобладающим в творчестве французского структуралиста Ц. Тодорова. Постструктуралистский поворот в философии Тодоров связывает с перенесением исследовательских интересов с познания неизвестного на непознаваемое. Так, при конструктивном типе чтения интерпретация символов предполагает детерминизм, каузальность развития событий. Прямая и косвенная информация о персонажах превращает их в характеры. Возможные ошибки читательского восприятия связаны в основном с несовпадением его воображаемого мира с авторским. Что же касается чтения как деконструкции, то здесь не просто разрываются причины и следствия, но они оказываются неоднородными по своей природе: событие является следствием безличного закона и т. д. В США теория деконструкции легла в основу литературнокритической методологии Йельской школы (П.де Мая, Дж. X. Милдер, Дж. Хартман, X. Блум и др.). П. де Ман определяет деконструкцию как негативное, демистифицируюшее знание о механизме знания, или архизнание о саморазрушении бытия, превращающегося в аллегорию иллюзии. С архизнанием связана идея самоироничного разубеждения, лежащая в основе интенциональной риторики литературной критики П. де Мана. Де Ман настаивает на имманентной относительности литературных и критических текстов и субъективности интерпретации литературного произведения. Исходя из того, что слепота критика необходимый коррелят риторической природы литературного языка, он приходит к выводу об абсолютной независимости интерпретации от текста и текста от интерпретации. К разновидностям теории деконструкции в США принадлежат также «левый деконструктивизм», «герменевтический деконструктивизм» и «феминистская критика».
«Левый деконструктивизм» (Ф. Джеймисон, ф. Лентриккия, Дж. Бренкман, М. Рьян и др.) близок по своим социологически-неомарксистским тенденциям английскому постструетурализму; в нем ощутимо влияние идей Франкфуртской школы. Литературная критика включается в широкий культурологический контекст, вбирающий религиозный, политический и экономический дискурсы, образующие в совокупности «социальный» текст. Деконструкция мыслится как составная часть программы «культурных исследований».
«Герменевтический деконструктивизм» (У. Спейнос, Дж. Риддел, П. Бове, Д. 0Хара, Д. К. Хой и др.), в отличие от антифеноменологизма Йельской школы, задается целью деконструкции «метафизических формаций истины» (контролирующих сознание ментальных структур, сформированных научным знанием) на основе позитивного переосмысления хайдеггеровской герменевтики.
«Феминистская критика» (Г. Спивак, Б. Джонсон, Ш. Фельман, Ю. Кристева, Э. Сикси, Л. Иригарай, С. Кофман и др.) трактует деконструкцию как вариант отказа от логоцентризма, отождествляемого с традиционным для «мужской» западной цивилизации «фаллоцентризмом». Она сосредоточена на разоблачении «мужской» («ложной») традиционной культуры и противопоставлении ей «интуитивной», «женской» природы письма; противовесом стереотипов «мужского» менталитета выступает привилегированная роль женщин в формировании структуры сознания. Теория деконструкции имеет на Западе как своих сторонников, так и принципиальных критиков. Последовательным оппонентом «континентального нигилизма» является классический оксфордский рационализм. В США с самокритикой деконструкции выступил йелецХ. Блум, один из наиболее последовательных оппонентов постмодерна с позиций классического художественного канона. Он призвал вернуться от метаискусства к самому искусству, от метода—к художественному объекту, от контекста—к тексту. возвратить автору права, узурпированные у него художественной критикой. Блум отстаивает принципы универсальности, центрированности, иерархичности, каноничности западной культуры.
Философская парадигма деконструкции ассоциируется с тем способом мышления, мировосприятия и мироощущения, который характеризуется как «постмодернистский». Лит.: Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000; Ман П. Аллегории чтения. М., 1999; Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996; Маньковмая Н. Б. Эстетика постмодернизма. М., 2000; Decortstruclion and Criticism. N. Y.. 1979; Lemricchia F. Aller the New Criticism, Chi., 1980; Todorov T. La vie commune. Essai dantropologie generale. P., 1995; Bloom Н. The western Canon, N. Y„ 1995, См. также лит. к ст. Деррида.
И. Б. Маньковская

Источник: Новая философская энциклопедия

Деконструкция
Философское понятие, предложенное М.Хайдеггером, введенное в научный оборот Ж.Лаканам и теоретически обоснованное Ж.Дерридой. В последней четверти XX в. идеи Д. были востребованы различными сферами гуманитарного знания — философией, искусствознанием, историей, политологией, социологией; получили они развитие и в теологии. Отличие Д. от многообразных вариантов критики классической философии заключается в том, что это не критика, не анализ и не метод, но художественная транскрипция философии на основе данных гуманитарных наук, искусства и эстетики, метафорическая этимология философских понятий; своего рода «негативная теология», структурный психоанализ философского языка, симультанная деструкция и реконструкция, разборка и сборка. Деррида предупреждает, что было бы наивным искать какое-либо ясное и недвусмысленное значение, адекватное слову «Д». Если термин «деструкция» ассоциируется с разрушением, то грамматические, лингвистические, риторические значения Д. связаны с «машинностью» — разборкой машины как целого на части для транспортировки в другое место. Однако эта метафорическая связь не адекватна радикальному смыслу Д.: она не сводима к лингвистико-грамматической или семантической модели, еще менее — к машинной. Акт Д. является одновременно структуралистским и антиструктуралистским (постструктуралистским) жестом, что предопределяет его двусмысленность. Д. связана с вниманием к структурам и в то же время процедурой расслоения, разборки, разложения лингвистических, логоцентрических, фо-ноцентрических структур. Но такое расслоение не является негативной операцией. Речь идет не столько о разрушении, сколько о реконструкции, рекомпозиции ради постижения того, как была сконструирована некая целостность. Д. — не анализ и не критика. Она не является анализом, так как демонтаж структуры не есть возврат к некому простому, неразложимому элементу. Подобные философемы сами подлежат Д. Это и не критика в общепринятом или кантовском смысле — она тоже деконструируетея. Д. не является каким-либо методом и не может им стать. Каждое событие Д. единично, как идиома или подпись. Оно не сравнимо с актом или операцией, так как не принадлежит индивидуальному или коллективному субъекту, применяющему ее к объекту, теме, тексту. Д. подвержено все и везде, и поэтому даже эпоха бытия-в-деконструкции не вселяет уверенности. В связи с этим любое определение Д. априори неправильно: оно остановило бы непрерывный процесс. Однако в контексте оно может быть заменено или определено другими словами — письмо, след, различание, приложение, гимен, фармакон, грань, почин — их список открыт. Сосредоточиваясь на игре текста против смысла, Деррида сравнивает деконструктивистский подход с суматошным поведением птицы, стремящейся отвести опасность от птенца, выпавшего из гнезда. Лишь беспрерывные спонтанные смещения, сдвиги амбивалентного, плавающего, пульсирующего «нерешаемого» способны приблизить к постижению сути Д. Результатом Д. является не конец, но закрытие, сжатие метафизики, превращение внешнего во внутритекстовое, то есть философии — в постфилософию. Ее отличительные черты — неопределенность, нерешаемость, свидетельствующие об органической связи постфилософии с постнеклас-сическим научным знанием; интерес к маргинальному, локальному, периферийному, сближающий ее с постмодернистским искусством. Движение Д. не сводится к негативным деструктивным формам. Разрушая привычные ожидания, дестабилизируя и изменяя статус традиционных ценностей, Д. выявляет теоретические понятия, уже существующие в скрытом виде. Она ориентируется не столько на новизну, связанную с амнезией, сколько на инакость, опирающуюся на память. Характеризуя Д. как весьма мягкую, невоинственную, Деррида видит ее специфику в инакости другого, отличного от техно-онто-антропо-теологического взгляда на мир, не нуждающегося в легитимации, статусе, заказе, рынке искусства и науки. Такой подход он считает особенно значимым для эстетической сферы, сопряженной с изобретением художественного языка, жанров и стилей искусства. Д. здесь означает подготовку к возникновению новой эстетики. В процессе Д. как бы повторяется путь строительства и разрушения Вавилонской башни, чей результат — новое расставание с универсальным художественным языком, смешение языков, жанров, стилей литературы, архитектуры, живописи, театра, кинематографа, разрушение границ между ними. Речь идет не о локальных открытиях, но об изобретении нового мира, новой среды обитания, новых желаний на фоне усталости, исчерпанности, отработанности деконструируемых структур. Не являясь отрицанием или разрушением, Д. означает выяснение меры самостоятельности языка по отношению к своему мыслительному содержанию; это подобие телефонного «да», означающего лишь «алло». Основные объекты Д. — знак, письмо, речь, текст, контекст, чтение, метафора, бессознательное и др. Д. логоцентризма Деррида начинает с Д. знака, затрагивающей краеугольные камни метафизики. Знак не замещает вещь, но предшествует ей. Он произволен и немотивирован, институционально-конвенционален. Означаемого как материального объекта в этом смысле не существует, знак не связывает материальный мир вещей и идеальный мир слов, практику и теорию. Означающее может отсылать лишь к другому означающему, играющему, таким образом, роль означаемого. Результатом Д. знака является сужение его функций как утратившего свою первичную опору — вещь, и одновременно обретение нового качества оригинальности вторичного, столь существенной в процессе следующих шагов Д. речи и письма. Деррида отвергает западноевропейскую традицию приоритетного изучения речи как непосредственного способа прямой коммуникации, подчеркивая, что со времен античности до наших дней философия оставалась письменной. Отмечая, что коммуникативные свойства письменных знаков превосходят речевые, он не только считает, что письмо как символическая модель мышления важнее речи, но и выявляет фундаментальный уровень их бытования — архиписьмо, закрепляющее вариативность языковых элементов, снимающее противопоставление письма и речи. Для эстетики и искусства постмодернизма символом веры стали идеи Д. контекста. Исходя из неизбежной разницы контекстов чтения и письма, Д. предполагает, что любой элемент художественного языка может быть свободно перенесен в другой исторический, социальный, политический, культурный, эстетический контекст, либо процитирован вообще вне всякого контекста. Открытость не только текста, но и контекста, вписанного в бесконечное множество других, более широких контекстов, стирает разницу между текстом и контекстом, языком и метаязыком. Деррида разрабатывает проблемы Д. различных видов и жанров искусства, а также мимесиса и метафоры. Теория Д. оказалась весьма привлекательной для ученых, стремящихся расширить рамки классического структурализма, синтезируя его с иными научными подходами. В 80-90-е гг. деконструктивистский подход стал преобладающим в творчестве французского структуралиста Ц. Тодорова. Постструктуралистский поворот в философии Тодоров связывает с перенесением исследовательских интересов с познания неизвестного на непознаваемое. Так, при конструктивном типе чтения интерпретация символов предполагает детерминизм, каузальность развития событий. Прямая и косвенная информация о персонажах превращает их в характеры. Возможные ошибки читательского восприятия связаны в основном с несовпадением его воображаемого мира с авторским. Что же касается чтения как Д., то здесь не просто разрываются причины и следствия, но они оказываются неоднородными по своей природе: событие является следствием безличного закона и т.д. В США теория Д. легла в основу литературно-критической методологии Йельской школы (П. де Ман, Дж. Х.Миллер, Дж.Хартман, Х.Блум и др.). П. де Ман определяет Д. как негативное, демистифицирующее знание о механизме знания, или архизнание о саморазрушении бытия, превращающегося в аллегорию иллюзии. С архизнанием связана идея самоироничного разубеждения, лежащая в основе интенциональной риторики литературной критики П. де Мана. Де Ман настаивает на имманентной относительности и ошибочности литературных и критических текстов, принципе субъективности интерпретации литературного произведения. Исходя из того, что слепота критика — необходимый коррелят риторической природы литературного языка, он приходит к выводу об аболютной независимости интерпретации от текста и текста от интерпретации. К разновидностям теории Д. в США принадлежат также «левый деконструктивизм», «герменевтический деконструктивизм» и «феминистская критика». «Левый деконструктивизм» (Ф.Джеймисон, Ф.Лентриккия, Дж.Бренкман, М.Рьян и др.) близок по своим социологически-неомарксистским тенденциям английскому постструктурализму; в нем ощутимо влияние идей Франкфуртской школы. Литературная критика включается в широкий культурологический контекст, вбирающий религиозный, политический и экономический дискурсы, образующие в совокупности «социальный» текст. Д. мыслится как составная часть программы «культурных исследований». «Герменевтический деконструктивизм» (У.Спейнос, Дж.Риддел, П.Бове, Д.ОХара, Д.К.Хой и др.), в отличие от антифеноменологизма Йельской школы, задается целью Д. «метафизических формаций истины» (контролирующих сознание ментальных структур, сформированных научным знанием) на основе позитивного переосмысления хайдеггеровской герменевтики. «Феминистская критика» (Г. Спивак, Б. Джонсон, Ш. Фельман, Ю. Кристева, Э. Сикси, Л.Иригарай, С.Кофман и др.) трактует Д. как вариант отказа от логоцент-ризма, отождествляемого с традиционным для «мужской» западной цивилизации «фаллоцентризмом». Она сосредоточена на разоблачении «мужской» («ложной») традиционной культуры и противопоставлении ей «интуитивной», «женской» природы письма; противовесом стереотипов «мужского» менталитета выступает привилегированная роль женщин в формировании структуры сознания. Теория Д. имеет на Западе как своих сторонников, так и принципиальных критиков. Последовательным оппонентом «континентального нигилизма» является классический оксфордский рационализм. В США с самокритикой Д. выступил йелец Х.Блум, один из наиболее последовательных оппонентов постмодерна с позиций классического художественного канона. Он призвал вернуть художественный центр тяжести на прежнее место: вернуться от метаискусства к самому искусству, от метода — к художественному объекту, от контекста — к тексту, возвратить автору права, узурпированные у него художественной критикой. Пафос его неприятия Д. состоит в доказательстве состоятельности принципов универсальности, центрированности, иерархичности, каноничности западной культуры. Предложенная Д. философская парадигма ассоциируется с тем способом мышления, мировосприятия и мироощущения, который характеризуется как «постмодернистский». Лит.: Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996; Ман П. Аллегории чтения. М., 1999; Маньковская Н.Б. Эстетика постмодернизма. СПб., 2000; Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000; Derrida J. Psychee. Invention de lautre. P., 1987; Jacques Derrida par Geoffrey Bennington et Jacques Derrida. P., 1991; Todorov T. La vie commune. Essai dantropologie generale. P., 1995; Bloom H. The Western Canon. N.Y., 1995; Lentricchia F. After the New Criticism. Chicago, 1980; Deconstruction and Criticism. N.Y., 1979. H. M.

Источник: Художественно-эстетическая культура XX века

ДЕКОНСТРУКЦИЯ
критика метафизического способа мышления от Платона до Гуссерля и Рикера, основанного на понимании бытия как присутствия, данности, абсолютной полноты смысла и т. д. Термин Д. предложен Деррида как перевод гуссерлевского "Abbau" и хайдеггеровского "Destruktion". Как явствует из самого слова, Д. сочетает негативное и разрушительное "де" с подчеркивающим преемственность, непрерывность, "генеалогическую деривацию" "кон". Д. не является актом индивидуального творчества или воли, а провоцируется самой "природой" метафизического способа мышления. Отсюда двойственность Д. как стратегии: будучи внутри, находиться вне с целью преодоления метафизики. В этом смысле Д. предполагает Д. самого метода, в той мере, в какой последний строится на внеположенности исследователя к объекту исследования. Д. не является методом и в смысле стандартных научных процедур или правил. Д. не есть критика в общепринятом или же в кантовском смысле. Как поясняет Деррида, критика для Канта связана с теорией суждения и с ситуацией выбора. При критике необходимо сделать выбор, принять решение: это предельная ситуация. Хотя Д. также оперирует понятием предела, но, в отличие от кантовского понимания, этот предел не представляет из себя нечто неделимое. В Д. речь идет о "неразрешимости" предела, границы. Д. не представляет собой и анализ - предприятие по расчленению, разборке какого-то целого на отдельные далее неразложимые элементы, поскольку "эти ценности, равно как и анализ, сами суть некие философемы, подлежащие деконструкции". Этот ряд негативных определений говорит о том, что Д. означает также Д. позитивного и негативного. Скорее, следовало бы говорить о Д. как о "неразрешимости". В общем, Д. "является" утвердительной "наукой" в смысле "веселой науки" Ницше. В полном соответствии с этой "веселой наукой" Д. можно было бы определить как де Конструкцию.
Понятие "Abbau" используется Гуссерлем для достижения структурных и исторических априори донаучного, дорефлексивного мира и трансцендентальной эгологической структуры. Хайдеггеровское понятие "Destruktion", по определению, не метафизично, поскольку предполагает ретрогрессию, возвращение назад к нечто, что в принципе никак не представлено, а конструируется в самом процессе возвращения назад. Объединяет понятия "Abbau", "Destruktion" с Д. то, что они обозначают операцию, которая применяется к "архитектуре" основных понятий западной метафизики, а также нацелены на ее преодоление. Но в отличие от "Abbau" и "Destruktion" Д. для обоснования и преодоления метафизической традиции использует ресурсы, которые являются не позитивными, а негативными составляющими этой традиции. В этом смысле Д. является более радикальной стратегией. Иначе говоря, первоначальные априори, которых пытается достичь Д., не принадлежат к "грамматике" и "лексике" метафизической концептуальности. Второе отличие заключается в самой идее преодоления метафизики. Прежде всего, преодоление вовсе не означает простого выхождения за пределы метафизики. Кроме того, надо иметь в виду, что, говоря о преодолении, мы со относимся с языком, который, по определению, метафизичен. С другой стороны, преодоление в строгом смысле предполагает преодоление границ, т. е. фиксированность границ того, что преодолевается (о преодолении собственно мы можем говорить только в отношении границ). Поэтому деконструктивное преодоление представляет собой не что иное, как смещение границ, всегда исторически обусловленных. Вопрос о преодолении метафизики решается на границах, и всегда стратегически. Преодоление метафизики не означает операцию перехода из внутренней области метафизики к внешней, поскольку Д. предполагает деконструкцию метафизической оппозиции внутреннего и внешнего. Но благодаря работе, проделанной на границе, внутренняя область метафизики преобразуется, и преодоление производится так, что нигде не присутствует в качестве свершившегося факта. Как говорит Деррида, "при завершении определенной работы, даже понятие... преодоления может стать сомнительным". По причине сомнительности или даже оперативности границ метафизика оказывается самонетождественной, каждый раз другой метафизикой. С этой т. зр. понятны высказывания Деррида о том, что строго метафизических понятий и метафизической системы не существует - метафизической системы как самотождественности, со строго определенными границами, с началом и концом, как то имел в виду Хайдеггер. К тому же надо заметить, что Д. представляет собой операцию, имманентную деконструируемым текстам или дискурсам. Т. о., преодоление метафизики означает прежде всего расшатывание. смещение границ метафизики, в результате чего открывается бесконечное поле деятельности. "То, что я хочу подчеркнуть, состоит лишь в том, что преодоление философии заключается не в том, чтобы перевернуть очередную страницу философии (что чаще всего означает плохое философствование), а в том, чтобы продолжить определенным образом читать философов" (Деррида).
Д. критикует метафизическую традицию по нескольким направлениям. Во-первых, это критика метафизики как метафизики присутствия. Матрицей западной метафизической системы было определение "бытия как присутствия". "Все названия основы, начала, центра всегда обозначали инвариант присутствия: сущность, существование, субстанция, субъект, трансцендентность, сознание, Бог, человек и т. д." (Деррида). Симптоматичным является то, что все эти основания всегда были связаны с привилегированным положением голоса, который наиболее близок к телу, неотделим от него. Этот симптом Деррида обозначает как лого-фоноцентризм.
Во-вторых, метафизическая традиция является мышлением в оппозициях. Согласно Деррида, стандартная метафизическая практика объясняет мир, используя бинарную оппозицию, один из терминов которой занимает приоритетную позицию. Второй термин бинарной оппозиции обычно рассматривается как вторичный, производный. Именно посредством стратегии оппозиции и приоритета метафизическое мышление репрессирует все то, что подрывает все ее основополагающие принципы. В самом деле, основополагающие понятия метафизики - присутствие, тождество, речь, сознание и т. д. - являются следами репрессированных вторичных терминов, таких как отсутствие, различие, письмо, тело и т. д. Задача Д. заключается не в реставрации ущемленного термина, а в выяснении причин и условий возможности (и невозможности) такой практики. Последнее сопровождается введением "неразрешимостей", объясняющих условия возможности такой метафизической практики.
В-третьих, метафизичность западной философии проявляется в "вульгарном" понимании времени, истории. История мыслится как определенная линейная структура, определенная логическая схема. Метафизичность философии, по мысли Деррида, состоит в утверждении привилегии настоящего времени, в утверждении господства "теперь", обеспечивающего примыкание к традиции, которая смыкает греческую метафизику присутствия и современную метафизику присутствия как самосознания. История метафизики - это "вульгарная" концепция времени, поскольку время по самой сути своей метафизично. "Привилегия третьего лица настоящего времени изъявительного наклонения показывает здесь все свое историческое значение. Сущее, присутствие, теперь, субстанция, сущность связаны во всех своих смыслах с формой причастия настоящего времени. И переход к субстантиву... предполагает обращение к третьему лицу" (Деррида).
Объектом Д. обычно являются метафизические системы, философские дискурсы. (С метафизикой Деррида отождествляет всю европейскую культурную традицию.) Но дело в том, что Д. не имеет дело с понятиями, со словами, теоретическими размышлениями. Д. не имеет никакого отношения к содержанию текстов или дискурсов. Д. направлена против структур, определяющих нормы текстуальных или дискурсивных практик. Речь идет о том, чтобы отыскать неформулируемые, "наивные" предпосылки, конституирующие само философствование, "наивные" предпосылки, подразумеваемые самой системой философии. "Наивность", о которой говорит Деррида, представляет собой "наивность" философского дискурса, самого философствования. "Наивности", конституирующие этот дискурс, нельзя "вычислить" логическими, лингвистическими или семиотическими средствами разрешения. Было бы неверно назвать эти "наивности" логическими противоречиями, поскольку, как известно, любое противоречие предполагает диалектическое или иное разрешение. "Наивность", о которой говорит Деррида, в принципе никогда не может быть разрешена, но в то же время обусловливает желаемые результаты текстуальной организации философии. Т. о , Д. анализирует "наивности", которые именно в силу собственной "неразрешимости" обусловливают возможность философского дискурса как такового. Задача формулируется следующим образом: "...исследовать философский текст в его формальной структуре, в его риторической организации, специфику и разнообразие его текстуальных типов, различные модели его производства и экспозиции, а также пространство mises en scene философского текста, его синтаксис" (Деррида).
В результате исследования процесса формального структурирования философского текста, а также практики риторической организации и дискурсивной экспозиции открывается новое пространство противоречий, которые конституируют философию. Последние в определенном смысле внеположны философии и не конструируются как противоречия в строгом смысле, поскольку самой философией это пространство противоречий не тематизируется: они составляют неформулируемый и не мыслимый синтаксис текстуального производства. Множество примеров приводит Деррида из философской практики. Платон в письме осуждает письмо. Ф. де Соссюр определяет объект структурной лингвистики в соответствии с принципом различия и в то же время осуждает письмо как угрозу непосредственности речи. Восхождение к феноменологически очищенному сознанию сопровождается использованием метафоры письма. Говоря об идеальной объективности геометрических фигур и математических языков, Гуссерль допускает принципиально важный для традиционализации смысла этой объективности акт записи, инскрипции, письма. Хайдеггер, с одной стороны, говорит о том, что забвение онтико-онтологического различия предшествует бытию, а с другой стороны, бытие для него - "абсолютное означаемое". В труде "О грамматологии" Деррида разводит желание самого Руссо и результаты действительного описания, чистота девственного начала всегда инфицирована различием. Т. о., все, что в описании начала оказывается более первоначальным, изгоняется во вторичность, производность.
Систематическое выявление противоречий, конфликтов, парадоксов, конституирующих философский дискурс, показывает, что метафизические понятия и дискурсивные системы всегда подрываются противоречиями и гетерогенностями, которые философский дискурс не принимает во внимание: во-первых, потому, что, строго говоря, они не являются противоречиями, т. е. не относятся к порядку логической разрешимости, во-вторых, потому, что регулируемая концептуальная экономия, по определению, должна избегать их. Противоречия становятся достаточно очевидными, если мы доводим до логического конца процесс концептуализации. В случае с Руссо, Деррида следующим образом формулирует эту процедуру: "Текст Руссо всегда необходимо рассматривать как сложную и многоуровневую структуру, в нем определенные утверждения следует прочитать как интерпретации других утверждений, которые мы, до определенного момента и с определенными предосторожностями, можем прочитать иначе. Руссо говорит А, далее по причинам, которые мы должны определить, он интерпретирует А в В. А, будучи уже интерпретацией, переинтерпретируется в В Признав это, мы можем, не отходя от текста Руссо, изолировать А от его интерпретации в В и обнаружить возможности и ресурсы, принадлежащие в действительности к тексту Руссо, но им самим не используемые... которые, по вполне законным мотивам, он предпочитает отсечь..." (Деррида).
Из истории философии известны два варианта разрешения противоречий философского дискурса, которые собственно и анализирует Деррида. Романтизм разрешает противоречия через их взаимоуничтожение. Процесс разрешения сводится к нейтрализации. Д. не ограничивается нейтрализацией. Прежде всего потому, что оппозиции не симметричны. Как поясняет Деррида, в философской оппозиции мы имеем дело не с мирным сосуществованием, а с иерархической структурой, где одна сторона властвует над другой. Во-вторых, нейтрализация остается на уровне структуры оппозиции, т е. она не выходит за пределы структуры. В-третьих, нейтрализация означает признание негативной стороны противоречия, в результате чего не рассматривается положительная сторона. "Нейтральность, в сущности, негативна. это негативное обличье трансгресии суверенности. Суверенность не нейтральна, даже если в своем дискурсе она нейтрализует все противоречия или оппозиции классической логики. Нейтрализация совершается в познании и в синтаксисе письма, но она соответствует трансгрессивному и суверенному утверждению. Суверенная операция не довольствуется нейтрализацией классических оппозиций в дискурсе, она попирает в "опыте" (понимаемом мажорно) закон или запреты, составляющие систему вместе с дискурсом и даже вместе с работой нейтрализации" (Деррида). Гегелевский вариант разрешения противоречия осуществляется через "снятие". Тезис и антитезис как противоположности снимаются в синтезисе. Д. же объясняет противоречия философского дискурса через "неразрешимости". Последние обнаруживаются при анализе специфической организации этих противоречий. Словарь "неразрешимостей" достаточно обширен: differance, след, дополнительность, итеративность, фармакон, гимен и т. д. Речь идет об открытом ряде "неразрешимостей". Деррида выделяет несколько характеристик "неразрешимостей". Во-первых, "неразрешимости" не принадлежат к порядку философского дискурса, поскольку они его объясняют. "...Неразрешимые высказывания есть высказывания, которые ни аналитически, ни дедуктивно не выводимы из этих аксиом, не находятся в противоречии с ними, ни истинны, ни ложны в отношении с ними. Tertium datur без синтезиса" (Деррида). Во-вторых, Деррида говорит об экономической природе "неразрешимостей", в частности, differance. "Неразрешимости" организовывают и регулируют игру противоречий, различных конфликтующих возможностей. В-третьих, производство "неразрешимостей" нацелено на нечто вне деконструируемого текста или дискурса. Однако определение Д. как имманентной тексту операции не предполагает его тематическую или формальную закрытость. Именно в силу того, что "неразрешимости" как структурные возможности метафизического дискурса сами неразрешимы.
Общая стратегия Д. связывается с двумя основными ходами. Первый шаг заключается в переворачивании, второй - в реконструкции. Переворачивание - структурно необходимый шаг, поскольку простая нейтрализация бинарной оппозиции предполагает иерархическую структуру В результате деконструируемая область остается незатронутой. Переворачивание не значит и установление нового иерархического порядка. "Не просто отменить всякую иерархию, ведь анархия всегда лишь упрочивает существующий строй, метафизическую иерархию; не изменить или поменять местами термины определенной иерархии, но преобразовать саму структуру иерархии" (Деррида). Второй шаг заключается в реконструкции иерархии предикатов или понятий и их обобщении. На этом этапе происходит реставрация репрессированных ресурсов и возможностей понятий, и в результате их обобщения новые понятия прививаются к привилегированным традиционным понятиям первой фазы переворачивания. Дело в том, что новые привилегированные понятия перевернутой концептуальной иерархии являются фантомными образами репрессированных, тех, что находятся по ту сторону метафизического дискурса. Поэтому Д. не останавливается на этом. Только посредством прививки к именам новых привилегированных понятий тех значений и смыслов, репрессиями которых они являются, можно сказать, что Д. произведена. В результате второго шага производятся понятия, которые в рамках метафизического дискурса не мыслились и не формулировались. В качестве примера воспользуемся понятием "архи-письма". Письмо традиционно мыслится в бинарной оппозиции письмо - речь. Поскольку, как было сказано, оппозиция предполагает иерархию, следовательно, наблюдается приоритет речи над письмом. В результате первого шага извлекаются редуцированные предикативные возможности, которые были ограничены данной концептуальной структурой (в данном случае, структурой речи и письма). На втором этапе эти редуцированные предикативные возможности обобщаются и прививаются к письму, в результате чего мы имеем архиписьмо. Но почему прививка производится к письму? Ведь вполне вероятно, что внутри концептуальной структуры речи и письма были репрессированы не только предикативные возможности письма, но и речи. На самом деле, в результате первого шага Д. извлекаются редуцированные возможности и ресурсы не только и не столько письма, но всего порядка концептуальной структуры. Деррида называет несколько причин. Во-первых, причина историческая. Хотя слово "письмо", используемое для обозначения редуцированных предикативных возможностей, имеет совершенно отличный от них смысл, оно тем не менее привлекается, поскольку находится в сущностной связи с ними. В полном соответствии со смыслом "кон" в Д. сохраняется связь с традиционной структурой. И в то же время внутри традиционной структуры производится что-то новое. Вторая причина заключается в самом характере традиционной структуры оппозиции. Как уже было сказано, оппозиция предполагает определенное насилие, действие по репрессии второго члена, в данном случае письма. Исходя из этого, Д. предпринимается как противодействие. Если в традиционной структуре насилию, репрессии подвергается письмо, то Д. как противодействие использует именно письмо для обозначения редуцированных предикативных возможностей и ресурсов концептуальной структуры. В этом смысле Д. является диссимметрическим предприятием. "Архиписьмо, чью необходимость и концептуальную новизну я хотел бы подчеркнуть и очертить здесь, я продолжаю называть письмом лишь потому, что оно существенным образом связно с вульгарным понятием письма. Это последнее смогло исторически закрепиться только в силу сокрытия архиписьма, в силу вожделения к речи, вытесняющей свое иное и своего двойника и стремящейся устранить свое различие. Если я все же продолжаю называть это различие письмом, то лишь потому, что под воздействием исторической репрессии письму, в силу его положения, выпало на долю обозначать самое огромное различие. Оно угрожало желанию живой речи в непосредственной близости к ней, оно взламывало живую речь изнутри и с самого начала" (Деррида).
Т. о., Д. характеризуется "двойным жестом". Деррида часто говорит о "двойной науке", "двойном письме". Надо заметить, что речь не идет о хронологической последовательности. Два шага Д. - переворачивание и реконструкция - производятся одновременно, что в то же время сохраняет различие между ними. Деррида определяет отношение между этими двумя шагами в терминах хиазматического удвоения, или пересечения. Как говорит Деррида, форма хиазма ? является не символом неизвестного, а скорее напоминает своего рода вилку, распутье, причем одна линия пересекает другую и идет дальше, что предполагает сохранение различия между двумя движениями в силу их диссимметрической коммуникации.
Д. западной метафизической традиции имеет своим следствием разработку нового типа философствования, нового типа взаимоотношений между философией и другими науками. Отношение философии и других наук традиционно строилось в терминах своего другого. Философия всегда представлялась на вершине пирамиды знания. Как инстанция закона, философия "как бы должна была осуществлять контроль, обзор, надзор над всеми теми науками и отраслями знания, которые располагались у ее подножия". Но при этом положении дел философия сама низводит себя до ничто. Чтобы преобразовать такой тип отношения между философией и другими науками, необходимо, как говорит Деррида, вертикальную структуру заменить на горизонтальную, чтобы философия находилась в тесном взаимоотношении с другими науками. "На протяжении двух последних столетий много говорилось о смерти Бога, о смерти философии... с моей точки зрения, это связано с описанной мной структурой, когда (философия)... по сути обрекается на смерть. Но, меняя структуру, мы могли бы оставить за философией право на жизнь, мы могли бы сохранить философию" (Деррида).
Д. философии, западной метафизической традиции означает также Д. тех политических и институциональных структур, которые обосновываются в философских системах и которые нормируют нашу практическую жизнь. "В соответствии с законами своей логики она (Д.) подвергает критике не только внутреннее строение философем, одновременно семантическое и формальное, но и то, что ему ошибочно приписывается в качестве его внешнего существования, его внешних условий реализации: исторических форм его педагогики, экономических и политических структур этого института" (Деррида). Именно поэтому Д. не отделяет себя от политико-институциональной проблематики и ищет "новые способы установления ответственности, исследования тех кодов, которые были восприняты от этики и политики".
Т. о., Д., вопрошая внутренние "противоречия" философского дискурса, конструирует "неразрешимости", являющиеся одновременно условиями возможности и невозможности философских жестов и тем. Д. не просто разрушает метафизические структуры, а реконструирует те невозможности - возможности внутри философского дискурса, на которых эти структуры, возможность их логически последовательного развертывания и структурирования покоятся.
Т. X. Керимов

Источник: Современный философский словарь

ДЕКОНСТРУКЦИЯ

Франц. DECONSTRUCTION. Ключевое понятие постструктурализма и деконструктивизма, основной принцип анализа текста. Под влиянием М. Хайдеггера был введен в 1964 г. Ж. Лаканом и теоретически обоснован Ж. Дерридой.
Смысл деконструкции как специфической методологии исследования литературного текста заключается в выявлении внутренней противоречивости текста, в обнаружении в нем скрытых и незамечаемых не только неискушенным, «наивным» читателем, но ускользающих и от самого автора («спящих», по выражению Жака Дерриды) «остаточных смыслов», доставшихся в наследие от речевых, иначе — дискурсивных, практик прошлого, закрепленных в языке в форме неосознаваемых мыслительных стереотипов, которые в свою очередь столь же бессознательно и независимо от автора текста трансформируются под воздействием языковых клише его эпохи.
Все это и приводит к возникновению в тексте так называемых «неразрешимостей», т. е. внутренних логических тупиков, как бы изначально присущих природе языкового текста, когда его автор думает, что отстаивает одно, а на деле получается нечто совсем другое. Выявить эти «неразрешимости», сделать их предметом тщательного анализа и является задачей деконструктивистского критика.
Английский литературовед Э. Истхоуп выделяет пять типов деконструкции:
«I. Критика, ставящая перед собой задачу бросить вызов реалистическому модусу, в котором текст стремится натурализоваться; она демонстрирует актуальную сконструированность текста, а также выявляет те средства репрезентации, при помощи которых происходит порождение репрезентируемого.
2. Деконструкция в смысле Фуко — процедура для обнаружения интердискурсивных зависимостей дискурса. (Имеется в виду концепция М. Фуко о неосознаваемой зависимости любого дискурса от других дискурсов. Фуко утверждает, что любая сфера знания — наука, философия, религия, искусство — вырабатывает свою дискурсивную практику, «единолично» претендующую на владение «истиной», но на самом деле заимствующую свою аргументацию от дискурсивных практик других сфер знания. — И. И.).
3. Деконструкция «левого деконструктивизма» как проект уничтожения категории «Литература» посредством выявления дискурсивных и институциональных практик, которые ее поддерживают.
4. Американская Деконструкция как набор аналитических приемов и критических практик, восходящих в основном к прочтению Дерриды Полем де Маном, показывающему, что текст всегда отличается от самого себя в ходе его критического прочтения, чей собственный текст, благодаря саморефлексивной иронии, приводит к той же неразрешимости и апории.
5. Дерридеанская Деконструкция, представляющая собой критический анализ традиционных бинарных оппозиций, в которых левосторонний термин претендует на привилегированное положение, отрицая право на него со стороны правостороннего термина, от которого он зависит. Цель анализа состоит не в том, чтобы поменять местами ценности бинарной оппозиции, а скорее в том, чтобы нарушить или уничтожить их противостояние, релятивизовав их отношения» (Easthope: 1989, с. 187-188).
Сама по себе Деконструкция никогда не выступает как чисто техническое средство анализа, а всегда предстает как своеобразный деконструктивно-негативный познавательный императив постмодернистской чувствительности. Обосновывая необходимость деконструкции, Деррида пишет: «В соответствии с законами своей логики она подвергает критике не только внутреннее строение философем, одновременно семантическое и формальное, но и то, что им ошибочно приписывается в качестве их внешнего существования, их внешних условий реализации: исторические формы педагогики, экономические или политические структуры этого института. Именно потому, что она затрагивает основополагающие структуры, «материальные» институты, а не только дискурсы или означающие репрезентации (т.е. вторичные, по Лотману, моделирующие системы, иными словами, искусство, либо различные виды эпистем, философем, социологем и т. п., которые складываются в разных общественно-гуманитарных и естественных науках текущего момента. — И. И.), деконструкция и отличается всегда от простого анализа или "критики"» (Derrida:1967b, с. 23-24).
Необходимо при этом иметь в виду, что действительность у Дерриды обязательно выступает в опосредованной дискурсивной практикой форме, и фактически для него в одной плоскости находятся как сама действительность, так и ее рефлексия. Двойственность позиции Дерриды и заключается в том, что он постоянно пытается стереть грани между миром реальным и миром, отраженным в сознании людей. По логике его деконструктивистского анализа, экономические, воспитательные и политические институты вырастают из «культурной практики», установленной в философских системах, что, собственно, и составляет материал для операций по деконструкции. Причем этот «материал» понимается как «традиционные метафизические формации», выявление иррационального характера которых и составляет задачу деконструкции.
В «Конфликте факультетов» Деррида пишет: «То, что несколько поспешно было названо деконструкцией, не является, если это имеет какое-либо значение, специфическим рядом дискурсивных процедур; еще в меньшей степени это правило нового герменевтического метода, который «работает» с текстами или высказываниями под прикрытием какого-либо данного и стабильного института. Это также менее всего способ занять какую-либо позицию во время аналитической процедуры относительно тех политических и институциональных структур, которые делают возможными и направляют наши практики, нашу компетенцию, нашу способность их реализовать. Именно потому, что она никогда не ставит в центр внимания лишь означаемое содержание, деконструкция не должна быть отделима от этой политико-институциональной проблематики и должна искать новые способы установления ответственности, исследования тех кодов, которые были восприняты от этики и политики» (Derrida:1987. с. 74).
В этом эссе, название которого позаимствовано у одноименной работы Канта, речь идет о взаимоотношении с государственной властью «факультета» философии, как и других «факультетов»: права, медицины и теологии. Однако, учитывая постструктуралистское представление о власти как господстве ментальных структур, предопределяющих функционирование общественного сознания, акцент переносится в сферу борьбы авторитетов государственных и университетских структур за влияние над общественным сознанием. Кроме того, типичное для постструктуралистского мышления гипостазирование мыслительных феноменов в онтологические сущности, наделяемые самостоятельным существованием, приводит к тому, что такие понятия, как «власть», «институт», «институция», «университет», приобретают мистическое значение самодовлеющих сил, живущих сами по себе и непонятным для человека образом влияющих на ход его мыслей, а, следовательно, и на его поведение. Практика деконструкции и предназначена для демистификации подобных фантомов сознания.
Если французские постструктуралисты, как правило, делают предметом своего деконструктивного анализа широкое поле «всеобщего текста», охватывающего в пределе весь «культурный интертекст» не только литературного, но и философского, социологического, юридического и т. п. характера, то у американских деконструктивистов заметен сдвиг от философско-антропологических вопросов формирования образа мыслей человека к практическим вопросам анализа художественного произведения. Дж. Каллер так суммирует общую схему деконструктивного подхода к анализируемому произведению: «Прочтение является попыткой понять письмо, определив референциальный и риторический модусы текста, например, переводя фигуральное в буквальное и устраняя препятствия для получения связного целого. Однако сама конструкция текстов — особенно литературных произведений, где прагматические контексты не дают возможности осуществить надежное разграничение между буквальным и фигуральным или референциальным и нереференциальным, — может блокировать процесс понимания» (Сuller: 1983. с. 81).
Данная характеристика, отвечая общему смыслу деконструкции, тем не менее представляет собой сильно рационализированную версию иррациональной по своей сути критической практики, поскольку именно исследованием этого «блокирования процесса понимания» и заняты деконструктивисты. На первый план выходит не столько специфика понимания читаемых текстов, сколько природа человеческого непонимания, запечатленная в художественном произведении и с еще большей силой выявляемая при помощи деконструктивистского анализа, сверхзадача которого и состоит в демонстрации принципиальной «неизбежности» ошибки любого понимания, в том числе и того, которое предлагает сам критик-деконструктивист. «Возможность прочтения, — утверждает П. де Ман, — никогда нельзя считать само собой разумеющейся» (De Man: 1979, с. 13l), поскольку риторическая природа языка «воздвигает непреодолимое препятствие на пути любого прочтения или понимания» (De Man: 1971, с. 107).
Деконструктивисты, как правило, возражают против понимания деконструкции как простой деструкции, как чисто негативного акта теоретического «разрушения» анализируемого текста. «Деконструкция, — подчеркивает Дж. X. Миллер, — это не демонтаж структуры текста, а демонстрация того, что уже демонтировано» (Miller:1976, с. 341). Тот же тезис отстаивает и Р. Сальдивар, обосновывая свой анализ романа «Моби Дик» Мелвилла: «Деконструкция не означает деструкции структуры произведения, не подразумевает она также и отказ от находящихся в наличии структур (в данном случае структур личности и причинности), которые она подвергает расчленению. Вместо этого Деконструкция является демонтажем старой структуры, предпринятым с целью показать, что ее претензии на безусловный приоритет являются лишь результатом человеческих усилий и, следовательно, могут быть подвергнуты пересмотру. Деконструкция неспособна эффективно добраться до этих важных структур, предварительно не обжив их и не позаимствовав у них для анализа их же стратегические и экономические ресурсы. По этой причине процесс деконструкции — всего лишь предварительный и стратегически привилегированный момент анализа. Она никоим образом не предполагает своей окончательности и является предварительной в той мере, в какой всегда должна быть жертвой своего собственного действия» (Saldivar: 1984, с. 140).
Из таким образом понятой деконструкции вытекает и специфическая роль деконструктивистского критика, которая в идеале сводится к попыткам избежать внутренне присущего ему, как и всякому читателю, стремления навязать тексту свои собственные смысловые схемы, дать ему «конечную интерпретацию», единственно верную и непогрешимую. Он должен деконструировать эту «жажду власти», проявляющуюся как в нем самом, так и в авторе текста, и отыскать тот «момент» в тексте, где прослеживается его, текста, смысловая двойственность, внутренняя противоречивость «текстуальной аргументации».
Американских деконструктивистов нельзя представлять как безоговорочных последователей Дерриды и верных сторонников его «учения». Да и сами американские дерридеанцы довольно часто говорят о своем несогласии с Дерридой. В первую очередь это относится к X. Блуму и недавно умершему П. де Ману. Однако за реальными или официально прокламируемыми различиями все же видна явная методологическая и концептуальная преемственность. Несомненно, что американские Деконструктивисты отталкиваются от определенных положений Дерриды, но именно отталкиваются, и в их интерпретации «дерридеанство» приобрело специфически американские черты, поскольку перед ними стояли и стоят социально-культурные цели, по многим параметрам отличающиеся от тех, которые преследует французский исследователь.
Любопытна английская оценка тех причин, по которым теория постструктурализма была трансформирована в Америке в деконструктивизм. Сэмюэл Уэбер связывает это со специфически американской либеральной традицией, развивавшейся в условиях отсутствия классовой борьбы между феодализмом и капитализмом, в результате чего она совершенно по-иному, нежели в Европе, относится к конфликту: «она делегитимирует конфликт во имя плюрализма» (Weber:1983, с. 249). Таким образом, «плюрализм допускает наличие сосуществующих, даже конкурирующих интерпретаций, мнений или подходов; он, однако, не учитывает тот факт, что пространство, в котором имеются данные интерпретации, само может считаться конфликтным» (там же).
Здесь важно отметить, что постулируемое им «пространство» Уэбер называет «институтом» или «институцией», понимая под этим не столько социальные институты, сколько порождаемые ими дискурсивные практики и дискурсивные формации. Таким образом, подчеркивает Уэбер, американская национальная культура функционирует как трансформация дискурсивного конфликта, представляя его как способ чисто личностной интерпретации, скорее еще одного конкурирующего выражений автономной субъективности, нежели социального противоречия; короче говоря, редуцирует социальное бытие до формы сознания.
Характеризуя процесс адаптации идей Дерриды де Маном и Миллером, который в общем демонстрирует различие между французским постструктурализмом и американским деконструктивизмом, В. Лейч отмечает: «Эволюция от Дерриды к де Ману и далее к Миллеру проявляется как постоянный процесс сужения и ограничения проблематики. Предмет деконструкции меняется: от всей системы западной философии он редуцируется до ключевых литературных и философских текстов, созданных в послевозрожденческой континентальной традиции, и до основных классических произведений английской и американской литературы XIX и XX столетий. Утрата широты диапазона и смелости подхода несомненно явилась помехой для создаваемой истории литературы. Однако возросшая ясность и четкость изложения свидетельствуют о явном прогрессе и эффективности применения новой методики анализа» (Leitch:1983, с. 52).
Иными словами, анализ стал проще, доступнее, нагляднее и завоевал широкое признание сначала среди американских, а затем и западноевропейских литературоведов. Эту «доступную практику» деконструктивистского анализа Йельского образца создал на основе теоретических размышлений де Мана, а через его посредство и Дерриды, Хиллис Миллер.
Более того, в своих программных заявлениях глава Йельской школы Поль де Ман вообще отрицает, что занимается теорией литературы, — утверждение, далекое от истины, но крайне показательное для той позиции, которую он стремится занять. Как пишет об этом Лейч, «Де Ман тщательно избегает открытого теоретизирования о концепциях критики, об онтологии, метафизике, семиологии, антропологии, психоанализе или герменевтике. Он предпочитает практиковать тщательную текстуальную экзегезу с крайне скупо представленными теоретическими обобщениями. «Мои гипотетические обобщения, — заявляет де Ман в Предисловии к «Слепоте и проницательности» (1971), — отнюдь не имеют своей целью создание теории критики, а лишь литературного языка как такового» (DE Мап:1971, с. 8). Свою приверженность проблемам языка и риторики и нежелание касаться вопросов онтологии и герменевтики он подтвердил в заключительном анализе «Аллегорий прочтения» (1979): «Главной целью данного прочтения было показать, что его основная трудность носит скорее лингвистический, нежели онтологический или герменевтический характер»; по сути дела, специфичная цель прочтения в конечном счете — демонстрация фундаментального «разрыва между двумя риторическими кодами» (De Man: 1979, с. 300).
Очевидно, стоит привести характеристику аргументативной манеры де Мана, данную Лейчем, поскольку эта манера в значительной степени предопределила весь «дух» Йельской школы: «В обоих трудах Поль де Ман формулирует идеи в процессе прочтения текстов; в результате его литературные и критические теории большей частью глубоко запрятаны в его работах. Он не делает никаких программных заявлений о своем деконструктивистском проекте. Проницательный, осторожный и скрытный, временами непонятный и преднамеренно уклончивый, де Ман в своей типичной манере, тщательной и скрупулезной, открывает канонические тексты для поразительно захватывающего и оригинального прочтения» (Leitch:1983, с. 48-49).
Основное различие между французским вариантом «практической деконструкции» (тем, что мы здесь, вполне сознавая условность этого понятия, называем «телькелевской практикой анализа») и американской деконструкцией, очевидно, следует искать в акцентированно нигилистическом отношении первого к тексту, в его стремлении прежде всего разрушить иллюзорную целостность текста, в исключительном внимании к «работе означающих» и полном пренебрежении к означаемым. Для американских деконструктивистов данный тип анализа фактически представлял лишь первоначальный этап работы с текстом, и их позиция в этом отношении не была столь категоричной. В этом, собственно, телькелисты расходились не только с американскими деконструктивистами, но и с Дерридой, который никогда в принципе не отвергал и «традиционное прочтение» текстов, призывая, разумеется, «дополнить» его «обязательной деконструкцией».
Как же конкретно осуществляется практика деконструкции текста и какую цель она преследует? Дж. Каллер, суммируя, не без некоторой тенденции к упрощению, общую схематику деконструктивистского подхода к анализируемому произведению, пишет: «Прочтение является попыткой понять письмо, определив референциальный и риторический модусы текста, например, переводя фигуральное в буквальное и устраняя препятствия для получения связного целого. Однако сама конструкция текстов — особенно литературных произведений, где прагматические контексты не позволяют осуществить надежное разграничение между буквальным и фигуральным или референциальным и нереференциальным, — может блокировать процесс понимания» (Culler:1983, с. 81).
На первый план выходит не столько понимание прочитываемых текстов, сколько человеческое непонимание, запечатленное в художественном произведении. Сверхзадача деконструктивистского анализа состоит в демонстрации неизбежности «ошибки» любого понимания, в том числе и того, которое предлагает сам критик-деконструктивист.
В противовес практике «наивного читателя» Деррида предлагает критику отдаться «свободной игре активной интерпретации», ограниченной лишь рамками конвенции общей текстуальности. Подобный подход, лишенный «руссоистской ностальгии» по утраченной уверенности в смысловой определенности анализируемого текста, якобы открывает перед критиком «бездну» возможных смысловых значений. Это и есть то «ницшеанское УТВЕРЖДЕНИЕ — радостное утверждение свободной игры мира без истины и начала», которое дает «активная интерпретация» (Deкida: 1972с, с. 264).
Роль деконструктивистского критика, по мнению Дж. Эткинса, сводится в основном к попыткам избежать внутренне присущего ему, как и всякому читателю, стремления навязать тексту свои смысловые схемы, свою «конечную интерпретацию», единственно верную и непогрешимую. Он должен деконструировать эту «жажду власти», проявляющуюся как в нем самом, так и в авторе текста, и отыскать тот «момент» в тексте, где прослеживается его смысловая двойственность, диалогическая природа, внутренняя противоречивость. «Деконструктивистский критик, следовательно, ищет момент, когда любой текст начнет отличаться от самого себя, выходя за пределы собственной системы ценностей, становясь неопределимым с точки зрения своей явной системы смысла» (Atkins:1981,c. 139).
Деконструктивисты пытаются доказать, что любой системе художественного мышления присущ «риторический» и «метафизический» характер. Предполагается, что каждая система, основанная на определенных мировоззренческих предпосылках, т. е., по деконструктивистским понятиям, на «метафизике», якобы является исключительно «идеологической стратегией», «риторикой убеждения», направленной на читателя. Кроме того, утверждается, что эта риторика всегда претендует на то, чтобы быть основанной на целостной системе самоочевидных истин-аксиом.
Деконструкция призвана не разрушить эти системы аксиом, специфичные для каждого исторического периода и зафиксированные в любом художественном тексте данной эпохи, но прежде всего выявить внутреннюю противоречивость любых аксиоматических систем, понимаемую в языковом плане как столкновение различных «модусов обозначения». Обозначаемое, т. е. внеязыковая реальность, мало интересует деконструктивистов, поскольку последняя сводится ими к мистической «презентности»-наличности, обладающей всеми признаками временной преходимости и быстротечности и, следовательно, по самой своей природе лишенной какой-либо стабильности и вещности.
Как подчеркивает Сальдивар, поскольку риторическая природа языкового мышления неизбежно отражается в любом письменном тексте, то всякое художественное произведение рассматривается как поле столкновения трех противоборствующих сил:
авторского намерения, читательского понимания и семантических структур текста. При этом каждая из них стремится навязать остальным собственный «модус обозначения», т. е. свой смысл описываемым явлениям и представлениям. Автор как человек, живущий в конкретную историческую эпоху, с позиций своего времени пытается переосмыслить представления и понятия, зафиксированные в языке, т. е. «деконструировать» традиционную риторическую систему. Однако поскольку иными средствами высказывания, кроме имеющихся в его распоряжении уже готовых форм выражения, автор не обладает, то риторически-семантические структуры языка, абсолютизируемые деконструктивистами в качестве надличной инерционной силы, оказывают решающее воздействие на первоначальные интенции автора. Они могут не только их существенно исказить, но иногда и полностью навязать им свой смысл, т. е. в свою очередь «деконструировать» систему его риторических доказательств.
«Наивный читатель» либо полностью подпадает под влияние доминирующего в данном тексте способа выражения, буквально истолковывая метафорически выраженный смысл, либо, что бывает чаще всего, демонстрирует свою историческую ограниченность и с точки зрения бытующих в его время представлений агрессивно навязывает тексту собственное понимание его смысла. В любом случае «наивный читатель» стремится к однозначной интерпретации читаемого текста, к выявлению в нем единственного, конкретно определенного смысла. И только лишь «сознательный читатель»-деконструктивист способен дать» новый образец демистифицированного прочтения», т. е; подлинную деконструкцию текста» (Saldivar:1984, с. 23).
Однако для этого он должен осознать и свою неизбежную историческую ограниченность, и тот факт, что каждая интерпретация является поневоле творческим актом — в силу метафорической природы языка, неизбежно предполагающей «необходимость ошибки». «Сознательный читатель» отвергает «устаревшее представление» о возможности однозначно прочесть любой текст. Предлагаемое им прочтение представляет собой «беседу» автора, читателя и текста, выявляющую «сложное взаимодействие» авторских намерении, программирующей риторической структуры текста и «не менее сложного» комплекса возможных реакций читателя. На практике это означает «модернистское прочтение» всех анализируемых Сальдиваром произведений, независимо от того, к какому литературному направлению они принадлежат: к романтизму, реализму или модернизму. Суть же анализа сводится к выявлению единственного факта: насколько автор «владел» или «не владел» языком.
Так, «Дон Кихот» рассматривается Сальдиваром как одна из первых в истории литературы сознательных попыток драматизировать проблему «интертекстуального авторитета» письма. В «Прологе» Сервантес по совету друга снабдил свое произведение вымышленными посвящениями, приписав их героям рыцарских романов. Таким образом он создал «иллюзию авторитета». Центральную проблему романа критик видит в том, что автор, полностью отдавая себе отчет в противоречиях, возникающих в результате «риторических поисков лингвистического авторитета» (тем же. с. 68), тем не менее успешно использовал диалог этих противоречий в качестве основы своего повествования, тем самым создав модель «современного романа». В «Красном и черном» Стендаля Сальдивар обнаруживает прежде всего действие «риторики желания», трансформирующей традиционные романтические темы суверенности и автономности личности. Сложная структура метафор и символов «Моби Дика» Мелвилла, по мнению Сальдивара, иллюстрирует невозможность для Измаила (а также и для автора романа) рационально интерпретировать описываемые события. Логика разума, причинно-следственных связей замещается «фигуральной», «метафорической» логикой, приводящей к аллегорическому решению конфликта и к многозначному, лишенному определенности толкованию смысла произведения.
В романах Джойса «тропологические процессы, присущие риторической форме романа», целиком замыкают мир произведения в самом себе, практически лишая его всякой соотнесенности с внешней реальностью, что, по убеждению критика, «окончательно уничтожает последние следы веры в референциальность как путь к истине» (там же, с. 252)
 

Источник: Постмодернизм. Словарь терминов

Найдено научных статей по теме — 15

Читать PDF
107.59 кб

Локализация, деконструкция и история

Секацкий Александр Куприянович
Читать PDF
333.16 кб

«Существует ли женщина?»: деконструкция женской субъективности и телесности в философии постмодерна

Хитрук Екатерина Борисовна
Раскрывается проблематичность онтологического статуса женщины в контексте современной теории постфеминизма.
Читать PDF
152.89 кб

Гештальт-терапия: деконструкция в диалоге

Захарова Елена Владимировна
Анализируется философское основание гештальт-теории. Практика гештальт-терапии рассматривается как деконструкция чувственного текста сознания в контексте диалога.
Читать PDF
327.79 кб

Миссия «Радикальной Ортодоксии» как богословская деконструкция понятия «секулярный»

Денисенко Анатолий
Читать PDF
159.10 кб

Деконструкция как особая стратегия интерпретации

Беляева Анастасия Михайловна
The article is about two key concepts of poststructuralist philosophy deconstruction and interpretation. The author explores J. Derrick's texts and analyzes how these two strategies correspond.
Читать PDF
243.67 кб

Вл. Соловьев: деконструкция субъекта-собственника

Артеменко Н. А.
Статья посвящена анализу феноменологической программы Вл. Соловьева, ядром которой является критика картезианского cogito. Проводится аналогия между двумя феноменологическими «заявками», которые мы можем обнаружить у Вл.
Читать PDF
307.69 кб

Деконструкция поэзии как онтологии в постмодернистской концепции метафизики отсутствия

Шафранова Ксения Александровна
Статья посвящена исследованию деконструкции поэзии как онтологии в философском дискурсе постмодерна через концепт «метафизика отсутствия».
Читать PDF
230.98 кб

Деконструкция и теология

Сидоров А. М.
Статья посвящена обсуждению деконструктивистского подхода к религии, который тесно связан с работами Жака Деррида. Американский философ Джон Д. Капуто описывает работы Деррида 90-х гг. как «религию без религии».
Читать PDF
604.25 кб

97. 02. 001. Флорентсен П. К. Деконструкция, философия и литеартура: прочтения Жака Деррида. Florent

Юрченко Т. Г.
Читать PDF
1.34 мб

«Деконструкция» тоталитарного общества как основание психосоматических заболеваний

Голик Н.В.
Social and economic processes involved in modernizing Russia are shown to give rise to such a phenomenon as a person's attitude to the world that can be qualified as "seizure and violence".
Читать PDF
314.50 кб

Деконструкция

Асоян А. А.
В статье рассматривается термин «деконструкция», введенный в научный оборот. М. Хайдеггером и Ж. Лаканом. Анализируется концепция Ж. Деррида, теоретически обосновавшего этот термин.
Читать PDF
186.21 кб

«Молчание о бытии»: мистическая традиция и деконструкция Ж. Деррида

Круглова Инна Николаевна, Наумов Олег Дмитриевич
Рассматривается философский проект Ж.
Читать PDF
0.00 байт

Деконструкция апофазиса: опыт синергийного осмысления

Дробышев Виталий Николаевич
Статья посвящена анализу критического размежевания деконструкции с негативной теологией. Автор предлагает собственное видение апофазиса, противостоящее деконструктивистскому имперсонализму с позиций синергийной антропологии.
Читать PDF
0.00 байт

Деконструкция революции: как относиться к революции?

Скородумов Д.А.
В статье производится попытка дать анализ революции с помощью методов современной философской мысли, с привлечением идей Ф. Ницше, Ж. Деррида.
Читать PDF
0.00 байт

Деконструкция метафизики присутствия в феноменологии и структурализме

Поливода А.А.
Целью работы является анализ критической позиции Ж. Деррида относительно метафизики присутствия в феноменологическом и структуралистическом дискурсах.

Похожие термины:

  • Жак Деррида:Деконструкция метафизики

    Итак, в процессе обоснования грамматологии Деррида пришел к резкому размежеванию с традиционной философией, с ее метафизикой. В этом отношении французский философ опирался на начатую М. Хайдегге
  • СУБЪЕКТА ДЕКОНСТРУКЦИЯ

    Одна из черт современной культурологии и культурологической философии - псевдообъективное описание набора данных при кажущемся отсутствии "субъекта". Под словом "субъект" в данном случае подразу
  • ДЕКОНСТРУКТИВИЗМ

    философская концепция, впервые разработанная постмодернистом Ж. Деррида (см.). Его главная идея состоит в том, что в области знания неуместны устоявшиеся формы, различного рода центризмы. Отказать
  • ПОСТСТРУКТУРАЛИСТСКО-ДЕКОНСТРУКТИВИСТСКО-ПОСТМОДЕРНИСТСКИЙ КОМПЛЕКС

    Широкое и влиятельное интердисциплинарное по своему характеру идейное течение в современной западной культурной жизни, проявившееся в различных сферах гуманитарного знания, в том числе и в лите
  • СМЕРТЬ в деконструкции

    тема двух монографий Деррида — "Дар смерти" и "Апории". "Дар смерти", как и многие другие книги Деррида, возник из его лекции, прочитанной в декабре 1990 на конференции "Этика дара" в Роямонте (Франция). Ф
  • ВРЕМЯ в деконструкции

    одна из версий интеллектуальной процедуры переоткрытия времени (см. Переоткрытие времени). Категория времени имеет принципиальное значение для метафизики присутствия, или западного стиля филосо