БЛАГОДАРНОСТЬ
Благодарность
чувство обязанности, уважения и любви к другому человеку за оказанное им благодеяние. В отличие от античности, где Б. трактовалась как добродетель, в христианстве она понимается как обязанность и соотносится смилосердием. С точки зрения Канта, Б. как «священный долг» человека подкрепляет собой мотив благодеяния. Интерпретация понятия Б. как обязанности, долга является предметом обсуждения в биоэтике при исследовании морального содержания взаимоотношений между врачом и пациентом, исследователем и испытуемым и др.
Благодарность
Признательная память о том, что было; память о счастье или благодати; само это счастье или заново переживаемая милость. Именно поэтому благодарность является добродетелью – сознание долга приносит ей радость, тогда как самолюбие стремится о нем забыть.
Благодарность распространяется на былое, пока это былое сохраняется. Это счастливое воспоминание, обратное ностальгии. Благодарный человек с любовью думает о прошлом не потому, что этого прошлого больше нет (это и есть ностальгия), а потому, что истинность прошлого сохраняется в настоящем, которое не испытывает нехватки ни в чем. Благодарность – это вновь обретенное время, радостное ощущение вечности, что прекрасно показал Пруст в романе «В поисках утраченного времени». Память выступает здесь как надежная гавань в бушующем море жизни. И напротив, «жизнь безумца, – учил Эпикур, – неблагодарна и исполнена тревоги, она смотрит только в будущее». Благодарность противостоит ностальгии и является чувством, обратным надежде.
Благодарность распространяется на былое, пока это былое сохраняется. Это счастливое воспоминание, обратное ностальгии. Благодарный человек с любовью думает о прошлом не потому, что этого прошлого больше нет (это и есть ностальгия), а потому, что истинность прошлого сохраняется в настоящем, которое не испытывает нехватки ни в чем. Благодарность – это вновь обретенное время, радостное ощущение вечности, что прекрасно показал Пруст в романе «В поисках утраченного времени». Память выступает здесь как надежная гавань в бушующем море жизни. И напротив, «жизнь безумца, – учил Эпикур, – неблагодарна и исполнена тревоги, она смотрит только в будущее». Благодарность противостоит ностальгии и является чувством, обратным надежде.
Источник: Философский словарь.
БЛАГОДАРНОСТЬ
отношение человека к оказавшему ему в прошлом благодеяние, услугу лицу (группе, организации), выражающееся в особом чувстве готовности ответить взаимным благодеянием и в соответствующих практических действиях. Моральное требование платить добром за добро возникло очень давно, когда человек стал выделять себя в первобытном коллективе и когда стала возможной практика взаимных услуг. Долг Б. приобретает более широкое значение в условиях буржуазного об-ва как не оформленное правом дополнение к экономическим и юридическим отношениям взаимного обмена товарами и услугами. Но именно здесь в силу противоположности интересов людей эта обязанность наиболее часто нарушается, напр. когда бывший благодетель становится конкурентом. Коммунистическая нравственность признает, что Б. является одним из проявлений принципа справедливости во взаимоотношениях людей. Однако она считает, что в том случае, когда обязанность Б. по отношению к кому-либо вступает в противоречие с более высокими принципами (гуманизма, честности, служения об-ву и т. п.), предпочтение должно быть отдано последним. Ведь Б. относится к сфере частных взаимоотношений индивидов, тогда как область служения людям более широкая, затрагивает их общественные отношения. Коммунистическая нравственность отдает последним приоритет перед личными и частными.
Источник: Словарь по этике
БЛАГОДАРНОСТЬ
чувства обязанности, уважения и любви к другому человеку (в частности, выраженные в соответствующих действиях) за оказанное им благодеяние. Как моральное чувство и обязанность благодарность восходит к древнейшим отношениям церемониального обмена дарами (подарок всегда предполагал «отдарок» — возвратный, воздающий дар), а также к отношениям взаимности услуг. Некоторые современные психологи рассматривают укорененную в младенческом опыте способность к благодарности как один из первичных показателей нравственной чувствительности (отзывчивости) личности, как предпосылку более сложных нравственных чувств и способностей—доверия, сострадания, доброжелательности; развитая способность к благодарности удерживает человека от таких деструктивных чувств, как жадность, ревность, зависть (М. Кляйн).
Изначальный матернально-контракторный исток благодарности угадывается в одном из замечаний Аристотеля: благодарность заключается в том, чтобы «ответить угодившему услугой за услугу и в свой черед начать угождать ему» (EN, Из-за 4). Греч. слово помимо значения благодарности и близких ему значений «дар», «милость», «прелесть», «красота» (-Харита—богиня красоты и грации), имело и значение «угождение», «услуга». В русском переводе Нового Завета переводится как «благодать». В латыни трансформируется в caritas («любовь-милосердие, ср. англ. charity) и gratia («красота», «благодать», ср. итал. gracia — «спасибо» и англ. gratitude—«благодарность»). Русское слово «благодарность» («благое дарение») также указывает спецификацию особого действия—дара как подношения, приношения, передачи (ср. родственное слово «у-дар»). Благодарность как особого рода дарение осмысляется постепенно; при этом всегда сохраняется понимание ее всего лишь как взаимности, характеризующей функциональные, корыстные отношения. На протяжении всей истории философам приходилось акцентировать возвышенный, собственно этический смысл благодарности. Напр., Сенека специально пояснял, что благодарность представляет собой добровольное дарение, отличается от простых проявлений щедрости и т. п. В христианстве принципиально меняется проблематизация понятия: как отношение к другому благодарность фактически снимается в милосердии. Адресатом действительной и полной благодарности должен быть Бог, а ее предметом — все творения Бога. В отличие от античности, трактовашей благодарность как добродетель, в христианстве она трактуется как обязанность и соотносится при этом не столько со справедливостью, сколько с милосердием. У Т. Гоббса эта идея выражается в утверждении, что благодарность обусловлена не предварительным соглашением, но лишь предварительной милостью. Тем не менее, утверждая благодарность в качестве «четвертого естественного закона», Гоббс представляет ее—вполне в духе контракторной этики — в качестве санкции благодеяния. Концепция благодарности как долга получила развитие и в учении И. Канта. Благодарность—это «священный долг» человека: ею подкрепляется мотив благодеяния, однако никакой благодарностью нельзя рассчитаться за принятое благодеяние, поскольку у дарителя невозможно «отнять заслугу быть первым в благоволении». Кант различал «просто благодарность», заключающуюся в сердечном благоволении, или признательности к благотворителю, и «деятельную благодарность», выражающуюся в практических действиях, подтверждающих это чувство признательности («Метафизика нравов», ч. II, § 32—33). Понятие благодарности как обязанности, очевидно, нуждается в концептуальной доработке в более широком контексте этики милосердия, включающем и понятие благодеяния. Если благодарность—обязанность, то обязанность специфическая — не предполагающая никакого права у благотворителя на ее получение (что, однако, не освобождает благодетельствуемого от обязанности благодарности). Поэтому (и на это обратил внимание Кант) принимаемое благодеяние может восприниматься как бремя: вместе с благодеянием человек как бы обрекается на благодарность. Психологической особенностью восприятия благодарности вообще как обязанности оказывается то, что любая конкретная обязанность в отношении некоего лица (тем более авторитарного или патерналистского), будучи глубоко интернализированной, может переживаться как чувство благодарности к нему, по существу необоснованное.
Изначальный матернально-контракторный исток благодарности угадывается в одном из замечаний Аристотеля: благодарность заключается в том, чтобы «ответить угодившему услугой за услугу и в свой черед начать угождать ему» (EN, Из-за 4). Греч. слово помимо значения благодарности и близких ему значений «дар», «милость», «прелесть», «красота» (-Харита—богиня красоты и грации), имело и значение «угождение», «услуга». В русском переводе Нового Завета переводится как «благодать». В латыни трансформируется в caritas («любовь-милосердие, ср. англ. charity) и gratia («красота», «благодать», ср. итал. gracia — «спасибо» и англ. gratitude—«благодарность»). Русское слово «благодарность» («благое дарение») также указывает спецификацию особого действия—дара как подношения, приношения, передачи (ср. родственное слово «у-дар»). Благодарность как особого рода дарение осмысляется постепенно; при этом всегда сохраняется понимание ее всего лишь как взаимности, характеризующей функциональные, корыстные отношения. На протяжении всей истории философам приходилось акцентировать возвышенный, собственно этический смысл благодарности. Напр., Сенека специально пояснял, что благодарность представляет собой добровольное дарение, отличается от простых проявлений щедрости и т. п. В христианстве принципиально меняется проблематизация понятия: как отношение к другому благодарность фактически снимается в милосердии. Адресатом действительной и полной благодарности должен быть Бог, а ее предметом — все творения Бога. В отличие от античности, трактовашей благодарность как добродетель, в христианстве она трактуется как обязанность и соотносится при этом не столько со справедливостью, сколько с милосердием. У Т. Гоббса эта идея выражается в утверждении, что благодарность обусловлена не предварительным соглашением, но лишь предварительной милостью. Тем не менее, утверждая благодарность в качестве «четвертого естественного закона», Гоббс представляет ее—вполне в духе контракторной этики — в качестве санкции благодеяния. Концепция благодарности как долга получила развитие и в учении И. Канта. Благодарность—это «священный долг» человека: ею подкрепляется мотив благодеяния, однако никакой благодарностью нельзя рассчитаться за принятое благодеяние, поскольку у дарителя невозможно «отнять заслугу быть первым в благоволении». Кант различал «просто благодарность», заключающуюся в сердечном благоволении, или признательности к благотворителю, и «деятельную благодарность», выражающуюся в практических действиях, подтверждающих это чувство признательности («Метафизика нравов», ч. II, § 32—33). Понятие благодарности как обязанности, очевидно, нуждается в концептуальной доработке в более широком контексте этики милосердия, включающем и понятие благодеяния. Если благодарность—обязанность, то обязанность специфическая — не предполагающая никакого права у благотворителя на ее получение (что, однако, не освобождает благодетельствуемого от обязанности благодарности). Поэтому (и на это обратил внимание Кант) принимаемое благодеяние может восприниматься как бремя: вместе с благодеянием человек как бы обрекается на благодарность. Психологической особенностью восприятия благодарности вообще как обязанности оказывается то, что любая конкретная обязанность в отношении некоего лица (тем более авторитарного или патерналистского), будучи глубоко интернализированной, может переживаться как чувство благодарности к нему, по существу необоснованное.
Источник: Новая философская энциклопедия
БЛАГОДАРНОСТЬ
чувства обязанности, одобрения, уважения и любви к другому человеку (в частности, выраженные в соответствующих действиях) за оказанное им благодеяние. Как моральное чувство и обязанность Б. восходит как к древнейшим отношениям церемониального обмена дарами: подарок всегда предполагал «отдарок» — возвратный, воздающий дар, так и к отношениям взаимности услуг. Конфуций произносит слово «Взаимность» в ответ на вопрос о единственном слове, к-рым можно руководствоваться всю жизнь, а затем поясняет это слово золотым правилом в его негативной формулировке (Лунь Юй, XV, 23). Б. как выражение взаимности коррелирует с положительной формулой золотого правила.
В конфуцианстве Б.-взаимность трактовалась как одно из проявлений жэиь-человечности, наряду с ровностью в отношениях с людьми и уважением правителя к народу.
В истории мысли немало моралистов усматривали в Б. основополагающее проявление добродетельности человека. Некоторые современные психологи рассматривают укорененную в младенческом опыте способность к Б. как один из первичных показателей нравственной чувствительности (отзывчивости) личности, как предпосылку более сложных нравственных чувств и способностей — доверия, сострадания, доброжелательности; развитая способность к Б. удерживает человека от таких деструктивных чувств, как жадность, ревность, зависть (М.Кляйн). Изначальный материально-контракторный исток Б. угадывается в одном из замечаний Аристотеля по поводу Б.: Б. заключается в том, чтобы «ответить угодившему услугой за услугу и в свой черед начать угождать ему» (EN, 1133а 4). И само греч. слово «хоерц», помимо значения Б. и близких ему значений «дар», «милость», «прелесть», «красота» ( Харита богиня красоты и грации) имело и значение «угождения», «услуги».
В рус. пер. Нового Завета слово переводится как «благодать».
В лат. трансформируется в caritas (любовь-милосердие, ср. англ. charity) и gratia (красота, благодать, ср. ит. gracia — спасибо и англ. gratitude — благодарность). Так же рус. «Б.» «благое дарение» указывает спецификацию особого действия — дара как подношения, приношения, передачу (ср. родственное слово «у-дар»). Б. как особого рода дарение осмысляется постепенно; при этом всегда сохраняется понимание Б. всего лишь как взаимности, характеризующей функциональные, корыстные отношения. На протяжении всей истории моральным философам приходилось проводить специальную работу по акцентированию возвышенного, собственно этического смысла Б.
В свете этого специальные пояснения, напр. Сенеки, относительно того, что Б. представляет собой добровольное дарение, что Б. — это не просто проявление щедрости и т.п., неудивительны. Благость дара в Б. подчеркивалась Сенекой тем, что по-настоящему благодарным может быть лишь мудрец, для к-рого давать — это ббльшая радость, чем для обычного человека получать. И хотя Сенека в рассуждениях о Б. не обходит пруденциальный аргумент (см. Благоразумие): от поддержания взаимности услуг зависит наша безопасность (De ben. IV, 18), в непременной Б. — наше же благо: благо, отдаваемое другому, возвращается затем к нам по закону справедливости (Epist. LXXX,19), — главным для него было показать, что Б. как добродетель прекрасна сама по себе, и «польза» добродетельного деяния в том, что оно совершено. Подлинная Б. может потребовать значительных жертв и лишений; поэтому неблагодарность — один из наиболее часто встречающихся тяжких пороков. По Марку Аврелию, на неблагодарность мудрый отвечает кротостью.
В христианстве принципиально меняется проблематизация Б.: как отношение к другому Б. фактически снимается в милосердии. Адресатом действительной и полной Б. должен быть Бог, а предметом Б. — все творения Бога.
В отличие от античности, трактовавшей Б. как добродетель, в христианстве Б. трактуется как обязанность; при этом Б. соотносится не столько со справедливостью, сколько с милосердием. У Т.Гоббса эта идея была выражена в утверждении, что Б. не обусловлена предварительным соглашением (как это было бы, будь Б. выражением справедливости), но лишь предварительной милостью. Тем не менее, утверждая Б. в качестве «четвертого естественного закона», Гоббс представляет Б. — вполне в духе контракторной этики — в качестве санкции благодеяния. Концепция Б. как долга получила развитие и в «Метафизике нравов» И.Канта. Б. - это «священый долг» человека: во-первых, Б. подкрепляется мотив благодеяния, во-вторых, никакой Б. нельзя рассчитаться за принятое благодеяние, поскольку у дарителя невозможно «отнять заслугу быть первым в благоволении». Наименьшая по степени Б. заключается в том, чтобы оказать благотворителю равную услугу; а если нет возможности оказать ее благотворителю, то оказывать ее другим; достоинство же заключается в том, чтобы Б. превышала принятое благодеяние. Кант различал «просто Б.», заключающуюся в сердечном благоволении, или признательности к благотворителю, и «деятельную Б.», выражающуюся в практических действиях, подтверждающих это чувство признательности (Ч. II, § 32—33). Впрочем, из рассуждения Канта трудно понять, как это обнаруживается в поведении человека. Тем более если соотнести эти мысли со спинозовским определением Б. (или, что для него то же, признательности) как взаимной любви, естественно обнаруживающейся в стремлении сделать добро тому, кто нас любит и стремится делать добро. Понятие Б. как обязанности, очевидно, нуждается в концептуальной доработке в более широком контексте этики милосердия, включающем и понятие благодеяния. Если Б. - обязанность, то обязанность специфическая, а именно такая, к-рая не предполагает никакого права у благотворителя на ее получение. Но отсутствие у благотворителя права на воздаяние Б. не освобождает благодетельствуемого от обязанности Б. Поэтому (и на это обратил внимание Кант) принимаемое благодеяние может восприниматься как бремя: вместе с благодеянием человек как бы обрекается на Б. Психологической особенностью восприятия Б. вообще как обязанности оказывается то, что любая конкретная обязанность в отношении некоего лица (тем более авторитарного или патерналистского), будучи глубоко интернализированной, может переживаться как чувство Б. к нему, по существу необоснованное. Лит.: Гоббс Т. Левиафан // Гоббс Т. Соч. в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1991. С. 76; Кляйн М. Зависть и благодарность: Исследование бессознательных источников. СПб.: Б.С.К., 1997; Римские стоики. Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий. М.: Республика, 1995; Сенека. Нравственные письма к Луцилию [LXXXI]. М.: Наука, 1977; Спиноза Б. Этика [IV, 41] //Спиноза Б. Избр. произв. Т. 1. М.: Госполитиздат, 1957; Amato J.A. Guilt and Gratitude. Westport: Greenwood Press, 1982; Becker L. Reciprocity. Chicago: University of Chicago Press, 1990. Р.Г.Апресян
В конфуцианстве Б.-взаимность трактовалась как одно из проявлений жэиь-человечности, наряду с ровностью в отношениях с людьми и уважением правителя к народу.
В истории мысли немало моралистов усматривали в Б. основополагающее проявление добродетельности человека. Некоторые современные психологи рассматривают укорененную в младенческом опыте способность к Б. как один из первичных показателей нравственной чувствительности (отзывчивости) личности, как предпосылку более сложных нравственных чувств и способностей — доверия, сострадания, доброжелательности; развитая способность к Б. удерживает человека от таких деструктивных чувств, как жадность, ревность, зависть (М.Кляйн). Изначальный материально-контракторный исток Б. угадывается в одном из замечаний Аристотеля по поводу Б.: Б. заключается в том, чтобы «ответить угодившему услугой за услугу и в свой черед начать угождать ему» (EN, 1133а 4). И само греч. слово «хоерц», помимо значения Б. и близких ему значений «дар», «милость», «прелесть», «красота» ( Харита богиня красоты и грации) имело и значение «угождения», «услуги».
В рус. пер. Нового Завета слово переводится как «благодать».
В лат. трансформируется в caritas (любовь-милосердие, ср. англ. charity) и gratia (красота, благодать, ср. ит. gracia — спасибо и англ. gratitude — благодарность). Так же рус. «Б.» «благое дарение» указывает спецификацию особого действия — дара как подношения, приношения, передачу (ср. родственное слово «у-дар»). Б. как особого рода дарение осмысляется постепенно; при этом всегда сохраняется понимание Б. всего лишь как взаимности, характеризующей функциональные, корыстные отношения. На протяжении всей истории моральным философам приходилось проводить специальную работу по акцентированию возвышенного, собственно этического смысла Б.
В свете этого специальные пояснения, напр. Сенеки, относительно того, что Б. представляет собой добровольное дарение, что Б. — это не просто проявление щедрости и т.п., неудивительны. Благость дара в Б. подчеркивалась Сенекой тем, что по-настоящему благодарным может быть лишь мудрец, для к-рого давать — это ббльшая радость, чем для обычного человека получать. И хотя Сенека в рассуждениях о Б. не обходит пруденциальный аргумент (см. Благоразумие): от поддержания взаимности услуг зависит наша безопасность (De ben. IV, 18), в непременной Б. — наше же благо: благо, отдаваемое другому, возвращается затем к нам по закону справедливости (Epist. LXXX,19), — главным для него было показать, что Б. как добродетель прекрасна сама по себе, и «польза» добродетельного деяния в том, что оно совершено. Подлинная Б. может потребовать значительных жертв и лишений; поэтому неблагодарность — один из наиболее часто встречающихся тяжких пороков. По Марку Аврелию, на неблагодарность мудрый отвечает кротостью.
В христианстве принципиально меняется проблематизация Б.: как отношение к другому Б. фактически снимается в милосердии. Адресатом действительной и полной Б. должен быть Бог, а предметом Б. — все творения Бога.
В отличие от античности, трактовавшей Б. как добродетель, в христианстве Б. трактуется как обязанность; при этом Б. соотносится не столько со справедливостью, сколько с милосердием. У Т.Гоббса эта идея была выражена в утверждении, что Б. не обусловлена предварительным соглашением (как это было бы, будь Б. выражением справедливости), но лишь предварительной милостью. Тем не менее, утверждая Б. в качестве «четвертого естественного закона», Гоббс представляет Б. — вполне в духе контракторной этики — в качестве санкции благодеяния. Концепция Б. как долга получила развитие и в «Метафизике нравов» И.Канта. Б. - это «священый долг» человека: во-первых, Б. подкрепляется мотив благодеяния, во-вторых, никакой Б. нельзя рассчитаться за принятое благодеяние, поскольку у дарителя невозможно «отнять заслугу быть первым в благоволении». Наименьшая по степени Б. заключается в том, чтобы оказать благотворителю равную услугу; а если нет возможности оказать ее благотворителю, то оказывать ее другим; достоинство же заключается в том, чтобы Б. превышала принятое благодеяние. Кант различал «просто Б.», заключающуюся в сердечном благоволении, или признательности к благотворителю, и «деятельную Б.», выражающуюся в практических действиях, подтверждающих это чувство признательности (Ч. II, § 32—33). Впрочем, из рассуждения Канта трудно понять, как это обнаруживается в поведении человека. Тем более если соотнести эти мысли со спинозовским определением Б. (или, что для него то же, признательности) как взаимной любви, естественно обнаруживающейся в стремлении сделать добро тому, кто нас любит и стремится делать добро. Понятие Б. как обязанности, очевидно, нуждается в концептуальной доработке в более широком контексте этики милосердия, включающем и понятие благодеяния. Если Б. - обязанность, то обязанность специфическая, а именно такая, к-рая не предполагает никакого права у благотворителя на ее получение. Но отсутствие у благотворителя права на воздаяние Б. не освобождает благодетельствуемого от обязанности Б. Поэтому (и на это обратил внимание Кант) принимаемое благодеяние может восприниматься как бремя: вместе с благодеянием человек как бы обрекается на Б. Психологической особенностью восприятия Б. вообще как обязанности оказывается то, что любая конкретная обязанность в отношении некоего лица (тем более авторитарного или патерналистского), будучи глубоко интернализированной, может переживаться как чувство Б. к нему, по существу необоснованное. Лит.: Гоббс Т. Левиафан // Гоббс Т. Соч. в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1991. С. 76; Кляйн М. Зависть и благодарность: Исследование бессознательных источников. СПб.: Б.С.К., 1997; Римские стоики. Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий. М.: Республика, 1995; Сенека. Нравственные письма к Луцилию [LXXXI]. М.: Наука, 1977; Спиноза Б. Этика [IV, 41] //Спиноза Б. Избр. произв. Т. 1. М.: Госполитиздат, 1957; Amato J.A. Guilt and Gratitude. Westport: Greenwood Press, 1982; Becker L. Reciprocity. Chicago: University of Chicago Press, 1990. Р.Г.Апресян
Источник: Этика. Энциклопедический словарь. М. Гардарики 2001