(санскр Astasahasrikaprajftaparamita — «Восьмитысячестишье о совершенстве мудрости») — одно из сравнительно кратких и наиболее древних произведений раннемахаянистского цикла лит-ры праджняпарамиты, датируемое 1—2 вв. н.э. Стихотворные мистические эпопеи праджняпарамитских текстов (другие, наиболее известные, сочинения цикла содержат от 700 до 100 000 стихов) построены в виде беседы Будды с его ближайшими последователями, что позволяло ввести новую, определяющую для махаяны доктрину «пустоты» и иллюзионизма (шуньявада) в рамки традиционного для буддизма диалогического жанра (ср. диалоги Сутта-питаки) и обосновать претензию «реформаторов»-махаянистов на реставрацию начального буддийского учения. «А.» содержит 32 главы, в к-рых повествуется о беседах Будды с его учениками Субхути, Шарипутрой и Пурна Майтраянипутрой, к к-рым нередко присоединяется царь богов Шакра. Диалоги «А.» предваряются посвятительными стихами, в коих прославляется сама гипостазированная высшая мудрость Праджняпарамита, мать «героев» и прародительница всех существ, «ум» к-рой направлен на высшую цель и к-рая по многим показателям напоминает Софию-Премудрость ближневосточных гностиков. Гл. I открывается недоумениями Субхути по поводу рекомендации Будды направлять продвижение бодхисаттв к совершенству мудрости: в духе типичной для махаянских философов «негативной диалектики» он высняет, что само слово «бодхисаттва» не имеет реального референта, равно как и «совершенство мудрости». Зато есть сам «путь бодхисаттвы» — великого существа (mahasattva), к-рый заключается в отказе от того, чтобы осмыслять какие-либо объекты: это возможно потому, что мысль бодхисаттвы есть не-мысль, сверкающая в своей «чистоте» (за отсутствием связи с теми, наделе нереальными, феноменами, к-рые являются объектами обычной мысли).
В ответ на недоумение Шарипугры, как подобная мысль возможна, Субхути замечает, что ее объектами не являются ни существа, ни не-существа и она не подвержена какому-либо изменению. Диалектику Субхути поддерживает сам Будда, к-рый здесь же отмечает, что бодхисаттва думает, будто следует вести к нирване бесчисленное множество существ, но на деле нет ни тех, кого следует к ней вести, ни тех, кто мог бы их вести. Такова истинная природа всех феноменов (dharmadharmatva), «провисающих» в обманчивой видимости и подобных фантому большой толпы людей, к-рый может создать на перекрестке дорог маг или его ученик и по своей воле в мгновение превратить в ничто.
В гл. II Субхути наставляет небожителей в учении о нереальности существ этого мира, подобных иллюзии (maya), с к-рой последние не составляют никакой противоположности, как и объекты мысли не отличны от сновидений — подобными сновидениями являются также и решившийся пересечь океан сансары, и достигший уже конечного «освобождения», и сама его «освобожденность». Богов смущает, правда, что и нирвана оказывается не отличной от сновидения, но ученик Будды убеждает их в том, что таковым был бы и такой объект мысли, к-рый даже превосходил бы по своему достоинству нирвану. Тем не менее идеал бодхисаттвы и нравственные аспекты его «освободительной» деятельности в этом мире излагаются в А. весьма обстоятельно.
В гл. VI бодхисаттва совершает подвиг особой медитативной аккумуляции «семян блага» (см. Кушала), которые сеют обычные люди, боги, полубоги, добрые духи и демоны, равно как и дел добродетели (основанных на щедрости (дана), нравственности (шила) и созерцательной практике), совершаемых учениками Будды. Бодхисаттва «собирает» всю без остатка «заслугу» (пунья) всех этих существ, «взвешивает» ее и ликует о ней в превосходнейшей и возвышеннейшей радости. После накопления «спасительного капитала» он решает претворить эту коллективную «заслугу» в высшее «просветление», коим смогут «питаться» и он сам, и все существа.
В гл. XX представлен величественный аллегорический образ бодхисаттвы. Будда рекомендует Субхути представить себе превосходного героя благородного происхождения, наделенного красотой, могуществом, нравственностью, образованностью и бесстрастностью, рассудительностью, способностью к ясному самовыражению и обоснованию своих взглядов и задач, умением разбираться во времени, месте и обстоятельствах, превосходным владением луком и прочими видами оружия, искусностью во всех искусствах и ремеслах, компетентностью во всех дисциплинах знания, множеством друзей, богатством, телесной силой, к-рый щедр ко всем и приятен для многих. Он завершает каждое начинание, владеет словом, чтит достойное чести, уважает достойное уважения, почитает достойное почитания и постоянно ощущает всевозрастающее чувство радости и «вкуса». Затем Будда предлагает своему ученику представить себе ситуацию, когда подобный человек взял бы с собой всю свою семью на прогулку и они внезапно оказались бы в глухом и страшном лесу. Его неразумные домочадцы ощущают непреодолимый страх, но он заверяет их в том, что им бояться нечего, ибо он вскоре выведет их из чащобы на свободу. И Будда задает риторический вопрос, может ли подобный человек сам испытать страх, если на него нападут многочисленные враги, и оставить свою семью в глухом лесу, спасаясь бегством?! Так же не оставит свою семью — страждущие живые существа — и бодхисаттва, озабоченный благополучием живых существ, подвизающийся в дружелюбии, сорадовании (майтри) и сострадании (каруна) ко всем, а также в полном спокойствии. Сострадание бодхисаттвы специально обсуждается в гл. XXII. Великая «заслуга» накапливается, когда особый «инсайт» позволяет видеть все существа как бы на пути к закланию. Великое волнение охватывает то «великое существо», перед к-рым открывается панорама участников всеобщего страдания — тех, кто несет бремя дурной кармы, ожидая ближайшие наказания в адских регионах; тех, чьим уделом становятся низкие рождения, удаляющие их от Будды и его учения; тех, кому предстоит скорая гибель и кто запутался в сетях ложных воззрений и не может из них выпутаться; наконец, тех, кто уже обрел рождение, благоприятное для «освобождения», но потерял свой шанс. Сострадание приводит бодхисаттву к решению: «Я освобожу все эти существа и избавлю их от страданий!» Этика «А.» находится, т.о., в очевидном противоречии с ее онтологией, однако это противоречие не логическое, но гораздо более тонкое. Нравственное и реальное располагаются махаянскими теоретиками на разных уровнях истины — на уровне «эмпирическом», где актуальны и страдания, и страдающие, и сострадание с сострадающими, и «абсолютном», где они, как выяснилось, лишены реальных референтов. Это «разведение уровней» оказывается не в пользу этики, ибо последняя не предполагает тот альтруизм в мире сновидений, к-рый с т.з. «конечной истины» результативен, лишь поскольку за ним следует «пробуждение», окончательно устраняющее все «оппозиции», в т.ч. «меня» и «другого» — двух необходимых слагаемых альтруистического сознания. Лит.: Astasahasrika a Collection of Discourses in the Metaphysics of the Mahayana School of the Buddhists / Ed. R. Mitra. Calcutta, 1888 [Bibliotheca Indica 110]. В.К.Шохин