Ценностная ориентация человека в мире – это духовно-практическая деятельность по осмыслению мира, по выяснению значимости тех или иных его сторон или компонентов для человека: что в мире хорошо, а что плохо, что важно, а что ничтожно, что красиво, а что безобразно, что полезно, а что вредно, что священно, а что греховно, что достойно любви, а что – ненависти, что возвышенно, а что низменно, чем гордиться, чего стыдиться, к чему относиться равнодушно, с безразличием. Когда весь мир распределен по таким ячейкам, ориентироваться в нем легко. Становится понятно, к чему стремиться, как должно поступать, что делать и на что можно надеяться.
Таким образом, это особый тип отношения к миру, который нельзя отождествить с познавательным и теоретическим – ведь здесь мы познаем не вещи и предметы как таковые или их природные свойства, а их отношение к нашим нуждам и потребностям, нашим чаяниям и мечтам. Но это и не практическое отношение к миру, не его изменение в соответствии с нашими целями. Это отношение тесно связано с выбором и ориентацией воли человека, с вниманием, установками, предшествующими познанию и практике. Изначальным способом ориентации, унаследованным еще от наших животных предков, служили эмоции: страх, гнев, радость, печаль, отвращение и т. п. Именно на их основе, с возникновением отношения к миру, разграничения себя и мира, и возникла потребность в сознательной ориентации, появились ценности и антиценности, деятельность оценивания, предшествующая выбору и началу действия. Ни один предмет, процесс, явление сами по себе нельзя назвать ни хорошими, ни плохими. Их ценность существует лишь в отношении к человеку. Правда, не все философы с этим согласны. Для Платона красота, благо, истина, как высокие идеи, существовали до сотворения мира и служили образцом для устроения космоса. Вещи «подражают» идеям, являются их «отображениями» в пространстве космоса. Подобный крайний «реализм» в отношении ценностей (признание их реальностью, предшествующей миру) к XVII в. уступил место «натуралистическому» их истолкованию как природных свойств вещей или процессов.
Наивность натуралистического истолкования ценностей подверг критике К. Маркс на примере стоимости, в которой, по его мнению, нет ни крупицы природного вещества, но лишь «общественное отношение» между людьми по поводу вещей, ставших товарами в силу определенного устройства общества. Но сторонники «объективной основы» ценностей, усматриваемой в самих вещах, имеются и среди современных философов. Однако с этой точки зрения, отрывающей «вещи сами по себе» от человеческих потребностей, от их места в «очеловеченной» реальности, трудно объяснить относительность ценностей. То, что является ценностью для одних людей, в глазах других ничего не стоит, может быть, даже внушает отвращение. У каждого человека складывается своя более или менее устойчивая система предпочтений. Конечно, следует иметь в виду, что ценностная иерархия, структурирующая жизненный мир индивида, меняется и «обтесывается» в контактах с окружающими людьми, в процессе воспитания. Так формируются коллективные предпочтения. Существуют общие для целых народов либо эпох в истории системы ценностей. Какова же роль техники в ценностной ориентации человека, в чем заключается ценностный аспект технического мироотношения?
У этой проблемы две стороны: Существует ли техническое отношение к ценностям (являются ли ценности технической реальностью, включает ли техническая деятельность – практическая или познавательная – ценностные ориентиры)? Каково место техники в человеческой системе ценностей, в чем состояла и состоит ценность техники? На эти вопросы отвечает философия техники в своем аксиологическом измерении. Техника и ценности. Первая сторона проблемы «аксиологии техники» наиболее сложна, поскольку мы полагаем, что техническое мироотношение человека – один из главных вариантов целерационального действия, ориентированного не на ценность, а на поиск средств для достижения цели. Закономерно появление концепций, резко разграничивающих, с одной стороны, рациональное знание и, с другой стороны, поведение – эмоциональность, переживания, оценочные суждения. Однако техника представляет собой особое волеизъявление человека, сделанный им выбор. Прежде чем стать практической деятельностью, техника уже является принятой человеком установкой. Таким образом, выбор технического мироотношения есть способ ценностной ориентации. Он предполагает отличение хорошего от плохого. Весь вопрос в том, что считать хорошим, что лежит в основе технической ценностной ориентации. То, что интересует человека техники, – полезность. Это и есть главный ориентир в рамках технического мироотношения человека. Мы выбираем технику, потому что ориентируемся на пользу. Мы откажемся от нее, если она окажется бесполезной, уничтожим ее, если она приносит вред.
Польза обычно рассматривается как инструментальная ценность, ценность-средство. Вместе с тем польза – одна из разновидностей или компонентов блага, которое уже выступает ценностью-целью, вплоть до «высшего блага», которое может приобрести и теологическую окраску. В некоторых этических учениях («утилитаризм») польза или отождествляется со счастьем, или признается его важным компонентом (наряду с «удовольствием»). Теперь мы в состоянии ответить на вопрос о технике и ценностях, техническом отношении к ценностям. Среди ценностей существуют для технического мироотношения (являются технической реальностью) так называемые утилитарные ценности. Техническая деятельность – практическая и познавательная – предполагает ориентацию на полезность технического устройства, технического процесса, технических знаний, их способность служить средством для успешного продвижения к цели. Существует и перспектива объединения технической ценностной ориентации с другими ориентациями, вхождения ее в общую систему ценностей – через соотношение пользы и блага.
Ценность техники как социокультурный феномен. Задаваясь вторым вопросом – о месте техники в системе человеческих ценностей, мы наталкиваемся на многообразие возможных ответов, в особенности, когда речь идет о современной технике. Дело, прежде всего, заключается в том, что единой общечеловеческой системы ценностей просто не существует. Уже в античной философии (Платон, Аристотель) разрабатывались понятия: «благо», «истина», «красота», делались попытки объединить их в систему. Но до второй половины XIX в. ценности изучались в составе, главным образом, этических и эстетических учений. Чтобы определить место техники в системе человеческих ценностей, необходимо проследить изменения в социокультурном и ценностном ее статусе. В целом можно сказать, что ни в других цивилизациях, ни в средние века техника и те, кто ею занимается, не пользовались доброй славой. Техническая полезность обычно не причислялась к высшим человеческим ценностям, как и всякие хитроумные устройства. В XVI веке отношение к технике меняется, появляется новая, вторая тенденция – защиты и восхваления «технического» отношения к миру, всего нового, что расширяет возможности воздействия человека на природу.
Открытие ценности «новизны», изобретений и усовершенствований сопровождало и обусловило первые шаги «техногенной» цивилизации Запада. Эта ценность техники воспринималась в первую очередь как ее полезность. Не случайно именно полезность стала лейтмотивом европейского (в первую очередь английского, но также и французского). Просвещения XVIII в. Знаменитая Энциклопедия Дидро и Даламбера именовалась Энциклопедией наук, искусств и ремесел и уделяла большое внимание изобретениям и техническим усовершенствованиям. Наиболее детально разработали концепцию утилитаризма английские мыслители к. XVIII – нач. XIX в. Бентам и Милль. Просвещение подхватило и развило идеи прогресса человечества во всемирной истории, считая движущей силой пporpecca усовершенствование человеческого разума, науку, а его практическим подтверждением – успехи техники. Правда, уже в XVIII в. ряд мыслителей с большим сомнением воспринимал научный прогресс.
В конце XVIII в., прежде всего в рамках романтизма, отрицательное отношение к технике, науке, Просвещению усиливается. Техника в неумелых руках – не благо, а зло. По Шлегелю, человек в условиях технической цивилизации становится «плоским», превращается в винтик огромного механизма, сводится к своей экономической функции в производстве, к рассудку и расчету, утрачивает глубину, естественность, человечность, лишается эмоций и страстей. Влияние романтиков оказалось недолговечным. «Железный» XIX век отбросил сомнения и устремился по пути научного и технического прогресса. Именно наука и техника, как представлялось в XIX – начале ХХ вв., превращают человека в господина всей природы. Человек воспринимается уже не как «подобие Творца», но как всесильный творец искусственной «технической реальности».
Отмеченная тенденция превращения техники (и науки) в главную человеческую ценность, источник всего, что необходимо для жизни, продолжает развиваться на протяжении всего ХХ века и господствует в современном восприятии мира. Правда, уже во второй трети прошлого столетия оценки техники философами приобретают неоднозначный характер. В 40–50-е годы создаются философские предостережения против всевластия техники К. Ясперсом, М. Хайдеггером, Ж. Эллюлем. В классической работе Эллюля «Техника» (1954) подчеркивается, что сам феномен техники заключает в себе тенденцию доминирования над всеми видами человеческой деятельности и их преобразования по своим меркам. Самодовлеющая техника проглатывает все человеческое, вытесняет из мышления всякую эмоциональность. Но настоящий перелом в отношении к технике и в ее оценке происходит в эпоху кризиса индустриального общества на Западе (последняя треть ХХ в.) с началом экологического кризиса и осмыслением глобальных проблем, вставших перед человечеством. Среди значительной части населения усиливаются антитехницистские и антисциентистские настроения, происходит эмоциональное дистанцирование людей от современной цивилизации. Именно в этот период и пробуждается интерес к философии техники, к ее этическим проблемам, к аксиологическому измерению техники. М. М . Шитиков