род. 29 марта 1895, Гейдельберг - ум. ?) - нем. писатель и философ; автор ряда философских соч. Работал над философским толкованием военных событий. Для философии существования является важной его книга "Der Arbeiter, Herrschaft und Gestalt" (1932), в которой он изображает рабочего как экспонента техники и как прототип будущего человека, находящегося во власти техники; см. Рабочий. Как лингвист Юнгер в 1934 выступил с работой "Lob der Vokale" (1941, под названием "Geheimnisse der Sprache"). B "Sprache und Kцrperbau" (1947) он исследует связь известных понятий ценности с право- и левосторонностыо тела, с прямостоянием (голова и ноги) и с природой органов чувств. Кроме указанных, к осн. его работам относятся: "Strahlungen", 1949; "Ьber die Linie", 1950; "Der gordische Knoten", 1953.
ЮНГЕР Эрнст
ЮНГЕР (Jьnger) Эрнст
Источник: Философский энциклопедический словарь
ЮНГЕР Эрнст
философ и писатель; p. 29. 3. 1895 (Гейдельберг) — ум. 17.2.1998 (Вильфлинген); работал над философским толкованием военных событий. Для философии существования является важной его книга «Der Arbeiter. Herrschaft und Gestalt» (1932, 1941) (рус. пер.: Рабочий. Господство и гештальт, 2000), в которой он изображает рабочего как представителя техники и как прототип будущего человека, находящегося во власти техники. Как лингвист, Юнгер в 1934 выступил с работой «Lob der Vokale» ( 1963 под названием «Geheimnisse der Sprache»). В сочинении «Sprache und Körperbau» (1947, 1949) он исследует связь известных понятий ценности с правои левосторонностью тела, с прямостоянием (голова и ноги) и с природой органов чувств. Кроме указанных к основным его работам относятся: Strahlungen, 1949; Über die Linie, 1950; Der Waldgang, 1951; Der gordische Knoten, 1953; An der Zeitmauer, 1959; Der Weltstaat, Organismus und Organisation, 1960; Typus, Name, Gestalt, 1963; Subtile Jagden (Naturphilosophie), 1967; Ad hoc, 1970; Annäherungen, 1970; Sinn und Bedeutung, ein Figurenspiel, 1971; Zahlen und Götter, 1974; Eumeswil, 1977; Siebzig verweht, 2 Bde., 1981. Собр. соч.: Sämtliche Werke, 18 Bde., 1978—1982. — Библиография: H. P. des Coudres, H. Mühleisen. Bibliographie der Werke Emst Jüngers, 1970, 1985. E. Brock. Das Weltbild E. J.s, 1945; G. Loose. E. J., 1957; C. Graf v. Krockow. Die Entscheidung. Eine Unters, über E. J.f Carl Schmitt und M. Heidegger, 1958; K. O. Paetel. E. J. in Selbstzeugnissen u. Bilddokumenten, 1962; G. Kranz. E. J.s Symbol. Weltschau, 1968; К. H. Bohrer. Die Ästhetik des Schreckens, 1978; F. Baumer. E. J., 1980; W. Kaempfer. E. J., 1981; M. Meyer. E. J., 1990; E. J. (Text und Kritik 105/106), 1990.
Источник: Философский словарь [Пер. с нем.] Под ред. Г. Шишкоффа. Издательство М. Иностранная литература. 1961
ЮНГЕР Эрнст
(р. 29 марта 1895) – нем. писатель, критик культуры, автор ряда филос. соч., представитель позднебурж. нигилизма. До 1923 – офицер рейхсвера. Взгляды Ю. сформировались в 20-х гг. в результате переживания войны (как средства "самоосуществления и самораскрытия" человека и в то же время – дисциплинирования), а также восприятия совр. технич. цивилизации одновременно как механической, "бесчеловечной" (в духе традиц. критики капитализма) и как необходимой и даже вызывающей восхищение своей непреодолимостью и универсальностью (в духе ницшеанского "рока") ("Борьба как внутр переживание" – "Der Kampf als inneres Erlebnis", В., 1922, 7 Aufl., В., 1938). Пессимистич. социальная утопия Ю. ("Рабочий. Господство и облик" – "Der Arbeiter. Herrschaft und Gestalt", В., 1932, 4 Aufl , Hamb., 1941) строится на предвидении "технич. империализма". Согласно Ю., прообраз грядущего человека – "рабочий-солдат", объект функционального манипулирования. Путь к этому будущему Ю. обнаруживает в радикальном отказе от "бурж.-романтич. индивидуальности", в полном господстве над собой (включая преодоление любой боли, вплоть до абс. бесчувственности) и культивировании предельной эффективности и результативности ("Тотальная мобилизация" – "Die totale Mobilmachung", В., 1931). Идеи Ю. сыграли определ. роль в подготовке идеологии национал-социализма (см. Фашизм), хотя сам Ю. от прямого политич. сотрудничества с нацистами уклонился. В романе "На мраморных скалах" ("Auf den Marmor-Klippen", Hamb., 1939) содержатся даже завуалированные выпады против нацистского режима. В послевоен. произведениях Ю. подвергает критике совр. технич. цивилизацию с нигилистич. позиции, созвучной экзистенциализму, с позиции "децисионизма" (филос. решимости). Проживает в ФРГ. Соч.: Werke, Bd 1–10, Stuttg., 1961–65 Лит.: Brock E., Das Weltbild E. J?ngers, ?., 1945, Stern J. ?., ?. J?nger, Camb., 1953, Loose G., E. J?nger. Gestalt und Werk, Fr. / ?., 1957, Paetel K. ?., ?. J?nger in Selbstzeugnissen, Hamb., 1962, Schwarz ?.-?., Der konservative Anarchist. Politik und Zeitkritik ?. J?ngers, Freiburg, 1962 Ал. В. Михайлов. Москва.
Источник: Философская Энциклопедия. В 5-х т.
ЮНГЕР (Junger) Эрнст (1895-1998)
немецкий мыслитель и философ. Участник Первой (14 ранений, орден "За доблесть") и Второй (офицер вермахта в Париже, заслуживший репутацию "культурного атташе" Германии) мировых войн. Совместно с Элиаде издавал журнал "Antaios" (1959-1971). Лауреат премии имени Гете (1982). Патриот Германии и оппонент национал-социализма. Культовая фигура многих западноевропейских интеллектуалов и политиков 20 в. - вне зависимости от их политических ориентаций (Хайдеггер, Г. Коль, А. Жид, маршал Ф. Фош, П. Пикассо, Ф. Миттеран, Ж.М. Ле Пен, И. Бехер, А. Гитлер и др.). Основные сочинения: "Стальные грозы" (1922), "Тотальная мобилизация" (1930), "Рабочий. Власть и персонаж" (1932), "Хвала звуку" или "Секреты речи" (1941), "Излучения" (1944), "Речь и телосложение" (1947), "За чертой" (1950), "Гордиев узел" (1953), "Типаж, имя, действующее лицо" (1963) и др. Испытал существенное влияние взглядов Ницше и Шпенглера. Сторонник миропонимания "философии жизни". В русле этих интеллектуальных традиций Ю. сумел продемонстрировать высокую эффективность замены традиционалистских философских категорий мифологизированными образами действительности и в середине - второй половине 20 ст. Основные проблемы философского творчества Ю. - связь человека и космоса, соотношение жизни и смерти, оппозиция мира и войны. Целостную совокупность исходных, первичных жизненных сил, воплощающих в себе нерасторжимую связь индивида с родом, Ю. трактовал как основу одушевленной телесности любого человеческого организма. Выступая как неотъемлемая часть природы, человек, согласно Ю., переживает изначальную глубину мироздания вне границ непосредственного опыта посредством таких эмоций как: а) мира сновидений; б) ощущений страха и ужаса, минимизирующих дистанцию между личностью и предожиданием смерти; в) экстаза упоения жизнью. Человек, по Ю., неизбывно зависит от тотемических, магических, технических и иных внешних, чуждых ему сил. Современное индустриальное государство, по Ю., предельно технизировано (индивид лишен каких-либо осмысленных представлений о ценностях жизни: культ техники выступает и как "высокая" метафизика, и как повседневная этика, полностью подавляющие его самость). Мировые войны 20 ст., по мнению Ю., могут быть интерпретированы как один из факторов всеевропейского "гигантского индустриального процесса", как ипостась "воли к власти", результирующейся в массовом жертвенном самоотречении людей. Пафос героики в данном случае отсутствует: человек реализует собственную предназначенность как придатка технических механизмов. Тоталитарное государство в целях выживания, объективации своей абсолютной воли и сопряженной с ними геополитической экспансии вынуждено трансформировать идеи "общественного договора" и идеалы либерализма в глобальную модель перспективного "рабочего плана", в рамках которого стираются базисные социальные водоразделы социума и, в частности, каждый "рабочий" ("работник") необходимо выступает и как "солдат". В динамике как мирного, так и военного времени (согласно Ю., это в конечном счете взаимозаменяемые понятия) данный "рабочий план" может быть обозначен как состояние "тотальной мобилизации". "Рабочий" у Ю., - это не столько обобщенный термин для обозначения представителя определенного общественного класса, сколько категориальная словоформа для фиксации универсального типа человека. Последний являет собой естественный продукт эволюции техники, выступая носителем новаторского сознания, присущего 20 ст. Значимость обретения абстрактной свободы для таких людей, по Ю., в пределе своем уступает активному участию в репертуарах героического служения Отчизне и безукоризненному выполнению своих функциональных обязанностей как граждан. В эпоху второй половины 20 в., маркированной знамением термоядерной катастрофы, Ю. призывал каждого, кто в состоянии осознать и бороться за свою индивидуальную свободу, осознав ее ценность, выбрать для себя (пусть даже и в полном одиночестве и изоляции) так называемый "путь через лес" (эссе Ю. "Прогулка в лесу"). Человек, готовый в одиночку противостоять тоталитарному государству, - "человек, идущий через лес" - неизбежно, по Ю., обречен на обретение встречи с подлинным самим собой, восстанавливая свою изначальную духовно-телесную связь с родом, т.е. свое истинное наследие. Смерть - не угроза для человека, наконец обретшего себя. Согласно Ю., "с возрастом надо укреплять дружбу со смертью.., давая ей прорасти в тебе деревом, дающим тень".
А.А. Грицанов
А.А. Грицанов
Источник: Новейший философский словарь
ЮНГЕР Эрнст
29 марта 1895, Гейдельберг— 17 февраля 1998, Вильфлинген) — немецкий философ и писатель. Родился в семье химика и аптекаря, посещал школу в 1анновере. Участвовал в юношеском движении «Перелетные птицы» (вместе с братом Фридрихом 1еоргом Юнгером), в 1913 предпринял неудачный побег в Иностранный легион. После объявления мобилизации в августе 1914 досрочно сдал экзамены и записался в 73-й пехотный ганноверский полк. Весной 1915 первый раз принял участие в военных действиях, после прохождения офицерских курсов командовал ротой и руководил штурмовым отрядом. Участвовал в сражениях на Сомме, при Камбрэ, во Фландрии, был много раз ранен. Осенью 1918 в чине младшего лейтенанта удостоен высшей прусской награды — ордена Pour le merite («За заслуги»). В 1919— 23 — офицер в рейхсвере. В 1923—25 в Лейпциге изучает зоологию у Г. Дриша, слушает философию у Ф. Крюгера, занимается в зоологическом институте в Неаполе. С 1925 — свободный писатель. После переезда в Берлин в 1927 становится активным участником движения, выступает как публицист, издает журналы «консервативной революции» («Штандарты», «Арминий», «Наступление»), сотрудничает с Эрнстом Никишем, Фридрихом Хилыиером. После 1933 отходит от политики, переселяется сначала в Гослар, потом в Кирхорст под Ганновером, много путешествует, пишет роман «На мраморных утесах» (Auf den Marmorklippen, 1939). В 1941—44 состоит при штабе германского командования в Париже, работает над трактатом «Мир» (Der Friede, 1945) и дневниками, Сближается с кругами Сопротивления. После снятия в 1949 запрета на публикации ведет активную писательскую деятельность до конца жизни, получает несколько литературных премий, путешествует по всему миру. С 1950 жил в городке Вильфлинген в Верхней Швабии.
Отсутствие систематических построений, преобладание непосредственных наблюдений и чуткость к историческим изменениям составляют специфику эссеистики Юнгера. В центре ее — «диагноз эпохи» и философия истории, что позволяет рассматривать Юнгера как одного из наиболее значительных свидетелей 20 века, фиксирующего наподобие «сейсмографа» радикальные изменения во всех областях жизни. Определяющим для его творчества на протяжении более 70 лет явился опыт 1-й мировой воины, которая подвела для него итоговую черту под всей «бюргерской эпохой». Именно здесь берут начало его размышления о технике, которая создает новый образ мира и планетарное господство гештальта рабочего. В ранних книгах Юнгера — знаменитый дневник «В стальных грозах» (In Stahlgewittem, 1920), «Штурм» (Sturm, 1923), «Перелесок 125» (Das Waldchen 125, 1924), «Огонь и кровь» (Feuer und Blut, 1925) — война осмысливается не с точки зрения политики или морали, а как некий феномен жизни, «стихийный» природный процесс. В труде «Борьба как внутреннее переживание» (Der Kampf als inneres Erlebnis, 1922) Юнгер проводит своеобразный феноменологический анализ войны как некоей «первозданной» ситуации человека, которым движет «воля убивать», а также моментов внутреннего опыта воина («ужас», «эрос», «отвага», «страх»).
Для Юнгера 20—30-х гг., находившегося под большим влиянием Ницше и Шпенглера, особенно важно осмысление новых форм борьбы — «сражения военной техники» и «планомерного механического сражения», где главную роль играет солдат-рабочий — новый героический «тип». В основе трех наиболее значительных эссе этого периода — «Тотальная мобилизация» (Die totale Mobilmachung, 1930), «Рабочий. Господство и гештальт» (Der Arbeiter, 1932), «О боли» (Ober den Schmerz, 1934) — лежит констатация наступления переходной эпохи с ее ситуацией нигилизма, когда старые ценности разрушены, а новые еще не установились. Задачами «тотальной мобилизации», выступающей сущностей чертой мировой войны, являются «приведение мира в состояние безграничного движения» и «превращение жизни в энергию», служащую единственной цели — вооружению. Скрытым «метафизическим» центром этого «физического» процесса выступает, по Юнгеру, «гештальт рабочего», претендующий на подлинное господство над миром: в противоположность бюргерскому индивидуализму он характеризуется тотальностью отношений, где решающую роль играет техника как «способ, каким гештальт рабочего мобилизует мир». Ключом к пониманию этой действительности оказывается боль: в отношении к ней раскрывается сущность возникающего нового антропологического типа, для которого тело предстает не как ценность (противоположность боли), а как некий «форпост», которым можно пожертвовать в борьбе. В современных практиках аскезы и дисциплины, благодаря дистанцированию от собственной телесности, происходит «опредмечивание жизни», внедрение приказа и подчинения, скрывающего в себе «переход к будущему порядку» — к иерархии ценностей рабочего.
В посвященном М. Хайдеггеру более позднем эссе «Через линию» (Uber die Linie, 1950), Юнгер пытается понять миссию современности как преодоление нигилизма, или «пересечение линии», проведенной между исчезающим и становящимся. Утверждение новых ценностей связывается им теперь не с функционером технического мира — рабочим, а с человеческим индивидом, обращенным к своему внутреннему существу Возможность нового опыта нравственности, утрачиваемого в тотальном государстве, дает противопоставляемый активизму «тотальной мобилизации» «лесной путь» (Der Waldgang, 1951). юнгеровский «странник» — это не политический партизан или борец сопротивления, а поэт, обретающий в лесу мифическое «место слова», которое становится для него «творческой силой», «тождественной с бытием».
В философско-историческом эссе «У стены времен» (An der Zeitmauer, 1959) Юнгер, исходя из концепции «гештальта рабочего», очерчивает контуры грандиозного поворота планетарного масштаба. Метафора «стены времен» призвана обозначить пограничную линию между мировой историей и историей земли, которой соответствует наступление совершенно нового «зона» Конец истории отдельных людей, государств и наций ознаменован переходом к новой глобальной модели истории, где человек вопрошающе обратится к земле и из этой «первоосновы» будет черпать новый смысл своей собственной деятельности Исследованию языка и его «тайн» посвящены работы Юнгера «Похвала гласным» (Lob der Vokale, 1934) и «Язык и строение тела» (Sprache und Korperbau, 1947).
Соч.: Samtliche Wsrke, 18 Bde Stuttg , 1978-83 Лит.: Козловски П Миф и эпос XX века — «ВФ», 1997, № 12; Bohrer К-H Die Asthetik des Schreckens Munch , 1978, Brock E Das Wfeltbild Ernst Jungers Z , 1945, Kampfer W Ernst Junger Stuttg , 1981; Krockow С Graf v Die Entscheidung Eine Untersuchung uber E Junger, С Schmitt, M Heidegger Stuttg, 1958, Loose G Ernst Junger Fr/M, 1957, Patel K -0 Ernst Junger in Selbstzeugnissen und Bilddokumenten. Reinbek bei Hamburg, 1962, SchwilkH (hrsg ) Ernst Junger Leben und Werk in Bildern und Texten Stuttg , 1988, Muller H-H, Segeberg H. (hrsg ) Ernst Junger im 20 Jahrhundert Munch , 1995
А. В. Михайловский
Отсутствие систематических построений, преобладание непосредственных наблюдений и чуткость к историческим изменениям составляют специфику эссеистики Юнгера. В центре ее — «диагноз эпохи» и философия истории, что позволяет рассматривать Юнгера как одного из наиболее значительных свидетелей 20 века, фиксирующего наподобие «сейсмографа» радикальные изменения во всех областях жизни. Определяющим для его творчества на протяжении более 70 лет явился опыт 1-й мировой воины, которая подвела для него итоговую черту под всей «бюргерской эпохой». Именно здесь берут начало его размышления о технике, которая создает новый образ мира и планетарное господство гештальта рабочего. В ранних книгах Юнгера — знаменитый дневник «В стальных грозах» (In Stahlgewittem, 1920), «Штурм» (Sturm, 1923), «Перелесок 125» (Das Waldchen 125, 1924), «Огонь и кровь» (Feuer und Blut, 1925) — война осмысливается не с точки зрения политики или морали, а как некий феномен жизни, «стихийный» природный процесс. В труде «Борьба как внутреннее переживание» (Der Kampf als inneres Erlebnis, 1922) Юнгер проводит своеобразный феноменологический анализ войны как некоей «первозданной» ситуации человека, которым движет «воля убивать», а также моментов внутреннего опыта воина («ужас», «эрос», «отвага», «страх»).
Для Юнгера 20—30-х гг., находившегося под большим влиянием Ницше и Шпенглера, особенно важно осмысление новых форм борьбы — «сражения военной техники» и «планомерного механического сражения», где главную роль играет солдат-рабочий — новый героический «тип». В основе трех наиболее значительных эссе этого периода — «Тотальная мобилизация» (Die totale Mobilmachung, 1930), «Рабочий. Господство и гештальт» (Der Arbeiter, 1932), «О боли» (Ober den Schmerz, 1934) — лежит констатация наступления переходной эпохи с ее ситуацией нигилизма, когда старые ценности разрушены, а новые еще не установились. Задачами «тотальной мобилизации», выступающей сущностей чертой мировой войны, являются «приведение мира в состояние безграничного движения» и «превращение жизни в энергию», служащую единственной цели — вооружению. Скрытым «метафизическим» центром этого «физического» процесса выступает, по Юнгеру, «гештальт рабочего», претендующий на подлинное господство над миром: в противоположность бюргерскому индивидуализму он характеризуется тотальностью отношений, где решающую роль играет техника как «способ, каким гештальт рабочего мобилизует мир». Ключом к пониманию этой действительности оказывается боль: в отношении к ней раскрывается сущность возникающего нового антропологического типа, для которого тело предстает не как ценность (противоположность боли), а как некий «форпост», которым можно пожертвовать в борьбе. В современных практиках аскезы и дисциплины, благодаря дистанцированию от собственной телесности, происходит «опредмечивание жизни», внедрение приказа и подчинения, скрывающего в себе «переход к будущему порядку» — к иерархии ценностей рабочего.
В посвященном М. Хайдеггеру более позднем эссе «Через линию» (Uber die Linie, 1950), Юнгер пытается понять миссию современности как преодоление нигилизма, или «пересечение линии», проведенной между исчезающим и становящимся. Утверждение новых ценностей связывается им теперь не с функционером технического мира — рабочим, а с человеческим индивидом, обращенным к своему внутреннему существу Возможность нового опыта нравственности, утрачиваемого в тотальном государстве, дает противопоставляемый активизму «тотальной мобилизации» «лесной путь» (Der Waldgang, 1951). юнгеровский «странник» — это не политический партизан или борец сопротивления, а поэт, обретающий в лесу мифическое «место слова», которое становится для него «творческой силой», «тождественной с бытием».
В философско-историческом эссе «У стены времен» (An der Zeitmauer, 1959) Юнгер, исходя из концепции «гештальта рабочего», очерчивает контуры грандиозного поворота планетарного масштаба. Метафора «стены времен» призвана обозначить пограничную линию между мировой историей и историей земли, которой соответствует наступление совершенно нового «зона» Конец истории отдельных людей, государств и наций ознаменован переходом к новой глобальной модели истории, где человек вопрошающе обратится к земле и из этой «первоосновы» будет черпать новый смысл своей собственной деятельности Исследованию языка и его «тайн» посвящены работы Юнгера «Похвала гласным» (Lob der Vokale, 1934) и «Язык и строение тела» (Sprache und Korperbau, 1947).
Соч.: Samtliche Wsrke, 18 Bde Stuttg , 1978-83 Лит.: Козловски П Миф и эпос XX века — «ВФ», 1997, № 12; Bohrer К-H Die Asthetik des Schreckens Munch , 1978, Brock E Das Wfeltbild Ernst Jungers Z , 1945, Kampfer W Ernst Junger Stuttg , 1981; Krockow С Graf v Die Entscheidung Eine Untersuchung uber E Junger, С Schmitt, M Heidegger Stuttg, 1958, Loose G Ernst Junger Fr/M, 1957, Patel K -0 Ernst Junger in Selbstzeugnissen und Bilddokumenten. Reinbek bei Hamburg, 1962, SchwilkH (hrsg ) Ernst Junger Leben und Werk in Bildern und Texten Stuttg , 1988, Muller H-H, Segeberg H. (hrsg ) Ernst Junger im 20 Jahrhundert Munch , 1995
А. В. Михайловский
Источник: Новая философская энциклопедия
ЮНГЕР (Junger) Эрнст
1895-1898) - нем. писатель. Сын химика, Ю., сразу после окончания школы принимает участие в первой мировой войне. В 1918 удостаивается высшей прусской награды - ордена "За заслуги". С 1923 по 1926 изучает зоологию и философию в Лейпциге и Неаполе. Прервав обучение, выступает как национально-революционный публицист, а в 30-х годах как свободный писатель. В 1939 Ю. вновь привлекают на военную службу, в том же году выходит его роман "На мраморных утесах". Во время службы при штабе германского командования в Париже Ю. сближается с участниками покушения на Гитлера. 1944 - освобождение от военной службы. В 1949 Ю. знакомится с Хайдеггером, который в 30-е годы интенсивно занимался его работами и испытал их глубокое влияние. С 1950 жил в Вильфингене в Верхней Швабии. В 1995 Ю. в полном здравии отметил свое столетие.
Не будучи профессиональным философом, Ю. в своих дневниках, романах и эссе постоянно обращается к философским вопросам. Главный предмет его ранних работ может быть обозначен как "диагностика эпохи". Сюда примыкают размышления на темы философии языка и естественных наук, однако наиболее значительным вплоть до позднего периода творчества остается интерес к проблемам философии истории. Творчество Ю. представляет собой важную попытку понять полную катастроф и разрывов историю XX столетия. В историко-философском плане его следует относить к традиции Ницше; большое влияние на Ю. оказали также Шопенгауэр и Шпенглер.
Целью эссе "ТОТАЛЬНАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ" (Die totale Mobilmachung, 1930) была характеристика первой мировой войны. Ю. стремится показать принципиальное отличие этой войны от всех предыдущих. Война 1914-18 для Ю. - "величайшее и действеннейшее переживание нашего времени"; ее особенность состоит в "тотальной мобилизации": в событие вовлекаются все силы страны без исключения. Индустриализацию военного времени Ю. считает "выражением тайного и нудительного требования, которому нас подчиняет эта жизнь в век масс и машин".
Главной философско-исторической работой Ю. стало сочинение "РАБОЧИЙ" (Der Arbeiter. Herrschaft und Gestalt, 1932). Здесь нашел отражение опыт, служивший лейтмотивом уже первой кн. Ю. о войне - "В стальных грозах" (Im Stahlgewitter, 1920) и не оставлявший Ю. даже в поздний период творчества. Всеподчиняющее "нудительное требование", о котором Ю. размышлял в "Тотальной мобилизации" здесь связывается с "гештальтом" Рабочего. Под "гештальтом" разумеется принцип, определенным образом организующий жизнь. "Гештальт" Ю. четко отличает от понятия: понятие является для него абстракцией, тогда как "гештальт" - это подлинно действительное. "Гештальт" следует отличать также и от индивидов, на которых он накладывает отпечаток. Поэтому обозначение гештальта таким именем как "рабочий", чревато недоразумениями. Соответствующая гештальту организация объемлет сферы экономики, социальной жизни и политики; так она формирует тот тип человека, от которого сам гештальт получает свое название. Тип Рабочего противопоставляется "буржуа", или "гражданину" (Burger) как типу, не способному к господству и организации. Политическую сторону книги составляют утверждения о конце буржуазно-гражданской эпохи. Однако на переднем плане книги стоит изображение современного мира как мира, определяемого техникой. Ю. отказывается от привычного для XIX-XX веков взгляда на технику как средство, которым либо распоряжаются как инструментом культурного развития, либо утрачивают над ним контроль, так что в результате человек ощущает себя перед ним в роли ученика, ждущего чудес от учителя-чародея. Техника для Ю. - это тот способ, каким "мобилизует" мир гештальт Рабочего; она есть та форма, которую принимает радикально новый мир. Этому миру нет альтернативы, и поэтому бессмысленно толковать его как прогресс или как упадок. Мир, соответствующий гештальту Рабочего, представляет собой, помимо прочего, мир "планетарный"; ему несоразмерны такие политические формы мысли, как национализм или социализм, ориентирующиеся на особенное нации или класса. Дискуссии, проходящие под националистическим или социалистическим знаком, Ю. оценивает исключительно как преходящие стадии в процессе обустройства тотального мира работы, окончательные формы организации которого остаются пока неясными. Отличительной чертой этого мира является "органическая конструкция", т.е. включенность человека в мир машин.
Эмпирическим фундаментом книги послужили большевистская революция в России и фашистская революция в Италии. Плановая экономика и организации армии суть модели, на которые ориентируется видение тотального мира работы. С другой стороны, особое значение в этом труде Ю. имеет мысль о радикальном переустройстве мира в технике. К этой мысли Ю. будет возвращаться и позже ("Заметки к "Рабочему", 1964). Основная мысль "Рабочего" стала исходным пунктом для Хайдеггера периода "поворота".
Тематически к "Рабочему" примыкает эссе "О БОЛИ" (Uber den Schmerz, 1934). Однако теперь внимание Ю. смещается на техническое обустройство мира как такового. Исходной точкой в понимании такой установки оказывается боль: "Боль принадлежит к числу тех ключей, которыми можно открыть не только самое сокровенное, но в то же время и мир". Боль есть отношение к миру, где мир раскрывается как нечто враждебное и угрожающее. Для Ю. боль принадлежит к существу человека. Свободы от боли в строгом смысле не существует; разрыв между человеком и миром не должен восприниматься в красках жестокости, однако он присутствует и "в самом наслаждении безопасностью". Скука, к примеру, также является болью, будучи не чем иным как "разрешением боли во времени". Боль в своем существе - это отношение человека к миру (Weltverhaltnis), к которому человек в свою очередь может вступать в некоторое отношение. Человеку не следует отдаваться боли, "существуют позиции, дающие ему возможность отграничивать себя от тех сфер, где боль повелевает как неограниченный властелин". К этим позициям относятся все формы аскезы и дисциплины, в которых находит свое выражение то обстоятельство, что человек способен дистанцироваться от собственной телесности и превратить тело в объект. Это вновь отсылает к признанию ценностей; ценность есть то, что противопоставляется боли. Под этим углом зрения Ю. и истолковывает установку на техническое опредмечивание жизни: всюду, где существует готовность поставить под технический контроль человеческие достижения (как это имеет место в современном спорте), там можно заключить об утверждении технически обустроенного мира, отсылающего в конечном счете к новому, еще невидимому порядку ценностей. В направленном на боль движении современной аскезы и дисциплины дает о себе знать не что иное как "негативный отпечаток метафизической структуры".
Задачей эссе "ЗА ЧЕРТОЙ" (Uber die Linie, 1950) является определение нигилизма, а также оценка возможностей отношения внутри и по отношению к нему. Современная эпоха характеризуется им как последняя фаза нигилизма, "отличающаяся тем, что новые порядки уже значительно продвинулись вперед, а соответствующие этим порядкам ценности еще не видны". Ставя эти проблемы уже после "катастроф второй мировой войны", Ю. значительно смещает акценты, хотя диагноз его остается прежним. Феномены технически обустроенного мира уже не прочитываются им как знаки формирования новых ценностей. Напротив, Ю. подчеркивает скорее разрушительный характер современных тенденций. На заднем плане его размышлений Ю. отчетливо выступает опыт Третьего Рейха, именно в связи с этим опытом он указывает на совпадение государственной системы порядка с исчезновением морали и нравственности. Тем не менее Ю. продолжает отстаивать мысль, что преодоление нигилизма возможно. Но теперь фундамент оптимизма (противостоящего культурному пессимизму) Ю. усматривает уже не в динамике самого мира, а исключительно в человеческом индивидууме. Ю. не ищет более оснований для надежды в гештальте Рабочего - ориентиром ему служит Достоевский с его учением о целящей силе боли: там, где человек перенесет потерю нравственности современным миром, его опыт обернется возможностью нового опыта нравственности. На это указывает и название эссе. "Черта" - это граница между прошлым, находящимся в состоянии исчезновения, и возможным. В поисках опыта оборачивания потери нравственности опытом нравственности Ю. указывает на искусство и философию. Они принадлежат к области неупорядоченного, которую Ю. именует "пустошью" (Wildnis), и которое принципиально ускользает от хватки современной системы порядка.
Второе по величине философско-историческое сочинение Ю. - "У ВРЕМЕННОЙ СТЕНЫ" (An der Zeitmauer, 1959). В первой части эссе, носящей название "Измеримое и время судьбы", Ю. развивает мысли об астрологии, призванные обратить внимание на возможность ненаучного, превосходящего науку истолкования мира. Вторую часть можно считать главной уже потому, что ее название совпадает с названием всей работы. В соответствии с различием двух форм времени, обсуждавшимся в первой части, Ю. выделяет и две формы истории. Он различает мировую историю с ее шкалой "гуманных (humane) членений" и историю Земли с ее "сидерическими членениями". Опираясь на это различение, Ю. рассматривает вопрос, допустимо ли считать научно-техническую революцию XX в. началом новой эпохи в мировой истории, а пришедшие с ней перемены - вехами еще более длительного периода. Речь идет о "возможности нового метаисторического деления времени", осуществляемого "с намерением вынесения суждения о настоящем". Вынося суждение о настоящем, Ю. исходит из нигилистического опыта утраты и указывает на то, что этот опыт доступен лишь индивиду, лишенному иллюзий. Однако теперь Ю. стремится показать, что точка зрения истории Земли способна послужить ориентиром отдельному человеку. "Космическая экономия" говорит нам о том, что существует принципиальное равновесие, не нарушаемое потерями и разрушениями, производимыми техническим миром. Вопрос о подобном равновесии оборачивается вопросом о "земном смысле человеческой деятельности". Ю. делает попытку понять отчетливые признаки экологической угрозы не под углом зрения катастрофы, а под углом зрения перемены; тем самым он обращает внимание на то, как вынесение суждение о настоящем зависит от действующих в понимании моделей. Модель истории Земли должна дать новую возможность ориентации, где традиционно историческая ориентация закроется "временной стеной" конца мировой истории. Это позволяет отдельному человеку понять его отношение к "первооснове" (Urgrund), в которой берут свой исток все новые и новые гештальты космоса.
Гюнтер Фигаль (Тюбинген)
Samtliche Werke. 18 Bde. Stuttgart, 1978-1983.
K.-H. Bohrer. Die Asthetik des Schreckens. Munchen, 1978; Ernst Jungers Leben und Werk in Bildern und Texten. H. Schwilk (Hg.). Stuttgart, 1988; P. Koslowski. Der Mythos der Moderne. Munchen, 1991; Muller, Segeberg (Hrsg.). Ernst Junger im 20. Jahrhundert. Munchen, 1995.
Не будучи профессиональным философом, Ю. в своих дневниках, романах и эссе постоянно обращается к философским вопросам. Главный предмет его ранних работ может быть обозначен как "диагностика эпохи". Сюда примыкают размышления на темы философии языка и естественных наук, однако наиболее значительным вплоть до позднего периода творчества остается интерес к проблемам философии истории. Творчество Ю. представляет собой важную попытку понять полную катастроф и разрывов историю XX столетия. В историко-философском плане его следует относить к традиции Ницше; большое влияние на Ю. оказали также Шопенгауэр и Шпенглер.
Целью эссе "ТОТАЛЬНАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ" (Die totale Mobilmachung, 1930) была характеристика первой мировой войны. Ю. стремится показать принципиальное отличие этой войны от всех предыдущих. Война 1914-18 для Ю. - "величайшее и действеннейшее переживание нашего времени"; ее особенность состоит в "тотальной мобилизации": в событие вовлекаются все силы страны без исключения. Индустриализацию военного времени Ю. считает "выражением тайного и нудительного требования, которому нас подчиняет эта жизнь в век масс и машин".
Главной философско-исторической работой Ю. стало сочинение "РАБОЧИЙ" (Der Arbeiter. Herrschaft und Gestalt, 1932). Здесь нашел отражение опыт, служивший лейтмотивом уже первой кн. Ю. о войне - "В стальных грозах" (Im Stahlgewitter, 1920) и не оставлявший Ю. даже в поздний период творчества. Всеподчиняющее "нудительное требование", о котором Ю. размышлял в "Тотальной мобилизации" здесь связывается с "гештальтом" Рабочего. Под "гештальтом" разумеется принцип, определенным образом организующий жизнь. "Гештальт" Ю. четко отличает от понятия: понятие является для него абстракцией, тогда как "гештальт" - это подлинно действительное. "Гештальт" следует отличать также и от индивидов, на которых он накладывает отпечаток. Поэтому обозначение гештальта таким именем как "рабочий", чревато недоразумениями. Соответствующая гештальту организация объемлет сферы экономики, социальной жизни и политики; так она формирует тот тип человека, от которого сам гештальт получает свое название. Тип Рабочего противопоставляется "буржуа", или "гражданину" (Burger) как типу, не способному к господству и организации. Политическую сторону книги составляют утверждения о конце буржуазно-гражданской эпохи. Однако на переднем плане книги стоит изображение современного мира как мира, определяемого техникой. Ю. отказывается от привычного для XIX-XX веков взгляда на технику как средство, которым либо распоряжаются как инструментом культурного развития, либо утрачивают над ним контроль, так что в результате человек ощущает себя перед ним в роли ученика, ждущего чудес от учителя-чародея. Техника для Ю. - это тот способ, каким "мобилизует" мир гештальт Рабочего; она есть та форма, которую принимает радикально новый мир. Этому миру нет альтернативы, и поэтому бессмысленно толковать его как прогресс или как упадок. Мир, соответствующий гештальту Рабочего, представляет собой, помимо прочего, мир "планетарный"; ему несоразмерны такие политические формы мысли, как национализм или социализм, ориентирующиеся на особенное нации или класса. Дискуссии, проходящие под националистическим или социалистическим знаком, Ю. оценивает исключительно как преходящие стадии в процессе обустройства тотального мира работы, окончательные формы организации которого остаются пока неясными. Отличительной чертой этого мира является "органическая конструкция", т.е. включенность человека в мир машин.
Эмпирическим фундаментом книги послужили большевистская революция в России и фашистская революция в Италии. Плановая экономика и организации армии суть модели, на которые ориентируется видение тотального мира работы. С другой стороны, особое значение в этом труде Ю. имеет мысль о радикальном переустройстве мира в технике. К этой мысли Ю. будет возвращаться и позже ("Заметки к "Рабочему", 1964). Основная мысль "Рабочего" стала исходным пунктом для Хайдеггера периода "поворота".
Тематически к "Рабочему" примыкает эссе "О БОЛИ" (Uber den Schmerz, 1934). Однако теперь внимание Ю. смещается на техническое обустройство мира как такового. Исходной точкой в понимании такой установки оказывается боль: "Боль принадлежит к числу тех ключей, которыми можно открыть не только самое сокровенное, но в то же время и мир". Боль есть отношение к миру, где мир раскрывается как нечто враждебное и угрожающее. Для Ю. боль принадлежит к существу человека. Свободы от боли в строгом смысле не существует; разрыв между человеком и миром не должен восприниматься в красках жестокости, однако он присутствует и "в самом наслаждении безопасностью". Скука, к примеру, также является болью, будучи не чем иным как "разрешением боли во времени". Боль в своем существе - это отношение человека к миру (Weltverhaltnis), к которому человек в свою очередь может вступать в некоторое отношение. Человеку не следует отдаваться боли, "существуют позиции, дающие ему возможность отграничивать себя от тех сфер, где боль повелевает как неограниченный властелин". К этим позициям относятся все формы аскезы и дисциплины, в которых находит свое выражение то обстоятельство, что человек способен дистанцироваться от собственной телесности и превратить тело в объект. Это вновь отсылает к признанию ценностей; ценность есть то, что противопоставляется боли. Под этим углом зрения Ю. и истолковывает установку на техническое опредмечивание жизни: всюду, где существует готовность поставить под технический контроль человеческие достижения (как это имеет место в современном спорте), там можно заключить об утверждении технически обустроенного мира, отсылающего в конечном счете к новому, еще невидимому порядку ценностей. В направленном на боль движении современной аскезы и дисциплины дает о себе знать не что иное как "негативный отпечаток метафизической структуры".
Задачей эссе "ЗА ЧЕРТОЙ" (Uber die Linie, 1950) является определение нигилизма, а также оценка возможностей отношения внутри и по отношению к нему. Современная эпоха характеризуется им как последняя фаза нигилизма, "отличающаяся тем, что новые порядки уже значительно продвинулись вперед, а соответствующие этим порядкам ценности еще не видны". Ставя эти проблемы уже после "катастроф второй мировой войны", Ю. значительно смещает акценты, хотя диагноз его остается прежним. Феномены технически обустроенного мира уже не прочитываются им как знаки формирования новых ценностей. Напротив, Ю. подчеркивает скорее разрушительный характер современных тенденций. На заднем плане его размышлений Ю. отчетливо выступает опыт Третьего Рейха, именно в связи с этим опытом он указывает на совпадение государственной системы порядка с исчезновением морали и нравственности. Тем не менее Ю. продолжает отстаивать мысль, что преодоление нигилизма возможно. Но теперь фундамент оптимизма (противостоящего культурному пессимизму) Ю. усматривает уже не в динамике самого мира, а исключительно в человеческом индивидууме. Ю. не ищет более оснований для надежды в гештальте Рабочего - ориентиром ему служит Достоевский с его учением о целящей силе боли: там, где человек перенесет потерю нравственности современным миром, его опыт обернется возможностью нового опыта нравственности. На это указывает и название эссе. "Черта" - это граница между прошлым, находящимся в состоянии исчезновения, и возможным. В поисках опыта оборачивания потери нравственности опытом нравственности Ю. указывает на искусство и философию. Они принадлежат к области неупорядоченного, которую Ю. именует "пустошью" (Wildnis), и которое принципиально ускользает от хватки современной системы порядка.
Второе по величине философско-историческое сочинение Ю. - "У ВРЕМЕННОЙ СТЕНЫ" (An der Zeitmauer, 1959). В первой части эссе, носящей название "Измеримое и время судьбы", Ю. развивает мысли об астрологии, призванные обратить внимание на возможность ненаучного, превосходящего науку истолкования мира. Вторую часть можно считать главной уже потому, что ее название совпадает с названием всей работы. В соответствии с различием двух форм времени, обсуждавшимся в первой части, Ю. выделяет и две формы истории. Он различает мировую историю с ее шкалой "гуманных (humane) членений" и историю Земли с ее "сидерическими членениями". Опираясь на это различение, Ю. рассматривает вопрос, допустимо ли считать научно-техническую революцию XX в. началом новой эпохи в мировой истории, а пришедшие с ней перемены - вехами еще более длительного периода. Речь идет о "возможности нового метаисторического деления времени", осуществляемого "с намерением вынесения суждения о настоящем". Вынося суждение о настоящем, Ю. исходит из нигилистического опыта утраты и указывает на то, что этот опыт доступен лишь индивиду, лишенному иллюзий. Однако теперь Ю. стремится показать, что точка зрения истории Земли способна послужить ориентиром отдельному человеку. "Космическая экономия" говорит нам о том, что существует принципиальное равновесие, не нарушаемое потерями и разрушениями, производимыми техническим миром. Вопрос о подобном равновесии оборачивается вопросом о "земном смысле человеческой деятельности". Ю. делает попытку понять отчетливые признаки экологической угрозы не под углом зрения катастрофы, а под углом зрения перемены; тем самым он обращает внимание на то, как вынесение суждение о настоящем зависит от действующих в понимании моделей. Модель истории Земли должна дать новую возможность ориентации, где традиционно историческая ориентация закроется "временной стеной" конца мировой истории. Это позволяет отдельному человеку понять его отношение к "первооснове" (Urgrund), в которой берут свой исток все новые и новые гештальты космоса.
Гюнтер Фигаль (Тюбинген)
Samtliche Werke. 18 Bde. Stuttgart, 1978-1983.
K.-H. Bohrer. Die Asthetik des Schreckens. Munchen, 1978; Ernst Jungers Leben und Werk in Bildern und Texten. H. Schwilk (Hg.). Stuttgart, 1988; P. Koslowski. Der Mythos der Moderne. Munchen, 1991; Muller, Segeberg (Hrsg.). Ernst Junger im 20. Jahrhundert. Munchen, 1995.
Источник: Современная западная философия: словарь