УТИЛИТАРИЗМ
Источник: Теоретические аспекты и основы экологической проблемы: толкователь слов и идиоматических выражений
Источник: Тематический философский словарь
(от лат. utilitas - полезность) - позиция в этике, согласно которой благом является польза для всех или для возможно большего числа людей; "пользой" чаще всего считается счастье или состояние удовлетворенности. Характерные представители утилитаризма - Дж.Бентам и Дж.Ст.Милль. Были малоубедительные попытки истолковать христианскую этику как "идеальный утилитаризм". Основной аргумент против утилитаризма - этическое благо не сводимо к пользе, сколь бы широко ее ни трактовать.
Источник: Краткий религиозно-философский словарь
Источник: Краткий философский словарь 2004
Источник: Краткий словарь по философии. 1970
Источник: Евразийская мудрость от а до Я
Источник: Философский словарь. 1963
Источник: Философский энциклопедический словарь
Источник: Философский словарь
Источник: Философский энциклопедический словарь
Источник: Философия: конспект лекций и словарь терминов (элементарный курс)
L. Stephens. The English Utilitarians, I—III, London, 1900;
Hartfiel. Wirtschaftliche und soziale Rationalität, 1968;
N. Hoerster. Utilitarist. Ethik und Verallgemeinerung, 1971;
O. Höffe (Hg.). Einf. in die Utilitarist. Ethik, 1975; J. J. C.
Smart, B. Williams. Utilitarianism — For and Against. Cambridge, 1973, dt. 1979; W. R. Köhler. Zur Gesch. und Struktur der Utilitarist. Ethik, 1979; S. O’B. Conley. Utilitarianism and Individuality. Ithaca N. Y. 1982; С. B. Welch. Liberty and Utility. New York, 1984; R. W. Trapp. Nicht-Klassischer U., 1988.
Источник: Философский словарь [Пер. с нем.] Под ред. Г. Шишкоффа. Издательство М. Иностранная литература. 1961
Способ мышления буржуа отразился в этике Бентама и в том, что он сводил проблему морального выбора к простому расчету выгод и потерь, наслаждений и страданий, к-рые могут повлечь за собой различные действия. Дж. С. Милль попытался сгладить эгоистич. моменты этики У. и пришел в итоге к эклектич. сочетанию различных принципов.
Источник: Советский философский словарь
Источник: Словарь по этике
Отстаивая принцип пользы в качестве главного, Милль настойчиво отличает пользу от выгоды (понимаемой как корысть) и от чувственных удовольствий. При этом польза трактуется как удовольствие в отсутствии страдания. Польза — это счастье, но не личное, а «величайшая сумма общего счастья всех» (Милль), как таковая польза представляет собой конечную цель человека. Исходя из этого положения, Милль определяет мораль как правила для руководства человеку в его поступках, соблюдение которых обеспечивает всем людям свободу от страданий и возможно большую полноту наслаждений. При анализе действий, по Миллю, необходимо различать основополагающий принцип морали и частные моральные правила, а также намерения и мотивы. Структура морали, по Миллю, задается иерархией главного принципа (принципа пользы) и производных (второстепенных) принципов, которыми, собственно, и руководствуется человек в конкретных поступках. Таковы, напр., принцип справедливости, правила «Не вреди», «Противодействуй несчастью», «Блюди интересы ближних».
«Утилитаризм», в особенности если принять во внимание его родство с философско-политическим трактатом Милля «О свободе» и социально-практическую ориентированность моральной философии Милля в целом, представляет несомненный теоретический и нормативно-этический интерес. Миллю принадлежит безусловная заслуга концептуализации утилитаризма как особого метода морально-философского рассуждения.
Рус. пер. (А. Н. Неведомского): 1866; см. также в кн.: Милль Дж. С. Утилитарианизм. О свободе. СПб., 1900.
Р. Г. Апресян
Источник: Новая философская энциклопедия
Со гласно этой этической теории, правильность поступков определяется их итоговой пользой. Ее сторонники считают утилитарный принцип единственным моральным критерием человеческих действий, а этот принцип сводится к тому, что мы всегда должны стремиться к максимальному преобладанию добра над злом.
Утилитаризм телеологическая моральная теория, утверждающая, что правильность действий есть функция от их последствий ("наибольшее благо для наибольшего числа людей "). Последствия добра должны распространяться как можно шире; человек, делающий моральный выбор, должен искать не только блага для себя или тех, о ком он заботится, но и всеобщего благоденствия. Некрые полагают, что добро должно распространяться не только на людей, но и на другие существа, обладающие чувством и сознанием.
Как теория, исходящая из последствий действий, утилитаризм не ограничен одной определенной точкой зрения на "благо". Одна из известных форм этой теории гедонистический утилитаризм отстаивает стремление людей испытывать как можно больше удовольствия и избегать страданий. Другая форма утилитаризма "агатистический" утилитаризм Дж. Мура, утверждающий, но не анализирующий "благо", иэвдемонический утилитаризм, призывающий к максимальному умножению счастья.
Основоположником утилитаризма считается И.Бентам (17481832). Его крупнейший предшественник Д. Юм. Бентам разрабатывал теорию утилитаризма, гл.обр., в качестве этического фундамента для социальной реформы. Христианские утилитаристы прежде всего, Дж. Остин (17901859) пытались вывести принцип полезности из закона Божьего. У Дж. С. Милля (180673) утилитаризм выступает в форме личной этики. Милль считал, что эта теория, хорошо согласующаяся с христианской моралью, направляет наши усилия ко всеобщему благоденствию. Самым точным и отчетливым выразителем этого учения был Г. Сиджуик (1873 1958). Он полагал, что утилитаризм способен примирить различные "этические методы" (интуитивизм, или деонтологию, эгоизм и собственно утилитаризм) и тем самым философски оправдать "мораль здравого смысла ".
В последнее время утилитаризм был господствующим направлением в этике англоязычного мира и собрал под свои знамена многих видных специалистов по этике, а также начал оказывать большое влияние на выбор решений в общественной политике. Однако сама теория подверглась сильной критике. Ранние варианты ее сводились к тому, что в каждом особом случае нравственный выбор диктуется принципом пользы. В таком случае, строго говоря, мы не можем оценивать с моральных позиций такие поступки, как ложь или выполнение обещаний, пока не поймем ситуацию, в крой должно свершиться действие, и лишь после этого мы способны оценить последствия действий. У .Д. Росс возражал, что это приведет к моральным суждениям, противоречащим здравым убеждениям. Если два выбора обеспечивают одинаковое преобладание добра над злом, но один предполагает ложь, а другой правду, утилитарист не знает, какой из них предпочесть, поскольку их последствия равноценны. На это "утилитаризм принципов" говорит, что нужно следовать определенным моральным правилам, поскольку эти правила ведут к пользе. Данная форма утилитаризма получила широкую поддержку, хотя P.M. Хеэрутверждал, что различие между ними неясно, а Дж. Дж. Смарт упрекал эту форму утилитаризма в " поклонении правилам ".
В настоящее время утилитаризм является предметом философских споров. Его противники утверждают, что он не гарантирует справедливости, поскольку его принципы позволяют ущемлять права немногих ради пользы большинства. Сторонники утилитаризма говорят, что для современного человека он привлекательней любой другой деонтологической системы и лучше всего обосновывает требование поступать в соответствии с моралью. Современные специалисты по христианской этике не склонны считать утилитаризм подлинно христианской моральной теорией.
D.B. Fletcher (пер. А. К.)
Библиография: M.D. Bayles, ed., Contemporary Utilitarianism; J. Bentham, Introduction to the Principles of Morals and Legislation; W.K. Frankena, Ethics; J.S. Mill, Utilitarianism; G.E. Moore,Ethics; H. Sidgewick, The Methods of Ethics; J.J.C. Smart and B. Williams, Utilitarianism: For and Against.
См. также: Этические системы, христианские; Библейская этика; Социальная этика.
Источник: Теологический энциклопедический словарь
Жан‑Мари Гюйо хорошо показал, что к одним из ранних утилитаристов можно отнести Эпикура и Спинозу (относительно последнего см., например, «Этика», часть IV, теоремы 20 и 24), точнее говоря, он показал, что «Гельвеций и Гольбах возродили эпикуреизм в соединении с натурализмом Спинозы», после чего «на родине Гоббса число их сторонников резко возросло», а учение приняло «окончательную форму» в работах Бентама и Милля («Мораль Эпикура и ее отношение к современным учениям», 1878, Введение). Впрочем, предоставляю читателю право судить об этом самостоятельно: «Учение, провозглашающее основой морали пользу или принцип наибольшего счастья, проводит различие между хорошими и дурными поступками в зависимости от того, насколько они способствуют увеличению счастья или, напротив, появлению того, что противоположно счастью. Под “счастьем” понимается удовольствие или отсутствие боли; под “несчастьем” – боль и отсутствие удовольствия. […] Эта теория нравственности основана на таком понимании жизни, при котором удовольствие и отсутствие боли принимаются за единственно желанные цели, а желанными считаются вещи, способные доставить удовольствие или послужить средством достижения удовольствия или избавления от боли» (Джон Стюарт Милль, «Утилитаризм», глава II).
Что же, значит, нужно отказаться от всего возвышенного, всего духовного? Ни в коем случае, поскольку и возвышенное, и духовное (к числу коих Милль относит добродетель) могут служить средством достижения счастья, а частично и самим счастьем. Дело в том, что счастье (happiness) – это совсем не то же самое, что удовлетворение (content) инстинктов и аппетитов. Каждый получает те удовольствия, которых заслуживает, и они‑то и составляют основу того счастья, к которому он стремится. Для человека с возвышенными стремлениями, отмечает Милль, отнюдь не все удовлетворения равноценны. Отсюда следующая энергичная формулировка, которая лично во мне всегда вызывала глубокую симпатию к ее автору: «Лучше быть неудовлетворенным человеком, чем удовлетворенной свиньей; лучше быть неудовлетворенным Сократом, чем удовлетворенным дураком. И если дурак и свинья думают иначе, то лишь потому, что подходят к этому вопросу только с одной стороны – их собственной. Для настоящего сравнения надо изучить обе стороны» (там же).
Вместе с тем отметим, что польза может выступать оценочным критерием, но отнюдь не критерием истинности. Этим утилитаризм отличается от прагматизма и даже от софистики. Бесполезная или даже вредная истина (истина, «неприятная уму», как говорил Уильям Джеймс) не перестает быть истиной. А полезная или приятная ложь – ложью. Вот почему утилитаризм, даже морально оправданный, не может служить заменой философии: идея заслуживает осмысления не потому, что она способна осчастливить большинство людей (это уже не философия, а софистика, и не утилитаризм, а метод Куэ (метод Куэ – лечение самовнушением. – Прим. ред.)), а потому, что она представляется нам истинной. Утилитарист мог бы возразить на это, что истина, даже неприятная, в конечном счете все равно оказывается полезней удобного заблуждения, а значит, превращение в софистику утилитаризму не грозит. Допустим. Но тогда придется признать, что истинность самой этой идеи не зависит от ее пользы, иначе получается замкнутый круг (потому что если она истинна, то ее польза и заключается в ее истинности). Истина не может быть полезной, если только ее истинность не заключается в самой пользе. Она не может быть и ценностью, если только ее истинность не предполагает ценности. Вот почему утилитаризм имеет смысл только в рамках рационализма, но никак не вопреки ему.
И наконец, последнее. Утилитаризм, даже рассуждая о поступках, грешит чрезмерным оптимизмом. «Если бы люди делали только полезные вещи, – пишет Ален, – все было бы прекрасно. Но это совсем не так». Ибо люди действуют в порыве страсти гораздо чаще, чем «из интереса». Отсюда войны, которые мало кому приносят пользу. Самолюбие – куда более мощный двигатель человеческих поступков, чем эгоизм, и не в пример более опасный.
Источник: Философский словарь.
В У. - в продолжение той линии в моральной философии, к-рая идет от Аристотеля и Эпикура и в противовес кантианству — мораль выводится из того, что составляет конечную (высшую) цель. Мораль определяется Миллем как «такие правила для руководства человеку в его поступках, через соблюдение к-рых доставляется всему человечеству существование, наиболее свободное от страданий и наивозможно богатое наслаждениями». Три фактора, по Миллю, препятствуют осуществлению принципа пользы или человеческому счастью: себялюбие людей, недостаток умственного развития и дурные государственные законы. Тем самым утверждалась недопустимость смешения целей и ценностей. Главный моральный принцип конкретизируется в менее общих принципах второго уровня. И если брать моральные обязанности человека, то каждая из них соотнесена с второстепенными принципами. Эти принципы не менее значимы, чем главный принцип, и степень их обязательности такая же, как у главного принципа. Т.о., структура морали в У. Милля задается иерархией главного принципа (принципа пользы) и производных, или второстепенных принципов, к-рыми, собственно, и руководствуется человек в конкретных поступках. Таковы, напр., принцип справедливости, правила «не вреди», «противодействуй несчастью», «соблюдай интересы ближних»; сюда же можно отнести заповеди Декалога. На практике люди обходятся второстепенными принципами и нередко даже понятия не имеют о существовании главного принципа. Однако в случае конфликта между различными второстепенными принципами роль общего основания для его разрешения играет главный принцип.
В связи с этим обнаруживается важная теоретическая дилемма, суть к-рой касается оснований оценки поступков. Согласно классическому У. оценка поступка должна основываться на результатах действия, взятого автономно, как отдельно осуществленного акта. Однако в интерпретации Милля основания оценки к этому не сводятся: он рассматривал соблюдение прав других людей в качестве одного из результатов действия. Одновременно права человека выступают неким стандартом, выполнение к-рого вменяется каждому в обязанность. При том что каждое действие должно в конечном счете соотноситься с принципом пользы, и этот принцип — тоже определенный стандарт для оценки поступков, — в У. можно, таким образом, выделить уже два типа оснований оценки: результат, к к-рому привел поступок, и стандарт, или правило, к-рому поступок должен соответствовать. Это различие не было концептуально осмыслено Миллем, но оно определило развитие У. в 20 в., отразившись в двух течениях У: У действия (act-utilitarianism) и У правила (rule-utilitarianism), впервые зафиксированное Р.Брандтом. Согласно У действия, к-рый продолжает традицию классического У. каждый человек в условиях выбора должен руководствоваться стремлением получения «наивысшего счастья наибольшего числа людей», вовлеченных в ситуацию поступка (П.Сингер). Как указывают критики У. действия, такое основание выбора может противоречить взятым ранее обязательствам или принятым долгосрочным жизненным планам. Согласно У правила, при выборе поступка следует определить, какой набор конкретных правил, будучи принятым в обществе, обеспечит максимизацию пользы, а затем руководствоваться этими правилами (Брандт). Второе направление является доминирующей формой современного У Лит.: Вентам И. Введение в основание нравственности и законодательства. М.: Росспэн, 1998; Йодль Ф. История этики в Новой философии. Т. 2. М.: Изд. К.Т.Солдатенкова, 1898. С. 361—380, 393-401; Мить Дж.С. Утилитарианизм. О свободе. СПб.: Изд. И.П.Перевозникова (3-е изд.), 1900. С. 87-192; Brandt Я В. Toward a Credible Form of Utilitarianism // Morality and the Language of Conduct / Ed. H.N.Castaneda and G.Nakhnikian. Detroit: Wayne State UP, 1965; Brandt R. Ethical Theory. Englcwood Cliffs, NJ: Prentice Hall, 1959; Lions D. The Forms and Limits of Utilitarianism. Oxford: Clarendon Press, 1965; Sen A., Williams В., eds. Utilitarianism and Beyond. Cambridge: Cambridge U.P, 1982. Р.Г.Апресян
Источник: Этика. Энциклопедический словарь. М. Гардарики 2001
В двух предыдущих абзацах кратко описан проект Бентама по реформированию этики и законодательства. В нем обнаруживается немало слабых мест. Так, неправомерно настаивать одновременно на оптимизации не одной, а трех величин. Обычно такого рода требования невыполнимы. Неправомерно также утверждать, что величина наслаждения пропорциональна его длительности, ибо связь между удовольствием и его продолжительностью может быть весьма причудливой. Проект Бентама заслуживает высокой оценки, даже несмотря на его недостатки. Как уже отмечалось, он решающим образом способствовал взаимообогащению этики и базовых наук. Что же касается вышеупомянутых недостатков, то они во многом объясняются состоянием общественных наук в середине XIX в. У Бентама не было возможности опереться в своих исследованиях на данные базовых общественных наук. Он решающим образом способствовал выработке понятия экономической функции полезности, но сам ею не владел в должной степени. Непосредственным продолжателем дела Бентама стал Дж. Ст. Милль, самый известный британский философ XIX в. В своем обширном эссе «Утилитарионизм» Милль защищал принципы полезности и счастья от критических замечаний. Мы не станем повторять аргументы Милля, ибо они в основном не выходят за пределы системы Бентама, но две его новации заслуживают особого упоминания.
В отличие от своего предшественника Милль стремился противопоставить чисто количественному У. качественный. Он полагал, что лишь опытный и образованный человек способен оценить количества качеств. «Лучше быть недовольным человеком, чем довольною свиньей, недовольным Сократом, чем довольным дураком» [3. С. 104]. Еще одно отличие позиции Милля от воззрений Бентама состояло в том, что первый придерживался У. правил, а второй — У. действий. Бентам не предлагал каких-либо правил наряду с принципом полезности. Милль же полагал, что всякое моральное действие определяется некоторым правилом. Если некто соблюдает обещание, значит, он руководствуется соответствующим правилом. Эффективность же правила определяется по его последствиям и на основе принципа полезности. Посредством правил в У. вводится тип концепта, схожий с концептом ценности. За счет феномена правил возрастает рационалистический смысл У. На основе правил можно судить о возможных поступках людей. По степени его рационалистической насыщенности У. правил напоминает кантовскую этику категорического императива. Благодаря Бентаму и Миллю У. стал популярным моральным учением. Наиболее же детальную разработку он нашел у Г. Сиджуика [4]. Итак, кредо классического У. можно представить в следующих положениях.
В нравственной жизни руководствуйтесь своими наблюдениями, а не отвлеченными принципами.
Помните, что человек в качестве существа, наделенного психикой, не может поступить иначе, как руководствоваться своими мотивами и желаниями. А это означает, что его главной целью является достижение счастья, максимума наслаждений и удовольствий при минимуме страданий и боли.
Высший принцип нравственной жизни, причем принцип эмпирический, а не надуманный, — это максимизация счастья и минимизация страдания всех лиц и социальных групп, испытывающих на себе последствия тех или иных поступков людей.
Ориентируйте свою жизнь на наслаждения высокого качества (духовные наслаждения благотворнее физиологических).
Воспитывайте в себе добродетели — это путь к счастливой жизни.
Обнаруживайте эмпирическим путем правила поведения, и если они ведут к счастью, то следуйте им.
Совершенствуйте себя, ибо полновесная в нравственном отношении жизнь предполагает многообразие мотивов и желаний.
Старайтесь предвидеть последствия возможных поступков, как своих собственных, так и других людей. Лишь то действие достойно исполнения, которое в данной ситуации предпочтительнее в горизонтах максимизации счастья и минимизации страданий.
Помните, что моральные вопросы, будучи для человека наиважнейшими, нуждаются в глубоком научном осмыслении. Способствуйте их научному пониманию. Критики классического У. (Дж. Мур, Р. Хэар, Дж. Роулз, Р. Шпэманн и др.) находили и находят в нем все новые слабые места. Для него характерны психологизмы, натуралистические ошибки (сведение полезности к чувственным удовольствиям), недостаточная концептуальность. Существенно, однако, что, как правило, каждый критик классического У. испытывает на себе его влияние, в частности использует концепт «полезность». Поэтому и прескриптивист Хэар, и дискурсивный этик Роулз являются неоутилитаристами. Без У. современная этика несостоятельна.
Источник: Философия науки. Краткий энциклопедический словарь. 2008 г.
В «У» подытоживаются и в полемике с оппонентами аргументируются и уточняются основные положения этической доктрины утилитаризма как теории морали и системы морали (см. «Введение в принципы нравственности и законодательства») и дается расширенное обоснование главного этического принципа утилитаризма — принципа пользы. Милль придает важное значение общему принципу в нравственности, поскольку в ней, как в любых практических делах и в отличие от точных наук, господствует дедуктивный метод и частные положения выводятся из общих: оценка «хорошо» — «дурно» вытекает из знания добра и зла, а не наоборот. Этому тезису соответствуют и выводы, касающиеся моральной эпистемологии: чувствам (наряду с правилами) принадлежит исключительная роль в морали, а базовые моральные суждения, в частности, касающиеся конечных целей и оснований оценок, не подлежат непосредственному доказательству, но демонстрируются, в т.ч. посредством соображений, к-рые могут оказывать влияние на умы людей. Продолжая эмпирическую традицию англ. моральной философии (наиболее ярко представленную Д.Юмом) и полемизируя с интуитивизмом (гл.о. в лице Т.Карлейля, а также И.Канта и его англ. последователя К.Уэвелла), Милль рассматривает моральные чувства и правила как результат многовекового морального опыта человечества. (Правда, остается непроясненным, кто является субъектом этого опыта — отдельная личность или сообщество.)
В задачу моральной философии входит прояснение и совершенствование моральных правил и убеждений (гл. I). Отстаивая принцип пользы в качестве главного, Милль настойчиво отличает пользу от выгоды как реализации личного интереса и от чувственных удовольствий. Как в утилитаризме в целом, в «У.» польза трактуется широко: это - удовольствие в отсутствии страдания, удовольствие, человечески возвышенное, т.е. и приятное, и прекрасное. Удовольствия различны качественно и количественно по своему характеру; более ценными являются те, к-рым отдает предпочтение большинство испытавших их людей; люди же, если есть возможность, обычно отдают предпочтение удовлетворению высших потребностей, стремясь к удовлетворению чувства собственного достоинства. Польза — это счастье, но не личное, а «величайшая сумма общего счастья всех» (см. «Наибольшее счастье наибольшего числа людей»).
В этом заключается конечная цель человека. Исходя из этого, Милль определяет мораль как «такие правила для руководства человеку в его поступках, через соблюдение которых доставляется всему человечеству существование наиболее свободное от страданий и наивозможно богатое наслаждениями» (гл. II). Так что это учение корректнее было бы называть эвдемонизмом, как это и делает Ф.Йодль; Г.Сиджвик, а вслед за ним и Дж.Мур рассматривают утилитаризм как разновидность гедонизма. Утилитаризм, по Миллю, развивает традиции эпикуреизма, стоицизма и в особенности христианства, выразившего дух утилитаризма через золотое правило, заповедь любви и идеал всечеловеческого единения. Однако утилитаризм допускает и трактовку в духе эгоизма: индивид может считать, что он содействует всеобщему счастью, направляя свои усилия на достижение своего собственного блага. Как и всякий нравственный принцип, принцип пользы имеет внешние (надежда, страх, привязанность к ближним, любовь к Богу) и внутренние (совесть и чувство общительности) санкции (гл. III). Милль разделяет мнение, что принцип пользы в полной степени на практике нереализуем. Счастье одних обретается за счет несчастья других; и в порядке парадокса Милль констатирует, что при обычных неразвитых условиях человеческого существования вся полнота счастья достижима благодаря способности человека жить без счастья, т.е. быть независимым от внешних обстоятельств. Тем не менее самопожертвование оправдано лишь как средство для счастья других; как цель сама по себе оно не имеет смысла. Анализируя человеческие действия, Милль настаивает на необходимости различения основополагающего принципа морали и частных моральных правил, а также намерений и мотивов. При оценке поступка, к-рая должна быть принципиально беспристрастной, следует исходить из того, какими намерениями руководствовался человек и каких результатов достиг. Мотивы же действий характеризуют скорее самого человека, но не поступки, им совершенные; тем более что большая часть хороших поступков совершается из стремления людей не к всеобщей, а к индивидуальной пользе. Строго говоря, человек должен руководствоваться именно собственными интересами и следить за тем, чтобы его действия не нарушали чьих-либо прав. Структура морали, по Миллю, задается иерархией главного принципа (принципа пользы) и производных, или второстепенных, принципов, к-рыми и руководствуется человек в конкретных поступках. Таковы, напр., принцип справедливости, правила «Не вреди», «Противодействуй несчастью», «Соблюдай интересы ближних»; сюда же, по-видимому, Милль относит заповеди Декалога.
В связи с анализом намерений и поступков Милль дает характеристики добродетели (гл. IV) и справедливости (гл. V). Утилитаристский вывод заключается в том, что хотя добродетель и может желаться ради нес самой, ей принадлежит первое место среди предметов, к-рые называются благом, и она может восприниматься индивидом как благо само по себе, - она не является целью самой по себе, а лишь средством для достижения таковой, а именно счастья (ср. «Басня о пчелах»). Добродетель ценна не сама по себе, а как средство для получения счастья или как часть счастья. Другой вывод касается соотношения милосердия и справедливости. Поскольку действительное достижение полного счастья невозможно при нынешних общественных условиях, постольку наиболее существенными в морали (и праве) являются правила, запрещающие людям наносить вред друг другу и творить насилие; обязательная сила этих правил абсолютна; люди вправе ожидать от других и от общества справедливости. Требование же милосердия рекомендательно; у людей нет права на милосердие (благотворительность) других, они могут лишь надеяться на него. Эти спецификации столь важны для Милля, что в некоторых местах своего трактата он склонен говорить о различии нравственности и справедливости; впрочем, не более того. Главной задачей последней, наиболее крупной, главы было показать, что принцип справедливости подчинен пользе как главному принципу нравственности. «У.» был замыслен и исполнен как полемическое сочинение, однако оно не отличается аналитической глубиной: аргументы Милля легко оспариваются (см. «Методы этики», «Принципы этики»). Тем не менее идейный состав этого произведения, в особенности если принять во внимание его родство с философско-политическим трактатом «О свободе» и социальнопрактическую ориентированность моральной философии Милля в целом, представляет несомненный теоретический и нормативно-этический интерес. Хотя непосредственных последователей у Милля было не так много, ему принадлежит безусловная заслуга концептуализации утилитаризма как особого метода морально-философского рассуждения; в современной лит-ре «У.» рассматривается как важнейший источник по этому типу этической теории.
Источник: Этика. Энциклопедический словарь. М. Гардарики 2001
Источник: Философская Энциклопедия. В 5-х т.
вызревает из древних форм общения, из коммуникаций, имеющих прежде всего престижное значение. Он появляется как способность изменить условия для получения благ, как постепенное появление представления о благах, ради получения которых можно изменить определенные характеристики окружающего мира. У.
Возможно возник из жертвы идолу, веры в его способность ответить на жертву из постоянной деятельности, обеспечивающей коммуникацию с внешней силой. Попытка таким образом поддерживать космический порядок могла в определенных стрессовых ситуациях превратиться в попытку посредством жертвы изменить этот порядок для достижения сложившейся цели. Крот У. роет хорошо, но медленно и низко. В конечном итоге У.
приводит к разложению синкретизма. Если древнее синкретическое мышление оперирует нерасчлененными представлениями, то У. расчленяет это единство, неизбежно идет по пути развития рефлексии. что может быть связано с расширением сферы интересов, творческих возможностей личности. У. заполняет вакуум между оппозициями древнего сознания и срединной культурой, разлагает инверсионный тип социальных изменений.
Возникновение У. было революцией в человеческой деятельности, которая происходила, однако, на каких-то глубоко скрытых этажах повседневного труда и общения. У. свидетельствовал, что человек начал бороться с тиранией прошлого опыта, что в самой культуре, в ее самых скрытых низах стала усиленно пробиваться критическая сила, стремящаяся вывести человека из слепого подчинения ритуалу, из-под диктата исторически сложившейся культуры. Ценности У. медленно пробивались вверх, чему способствовали различные стрессовые ситуации общества, необходимость избежать гибели.
У. развивается от умеренного к развитому. Первый характеризуется стремлением увеличить получение благ путем их уравнительного перераспределения, путем кражи, захвата, нищенства, социального иждивенчества, нажима на правительство, общественность и т. д.
Умеренный У. связан с собирательством и уравнительностью. В условиях производящего хозяйства, его элементов на основе умеренного У. может сложиться крайне болезненное несоответствие между потребностями в получении благ и потребностью людей их производить (Псевдоэкономика).
Развитый У. характеризуется осознанием связи роста благ и личных усилий по их добыванию, производству. Развитый У. с его ориентацией на прогресс производства требует развития личности с высокой оценкой своего Я. Он в конечном итоге подготовляет почву для либерализма с его растущей оценкой духовных ценностей, идеалов свободы, саморазвития, законности, диалога и т.д. и является его предшественником, хотя и отдаленным.
Развитый У. разрушает коллективистские формы У., характеризуемые идеей "общего блага", т. е. общего труда, основанного на коллективном, общинном, "соборном" принципе. Ему противостоит личностный У., ориентированный на получение благ на основе личной инициативы, личного творчества.
У. может принимать различные формы, связанные с различием средств, которые им используются. Например, машинный У. связан со стремлением создавать и использовать машинные системы. У., следовательно, выступает как возрастающая по своей значимости пружина социальных изменений, сила, вынуждающая формировать новые средства, что в конечном итоге переходит в необходимость пересматривать цели человеческого существования. Это, однако, требует преодоления ограниченности У., развития либерализма.
У. в своих постоянных поисках новых блат и новых средств пытается следовать сложившемуся опыту, т.е. инверсионной логике. Например, периодические попытки быстрой, моментальной модернизации, ускорения, догнать США по производству и т. д. являются попытками инверсионного перехода к взрывообразному удовлетворению утилитарных потребностей посредством столь же взрывообразного роста массовой ценности определенных видов труда. У. по самой своей сути постоянно выходит за рамки инверсии, переходя к медиации. Культура У. несет в себе нечто общее разным типам культуры, разным нравственным идеалам.
Развитие У. расширяет этот диапазон. У. сходен с вечевым идеалом в некритическом отношении к целям, но отличен от него в своем росте критического отношения к средствам. Постоянный поиск все более совершенных средств сближает У. с либеральным идеалом. Однако между ними существенно различное отношение к целям.
Либерализм, опираясь на науку, на достижения высшей культуры, распространил свое критическое отношение также и на цели. Тем самым развитый У. занял промежуточное положение, стал своеобразным мостом между вечевым идеалом и либерализмом.
Нравственная оценка У. как в массовом сознании, так и в либеральном идеале, носила и носит в основном негативный характер. Духовная элита не нашла формы ее ассимиляции, что хорошо видно при изучении русской литературы XIX века (Н. Гоголь, М. Салтыков-Щедрин и т. д.). Нельзя, однако, забывать, что У.
развивался в России не на своей собственной основе, но на основе синкретизма, т. е. его недостатки были связаны со всей социокультурной ситуацией. Общество, двигаясь по пути У. парадоксальным образом тяготилось им. Его рост не сопровождался нравственной санкцией в массовом сознании. Он выступал как дьявольская сила, разрушающая жизнь, как фактор, стимулирующий дискомфортное состояние. В этом отношении Россия противоположна Западу, где рост У. на определенном этапе находил обоснование в философских и этических системах, а также в протестантской этике. Тяга к У. и одновременно страх перед ним порождали раздвоенность сознания, усиливали нравственное напряжение, сознание греховности собственной жизни, страх отпадения. Этот конфликт в условиях раскола общества приобрел застойную форму.
Негативное отношение к У. объясняется тем, что его сходство с другими идеалами носит скрытый характер, тогда как его отличия от них бросаются в глаза. Он порождает дискомфортное состояние у носителей вечевого идеала, так как он подрывает уравнительность, создает имущественное неравенство. Он неприятен либерализму, так как У. исторически тяготеет к материальным ценностям, чужд пониманию высших ценностей духа, с трудом соглашается на государственность, замыкаясь в своих локальных ограниченных мирах, в чем он следует вечевому локализму. Травля У. в печати и литературе, особенно в некоторые периоды, - обычное дело. Он в глазах миллионов выступает в роли воплощения мирового зла, которое несет к нам Запад, те или иные этнические группы; под его влиянием множество людей отпадает от идеала социализма, от языческого тотема, от деревней Правды и приобщается к кривде с ее корыстью, стремлением к наживе, вещизму и т. д. Реально негативная сторона этого перехода заключается в том, что У. не освящен санкцией высшей культуры, пониманием его нравственной правоты, что не только тормозит прогресс У., но и придает ему характер греховности (например, Торговля). Каждый его шаг как бы говорит, что все кругом жулики, и именно это истолкование, а не сам У.
стимулирует коррупцию.
В результате отсутствия этой проработки до уровня повседневности У.
остался не облагороженным опытом человеческих отношений, а как бы противостоял этим отношениям, достигая подчас вершин бесчеловечности.
Прямолинейное механическое применение абстрактных схем вполне может привести к идее необходимости истребления "бесполезных людей". Например, по мнению хрупкой блондинки, как, впрочем, и других, к детямнаркоманам следует подойти с критерием; "А проку от них чуть, если в пятнадцать лет наркоманы, зато вреда много". Поэтому их родителей" само собой стерилизовать их и стрелять", а детей "несколько лет подержать взаперти, а если не исправились, то стрелять" (Притула Д. Не опоздать! // Нова. 1988. № 3. С.
154). У. позволяет обменивать высшие духовные ценности на материальные блага, например, "Комсомольцы заключили договор со стариками. Старики разрешили снять колокол с церкви, комсомольцы обязались взамен дать старикам трактор" (Платонов А. Из записных книжек).
Развитый У., несмотря на свой творческий характер, подвергается гораздо большему остракизму, чем умеренный, хотя последний тяготеет к иждивенчеству. У. существует как стремление приспособиться к реальной ситуации, будь это древняя община или общество, где господствует монополия на дефицит. Во всех случаях он может непосредственно служить средством укрепления соответствующего типа отношений и одновременно скрыто подкапывается под него. У. крайне противоречив. Сегодня он может стать орудием в принципе любых, самых архаичных сил.
У. обладает серьезными слабостями. Ситуация для него сводится к ограниченному количеству характеристик, которые непосредственно дают эффект. У. не знает, что эмпирическая ситуация является ограниченным и преходящим звеном сложного изменчивого мира и то, что с точки зрения ограниченных представлений кажется пользой, может с точки зрения исторического процесса оказаться катастрофой. У., как и синкретизм, не знает современного мира и поэтому их ценности рискуют направить общество на собственное саморазрушение. Тем самым У. отличен от развитого рационализма, так как последний требует постоянной критической переоценки своих оснований. У. в сущности ориентируется на случайные обстоятельства и не контролирует возможность их изменений и, следовательно, стоит перед угрозой просчета. У. постепенно преодолевает свою ограниченность, но его выход к вершинам культуры означал бы, что он уже перерос в либерализм.
Позитивное в У. - его догматическая непредвзятость. Следуя своей конъюнктурной логике, У. может соскользнуть с манихейства и стать на позиции либерализма, согласиться на диалог. Однако если ситуация изменится, он может быстро, инверсионным образом вернуться обратно. Это утилитарное скольжение между разными ценностями имеет исключительно важное значение для гибридных идеалов, для понимания природы псевдосинкретизма, для попыток других народов установить диалог с носителями У.
Важнейшее значение У. в истории страны заключается в том, что в условиях раскола, т. е. застойной неспособности преодолеть социокультурное противоречие, У. постепенно начинает служить основой гибридного идеала, открывающего определенные возможности для обеспечения интеграции общества на разных этапах. У. Открыл путь синтезу различных, возможно противоположных идеалов своим циничным отношением к любой логике, кроме логики последовательной, ежеминутной целесообразности, превращая все идеалы в средство для сложившихся целей, и тем самым, кажется, давал единственный шанс на жизнь этому безумному обществу. Он открывает возможность правящей элите при инверсионном переходе от одного этапа к последующему манипулировать, решая медиационную задачу, всем богатством накопленных нравственных идеалов, постоянно формируя идеологию.
Стремление У. найти свое место в жизни служит поводом для смеха, принимающего подчас формы острейшей сатиры, смеха, перерастающего в самый серьезный призыв к уничтожению У. Между тем У. является серьезным процессом, так как он следует некоторому принципу, например благу, пользе, богатству и т. д. Но вместе с тем в этом процессе больше смеха, чем на любом карнавале. Народный карнавал обращается к древним ценностям, к тому, что уже было. Карнавал - всегда повторение. В противоположность карнавалу в У., в его сдержанной усмешке таится отрицание всего мироздания. У. смеется над миром, чтобы превратить его в средство для своих целей.
Сегодня, на седьмом этапе второго глобального периода, когда встал вопрос о экономической реформе, только У. может занять место основы, хотя и в иллюзорных формах, экономического развития. В принципе У. сегодня слаб, и его стремление к рынку носит ограниченный характер. Реформаторы склоняются к опоре на коллективистский У. и в меньшей степени - к личностному У.
даже ведут борьбу с последним (например, Закон о борьбе с нетрудовыми доходами). Коллективистский У. возник как приспособление общинного духа русской культуры к росту У. Успех экономической реформы, если абстрагироваться от социальных и культурных проблем, зависит от уровня развитого У., от его способности постепенно вдохнуть жизнь, звено за эвеном, в хозяйственную систему, перестроить ей на основе рыночных отношений. Этот процесс без сомнения может быть использован государственными организациями, владеющими дефицитом, т. е. помещениями, сырьем, деньгами и т. д., для того, чтобы поставить себя по отношению к утилитарным кооператорам в положение феодальных властителей. Однако этот процесс может быть прерван ростом дискомфортного состояния, возмущением людей ростом У., который толкает массы вновь к манихейскому истолкованию мира как борьбы бедных и богатых. Удар косой инверсии, взрыв антимедиации может вновь отшвырнуть общество к примитивным формам господства натуральных отношений. Отсюда - задача реформаторов: достигнуть развития творческого У., совершенствуя методы предотвращения возможного в связи с этим массового дискомфортного состояния.
Нарастающая дезорганизация стимулирует развитие У. Общество заинтересовано в том, чтобы он принимал цивилизованный формы.
Источник: Социокультурный словарь по книге Критика исторического опыта