(1803–1873) – русский поэт и мыслитель. В социально-политических статьях «Россия и революция», «Папство и римский вопрос», в трактате «Россия и Запад», оставшемся незавершенным, Т. разделял славянофильские идеи об определяющей роли православия в русской культуре и был сторонником «образования великой православной империи» в результате «соединения двух церквей – восточной и западной». О философском миросозерцании поэта писали Вл. Соловьев, Н. Бердяев , А. Блок, А. Белый, Дм. Мережковский . Противоречивость публицистических и поэтических текстов поэта явилась основанием для совершенно противоположных оценок его творчества, в котором усматривалось и «присутствие новой исторической эпохи» (Н. Бердяев), и «нигилизм и бездонный ужас бытия» (Дм. Мережковский), и «воплощение хаоса в формах античной Греции» (А. Белый).
Великолепно зная современную ему немецкую и французскую философию (Т. был близко знаком с Шеллингом , встречался с Гейне, слушал в Париже лекции Гизо), Т. почувствовал несоответствие академической теории, имеющей дело с абстрактно-всеобщим, внутреннему миру человека. Для поэта философские категории бытия и небытия, пространства и времени, хаоса и космоса, конечного и бесконечного входили в его каждодневное жизненное самоощущение и переживались как бытовая реальность. Поэтому «острейший ум эпохи» (И. Аксаков) бьется в пространстве оппозиций жизни и смерти, памяти и забвения, сознательного и стихийного, любви и ненависти, являющихся «невысказуемой» жизнью души. «Счастлив наш век, – писал Т., – кому победа /Далась не кровью, а умом – / Счастлив, кто точку Архимеда /Умел сыскать в себе самом».
Т. выделяет два самостоятельных мира, сферы жизни: мир природы, живущий своей жизнью, и мир сознательного индивидуального «Я»; миры эти схожи своей внутренней динамичностью, рвущейся наружу за рамки положенного. Стремление к гармонии и единству бытия в творчестве Т. требовало преодоления дуализма, разрыва этих сфер. Поэтическая интуиция Т. объединяет пространство-время природы ритмом творчества собственного «Я», которое, будучи сверхвременно и сверхприродно, побеждает природу в традициях романтизма. В итоге вся природа становится процессом самосозерцания интеллекта поэта, любующимся собственным «Я», растворенным в стихии природы. Так возникает эстетический пантеизм его пейзажной лирики. «Не то, что мните вы, природа, / Не слепок, не бездушный лик – / В ней есть душа, в ней есть свобода, / В ней есть любовь, в ней есть язык…»
Но Т.-мыслитель критичен по отношению к образу природы, рожденному Т.-поэтом. Отношения его с миром более сложны, не столь гармоничны. Единство духовного и природного, чувственного и сверхчувственного, слышимого и неслышимого, конечного и бесконечного – лишь поэтический образ, выражающий одну из граней человеческого мироощущения, символизирующий одно из состояний его сознания. Возвращаясь к действительности, человек сталкивается с неподатливостью, непостижимостью природы и с непостижимостью духовного мира самого человека; эстетический пантеизм вступает в противоречие с задачей отстоять свою единичность. Не потому ли у поэта «душа не то поет, что море и ропщет мыслящий тростник». Даже сама мысль как объект рефлексии обладает для нас непостижимой глубиной: «Как сердцу высказать себя?/ Другому как понять тебя?/ Поймет ли он, чем ты живешь?/ Мысль изреченная есть ложь; Взрывая, возмутишь ключи, – / Питайся ими – и молчи».
Победа научной мысли над пространством и временем вызывает у поэта «некоторое чувство гордости»: его восхищает железная дорога, благодаря которой переносишься из одного города в другой, «почти не расставаясь с первым». Но наши успехи несоизмеримы с могуществом и непостижимостью природы, которая поглощает и уничтожает вас, с телом и душой. Так появляется идея «двойного бытия» природы и человека. Т. не чужд кантианский дуализм, но он осознает этот дуализм сквозь призму не познающего, но чувствующего, переживающего разума, который «твердит понятным сердцу языком о непонятной муке».
Природа, возвышаясь над человеком, двулика и непостижима, но человеческое сознание, пытающееся разобраться в себе самом, еще более непостижимо. С точки зрения Т., человек есть бытие в форме становления, осуществления себя. Но что стоит за этим стремлением? Поэт часто говорит о том хаосе, который «шевелится» в глубине его души («О чём ты веешь, ветр ночной»). Повторение этого мотива в его лирике подталкивает к мысли, согласно которой хаос желаний, стремлений души, который осознается как внутреннее беспокойство, влечение, волнение. то есть как чистая потенциальность, и есть первичное существо непосредственного самобытия человека. Суть этого «древнего родимого хаоса» как глубинной основы человеческого существа становится основным предметом творчества Достоевского . Сокрушительная динамическая сила «внутреннего хаоса» станет одной из центральных тем различных течений в философской антропологии XX в.
Т. не нашел ответа на вопрос, что же представляет собой внутренний мир «мыслящего тростника» – человека. Творчество поэта – сокровенный опыт личности, чей внутренний мир подвешен между «златотканым покровом» культуры и «безымянной бездной, беспамятством хаоса» собственной души. Его мысль постоянно бьется «на пороге как бы двойного бытия» («О вещая душа моя»). В отличие от современной поэту европейской философии, отстаивающей идею рациональной сущности человека, Т. своим творчеством и жизнью свидетельствует, что человек – существо не прикрепленное ни к одному из полюсов бытия, он всегда «между».
ТЮТЧЕВ Федор Иванович
ТЮТЧЕВ Федор Иванович
Источник: Краткий философский словарь.
ТЮТЧЕВ Федор Иванович
23.11(5.12).1803, с. Овстуг Орловской губ., ныне Брянской обл.- 15(27).07.1873, Царское Село, ныне г. Пушкин) - поэт, один из виднейших представителей философской лирики, по своим социально-политическим взглядам близок к славянофильству. Родовитый дворянин, окончил отд. словесности Московского ун-та (1821). Затем стал дипломатом, служил в рус. миссии в Мюнхене и Турине. Как "русский выходец из Европы" (И. С. Аксаков), Т. был связан с ней и духом и родством (обе его жены происходили из нем. аристократических фамилий). Он был близко знаком с нем. философами Шеллингом и Баадером, встречался с Гейне, интересовался творчеством Беме, Гете, Гельдерлина, специально ездил в Париж, где посещал лекции Гизо, Кузена, Виллемена. На фр. языке написаны и опубликованы политические статьи Т.: "Письмо г-ну Густаву Кольбу, редактору "Альгемайне цайтунг" (1844); "Россия и революция" (1849); "Папство и римский вопрос" (1850), вышедшие на родине поэта лишь в 1873 и 1886 гг. Восприимчивость к новейшим достижениям европейского интеллекта сочеталась у Т. с исключительной чуткостью к судьбе России. После отставки от дипломатической службы и возвращения Т. из Европы (1844) его славянофильские симпатии усилились. Не исключено, что идейные изменения произошли у Т. вначале под влиянием Шеллинга, ожидавшего от России и рус. мысли великого будущего, хотя Т. и не был согласен с его идеей примирения философии с христианством, считая, что подлинное откровение уже дано в Священном писании. Обращая свои взоры к России, Т. прежде всего стремился показать, что Россия не противостоит христианскому Западу, а является его "законной сестрой", правда живущей "своей собственной органической, самобытной жизнью". В своих политических статьях Т. раскрывал и объяснял феномен русофобии, анализировал причину антирус. настроений, получивших распространение в Западной Европе. Она виделась ему в стремлении вытеснить Россию из Европы если не силой оружия, то силой презрения. У Т. вызревал замысел трактата "Россия и Запад", оставшегося незавершенным (материалы к нему см. в кн.: Литературное наследство. М., 1988. Т. 96, кн. 1). Направление этого сочинения - историософское, а метод изложения - сравнительно-исторический, делающий акцент на сопоставлении исторического опыта России, Германии, Франции, Италии и Австрии. Зап. страхи по поводу России, показывает Т., проистекают и от незнания, поскольку ученые и философы Запада "в своих исторических воззрениях упустили целую половину европейского мира". Влияние славянофилов на Т. было несомненным. Будучи с 1858 г. председателем комитета иностранной цензуры, он всячески поддерживал газ. "День" и "Москва", издававшиеся И. С. Аксаковым, женатым на его старшей дочери. Подобно славянофилам, Т. признавал определяющую роль религии в духовном складе каждого народа и православия как главной отличительной черты самобытности рус. культуры. Он разделял панславистские взгляды и записал в альбом чешскому просветителю В. Ганке стихотворение, начинавшееся словами: "Вековать ли нам в разлуке? Не пора ль очнуться нам..." (1841). Неоднократно в публицистике и стихах Т. излагал утопию "возвращения Константинополя", "образования великой православной империи" и "соединения двух церквей - восточной и западной". Последняя идея активно разрабатывалась впоследствии В. С. Соловьевым в его учении о "вселенской теократии". Вместе с тем в трактате "Россия и Запад" Т. выступил против "литературных панславистов", и особенно против революционного панславизма М. А. Бакунина, "Вопрос племенной - лишь второстепенный или, скорей, это не принцип". Т. в этом случае ведет речь о духовном выпрямлении, возрождении славянского мира, сохранении культурных традиций не только славянства, но и Венгрии и всей Восточной Европы. Геополитические аспекты панславизма для позднего Т. отступают на второй план и выдвигаются надежды на "примирительное начало", к-рому, по Т., суждено одержать победу "над всею племенною рознью". Они воплощены в духовных традициях православия, к-рые могли бы стать противоядием от неверия и нигилизма, все шире распространяющихся в об-ве: "Не плоть, а дух растлился в наши дни, и человек отчаянно тоскует..." ("Наш век", 1851). Своеобразным символом поэзии Т. являются его широко известные строки: "Умом Россию не понять, / Аршином общим не измерить: / У ней особенная стать - /В Россию можно только верить". Эти строки не были выражением некоего слепого патриотизма. Т. порой резко критически отзывался о порядках в России, осуждал и высших носителей власти. На смерть Николая I он отозвался словами: "Не Богу ты служил и не России..." и далее: "Все было ложь в тебе, все призраки пустые..." Россия для всего творчества Т. есть нечто первичное, изначальное, чего нельзя "измерить и понять", а можно выразить, схватить лишь интуитивно. Именно так религиозно-нравственное восприятие России отражено в его стихотворениях "Олегов щит", "Эти бедные селенья...", "Ты долго ль будешь за туманом", "Проезжая через Ковно" и др. Философская лирика Т. оказала влияние на поэзию Вл. Соловьева и рус. символизма, публицистику Булгакова. Тютчевский образ "неистощимого водомета" мысли использовал С. Я. Трубецкой в своем определении предмета философии. Его неприятие революционаризма и нигилизма, партийной ожесточенности, возведенной в принцип человеческих отношений, было созвучно идеям Достоевского и авторов сб. "Вехи". Как мыслитель Т. был своеобразным посредником между Россией и Европой, и не случайно, что его взгляды стали известны в Германии и Франции раньше, чем на родине. Как поэт он получил известность благодаря Пушкину, поместившему в "Современнике" (1836) подборку его стихов. Однако по-настоящему он был признан лишь в кон. XIX - нач. XX в., когда его стали считать одним из выдающихся выразителей русской идеи.
Источник: Русская философия: словарь